"Федор Разумовский. Прокаженный " - читать интересную книгу автора

- Ну ты и падла, Юрий Федорович.
Титов пожал плечами - входит, кто хочет, выходит, кто может. Потом
доброжелательно оскалился и посмотрел на гостя в трусах:
- Не хотите поработать?
Тот улыбнулся вежливо и сделал элегантный полупоклон:
- С вами не могу, вы такой быстрый и жесткий, что-нибудь случится
обязательно.
Титову это не понравилось.
- Если что-нибудь случится, то только с вами. Давайте работайте, раз уж
пришли, я сильно бить не буду - Не замечая, как усмехнулся Евгений Пани-ков,
знавший, видимо, обладателя трусов достаточно хорошо, он придвинулся
ближе: - Ну?
Зря он так настаивал на спарринге, совершенно зря. Оказалось, что
беспорточный гость двигается быстро и мягко, подобно голодному тигру, и все
Юрины удары увязают в его защите, как камни в зыбучих песках. А секунд через
тридцать случилось и предсказанное "что-нибудь": сильным ударом по печени
Титова лишили дыхания, а затем, жалея, точно дозированным "маваси"* двинули
по голове. Вынесли напрочь. Слава богу, челюсть не раздробили. Словом, как и
обещали...
* Круговой удар ногой.

- Здравствуйте, дети мои. - Сарычев разделся и по очереди погладил
хищников, прибежавших на звук открываемой двери. В отличие от зверей,
супруга его давно уже не встречала, так что, умывшись, Александр Степанович
отправился на кухню кормиться самостоятельно .
Жену Сарычава звали Ольгой Петровной. Она была натуральной блондинкой с
красивыми ногами и томно-волнительным взглядом серых глаз. Служила она по
медицинской части и раньше, в отдаленно-благополучный период своего
замужества, кончая, благодарно прижималась к широкой, тогда еще
лейтенантской, груди: "Сашенька, родной..." Теперь же все стало по-другому:
забьется молча в истоме и, простонав что-то нечленораздельное, сразу
повернется к майору хорошенькой попкой. Да, жизнь семейная явно дала
трещину. Впрочем, Александр Степанович причину знал прекрасно и даже как-то
предложил супруге: "Ну давай приемного заведем, вон сколько сирот развелось
при перестройке-то!" Только Ольга отказалась: "Мне мой собственный ребенок
нужен". А затем пустила обильную слезу и зачем-то, ни к селу ни к городу,
помянула сарычевского геройского родителя. Недобрым словом... И совершенно
напрасно.
Отца своего майор не помнил. По рассказам матери, тот умер в страшных
муках вскоре после его рождения, а отчего, неизвестно. И лишь когда
отечество решило сыграть партейку в гласность, Сарычеву стало ясно, что на
родителе его родная советская власть проверила, как будут загибаться от
радиации поганые империалисты, взяв, правда, сначала подписку о
неразглашении под страхом смерти. Тема эта была болезненна, как гнилой зуб,
и лучше бы Ольга ее не касалась. Разговоры были пустые, а душа наполнялась
горечью и обидой. И за отца, и за державу...
Вода закипела. Шваркнув пакетом об пол, чтоб разбить слипшиеся
пельмени, майор высыпал их в кастрюлю, куда уже успел положить соль и
лавровый лист, с чувством помешал, глянул на часы и принялся ждать
конечного, вожделенного результата... Наконец пельмени всплыли, разбухли,