"Энн Райс. Лэшер ("Мэйфейрские ведьмы" #4) " - читать интересную книгу автора

врасплох, опустилась на колени, чтобы коснуться камней. На какое-то
мгновение ей померещился призрак Анты - восемнадцатилетняя девушка с
огромными безжизненными глазами. На ее шее висел перепачканный кровью
изумрудный кулон, спутанные волосы переплелись с цепочкой.
Но, как и прежде, видение возникло у Моны лишь перед внутренним взором.
И не удивительно, что она едва не приняла его за появление настоящего
призрака. Когда всю жизнь только и делаешь, что слушаешь странные рассказы,
а потом они не менее удивительным образом воплощаются в снах, можно
навоображать себе все что угодно. Помнится, тетушка Гиффорд, роняя слезу за
кухонным столом в доме на Амелия-стрит, умоляла мать Моны:
- Этот дом - средоточие зла! Слышишь, что я тебе говорю?!! Сущее зло!
Не позволяй Моне переступать его порог.
- Не говори чепухи, Гиффорд. Она всего лишь отнесет цветы на свадьбу
Роуан Мэйфейр. Для нее это большая честь.
Еще бы! Это было самое пышное венчание за всю историю семьи. Надо
сказать, что Моне оно пришлось весьма по вкусу. Жаль, что тетушка Гиффорд не
спускала с нее глаз и лишила возможности досконально осмотреть весь дом на
Первой улице еще в тот незапамятный полдень, когда все гости праздновали
бракосочетание. Увлеченные шампанским и пустопорожними разговорами - в том
числе перемыванием костей мистеру Лайтнеру за то, что он до сих пор не
изволил представить на всеобщий суд составленную им историю семьи, -
присутствующие вряд ли бы обратили внимание на Мону, шныряющую по тайным
закоулкам семейного особняка. Но своим появлением на свадьбе Мона была
целиком обязана бабушке Эвелин. Помнится, она поднялась со своего кресла и,
перебив тетушку Гиффорд, сухим шепотом заявила:
- Пусть ребенок пройдет по нефу.
Ей уже шел девяносто первый год. Главное преимущество, которое давало
Эвелин практически постоянное молчание, заключалось в том, что, стоило ей
заговорить, как все смолкали и начинали ее слушать. Конечно, это не
относилось к тем случаям, когда она бормотала нечто несвязное себе под нос.
Временами Мона почти ненавидела тетю Гиффорд за ее вечные страхи,
опасения и выражение непреходящего ужаса на лице. Однако по-настоящему
ненавидеть тетю Гиффорд было невозможно, потому что она чрезвычайно
по-доброму относилась ко всем, кто ее окружал. В особенности к своей сестре
Алисии, матери Моны, которую после троекратного безуспешного лечения от
алкоголизма все списали в разряд безнадежных. Каждый вторник Гиффорд
приходила на Амелия-стрит, чтобы немного прибрать в доме, подмести пол и
посидеть с бабушкой Эвелин. Она также приносила одежду для Моны, которая
терпеть не могла ходить по магазинам.
- Знаешь, хорошо бы тебе начать одеваться по моде современных
подростков, - как бы между прочим заметила тетя Гиффорд несколько недель
назад.
- Спасибо, но меня вполне устраивают мои детские наряды, - ответила
Мона. - Они служат чем-то вроде маскировки. К тому же если тебя интересует
мое мнение, то большинство современных юношей и девушек выглядят слишком
дешево. Ничего не имею против того, чтобы одеваться в соответствии со своим
возрастом, но мне кажется, что я еще не доросла до этого уровня.
- Возможно, я бы с тобой согласилась, если бы не твоя грудь. Она выдает
тебя с головой! Видишь ли, простеньких детских платьев, рассчитанных на
большой бюст, просто не шьют.