"Федор Разумовский. Прокаженный " - читать интересную книгу автора

Недаром говорят, что понедельник день тяжелый. Генерал-майор внутренней
службы Михаил Васильевич Помазков уныло глянул сквозь тонированное стекло
"форда" на уличную сутолоку. Да, вот она, суета сует и всяческая суета...
Чувствуя, что опять поплохело, он сглотнул тягучую слюну, однако держался с
достоинством, пока не блевал. Урод-водила врубил на всю катушку буржуазную
печку, и, ощущая, как его долготерпению приходит конец, генерал открыл окно
и подставил красную, разгоряченную харю упругим струям ветра. О Господи,
куда ты, юность прежняя, девалась? Михаил Васильевич, вспомнив себя молодым
и красивым инструктором райкома ВЛКСМ, горестно вздохнул, прикрыл мутные
после вчерашнего глаза.
С каким нетерпением ждали получения членских взносов от первичных
организаций! Поработав головой, всегда можно было урвать свою долю от пирога
социализма, а уж отдыхать-то комсомольский авангард умел. Вспомнив емкости с
кристально-чистой, подобно слезе, водочкой стоимостью четыре рубля
двенадцать копеек, машинистку Катю, родной письменный стол, на котором,
собственно, веселье и происходило, генерал скривил несколько одутловатую
физиономию и с внезапной экспрессией вскричал:
- Стой! Тормози!
- Есть, товарищ генерал! - Водитель, привыкший ко всему, включил
сирену, принял вправо и припарковался, а несчастному Михаилу Васильевичу
пришлось бежать за киоск... Услышав звуки тягостные, утробные, граждане
ускорили шаги, а люди сердобольные и набожные истово перекрестились. Эка как
его, болезного... С третьей попытки чекисту полегчало, и, утерев пасть
рукавом расшитого золотом мундира, он таки продолжил нелегкий свой путь.
Желудок его трепыхался у самого горла, мысли были тяжелы, словно жернова...
Эх, хорошо бы сейчас на воздух, с природой пообщаться поплотнее,
поохотиться, например. Как славно было в прошлом году в Тюмени! Начальник
местного УВД, прогибаясь перед проверяющими, исхитрился и лично посадил
медведя на "пальму"(1). Пока глупый топтыгин ловил брошенную ему в морду
шапку, ловкие чекистские руки распороли ему брюхо клинком, и долго потом
сидел косолапый в снегу, запихивая обратно в рану покрытые паром
внутренности, ревел, медленно сдыхая, - вот умора-то! Но на этом веселье
тогда не закончилось. Зэки сварили стальную клетку с дверью, оттащили в лес
и закинули в нее на ночь дохлого барбоса. А поутру все было готово - еще
один лесной прокурор сидел внутри ловушки и страшно ревел, а уж подстрелить
его ничего не стоило. Помнится, сам генерал всадил в него все пять пуль из
своей многозарядки...
1 Кинжал на древке.

Воспоминания о былом несколько оживили дух Михаила Васильевича. Вот он
с вертолета строчит из автомата по джейранам, вот в казахских степях срубает
антенной с несущегося джипа змеиные головы. А вот и кульминация генеральских
подвигов - нынешние его приключения на Волге во время нереста осетровых.
Ощутив во рту вкус икры-пятиминутки, Михаил Васильевич опять сглотнул слюну
и понял, что если сейчас же не хлебнет пивка - погибнет. Мучительно, за
родину. Однако ничего, как-то обошлось...
Вскоре водила угрюмо произнес:
- Приехали.