"Энн Райс. Скрипка" - читать интересную книгу автора

одного разумного слова. Разве можно ее за это винить?
Во всяком случае, насчет младенца в Лондоне я сказала правду. Но, даже
если бы в доме было полно людей, я все равно не позволила бы тронуть тело
Карла. Просто это было бы сложнее.
Я повернулась и поспешила вон из гостиной, пересекла столовую, затем
прошла через маленькую утреннюю комнату и взбежала по лестнице. Она совсем
не походила на величественные лестницы двухэтажных довоенных построек:
небольшие слегка изогнутые ступени вели на чердак домика в стиле греческого
Возрождения.
Я захлопнула дверь и повернула в замке медный ключ. Карл всегда считал,
что каждая дверь должна запираться на индивидуальный замок, и впервые за все
время я была этому рада. Теперь ей не войти. Никому не войти.
В комнате стоял ледяной холод из-за настежь распахнутых окон, что,
однако, не уменьшало зловония, но я, набрав в легкие воздуха, забралась под
одеяло, чтобы в последний раз еще несколько минут провести рядом с Карлом,
прежде чем его сожгут - каждый палец, губы, глаза... Пусть они дадут мне
побыть с ним.
Пусть они дадут мне побыть со всеми ушедшими...
Откуда-то издалека донесся гул голосов, но к нему примешивался еще
какой-то звук... Да, тихо и торжественно звучала скрипка.
"Ты все-таки остался, играешь".
"Для тебя, Триана".
Я прижалась к плечу Карла. Он был такой мертвый, гораздо мертвее, чем
вчера. Я закрыла глаза и натянула на нас большое желтое стеганое одеяло - он
любил тратить деньги на такие красивые вещицы - и в нашей широкой кровати с
четырьмя столбиками в стиле принца Уэльского в последний раз погрузилась в
грезы о нем... В могильные грезы.
В этих грезах нашлось место музыке. Она звучала так тихо, что я даже не
была уверена, слышу ли ее на самом деле или это мои воспоминания о ней.
Музыка.
Карл.
Я дотронулась до его костлявой щеки - и вся сладостность растаяла.
В последний раз позвольте мне упиться смертью, и на этот раз пусть
играет музыка моего нового друга, словно присланного дьяволом из
преисподней, - этого скрипача, предназначенного для тех из нас, кому "смерть
мнится почти легчайшим счастьем на земле"*.
______________
* Джон Китc. "Ода соловью" (перевод Г. Оболдуева)

Отец, мать, Лили, допустите меня до своих костей, допустите меня в свою
могилу. Возьмем в нее Карла вместе с нами. И нам не важно, тем из нас, кто
мертв, что он умер от какой-то смертельной болезни; мы все здесь, во влажной
земле, вместе; мы все мертвы.

ГЛАВА 3

Глубже, глубже, душа моя, туда, где сердце - и кровь, и жар, и
последнее упокоение. Глубже в сырую землю, туда, где лежат мои любимые... И
она, мама, с темными длинными волосами, отделившимися от черепа. Ее кости
сдвинуты к самой стене склепа, чтобы дать место другим гробам, но в своих