"Большое соло для Антона" - читать интересную книгу автора (Розендорфер Герберт)

XVII Хормисдас II

В ноябре, уже после первых снегопадов, выдалось еще несколько хороших дней. Листвы на деревьях уже почти не осталось, лишь изредка на голых ветвях виднелся удерживающийся там упрямый лист, который теперь, под холодным, ярким ноябрьским солнцем, блестел, как маленькая драгоценность. Воздух был сухим, подмерзлая земля была покрыта тонким белым и скрипучим слоем инея, причем там, куда падала тень, даже днем. Но из-за того, что ветра не было, в местах, куда доставало солнце, все еще было тепло, словно поздним летом.

Прошли два таких дня – Антон Л. в одной рубашке рубил дрова на свежем воздухе, – третий день обещал быть таким же, по этой причине Антон Л. предпринял свою самую длинную и последнюю вылазку, последний радиальный прорыв уже давно не выдерживаемых им исследовательских концентрических кругов. В этот день он вообще не рубил дров. Он вытряхнул в серебряную курфюрстскую тарелку, служившую Соне миской, банку консервированных вишен, взял с собой две бутылки шампанского, пачку сухарей, банку маринованных огурцов, кострец зайца, которого он два дня назад подстрелил и зажарил, а также четыре коробки шоколадных конфет и отправился на машине в путь. Он снова поехал на восток по Фанискаштрассе, объехал район, который, как было ему известно, опустошил взрыв. Окруженная с обеих сторон деревьями дорога вела к скоростной автомагистрали. Вдоль домов лежали горы гниющих листьев, особенно много их было в углах и углублениях, куда на прошлой неделе их задул осенний ветер. Из одной особенно большой кучи мусора у подножия какой-то высокой стены выскочила целая стая мышей и помчалась через дорогу. Неподалеку сидела лисица. Когда Антон Л. проезжал мимо, лиса спряталась за деревом.

Дома отступили назад, а чистые поля подступили к самой дороге. Вдали появилась темная лента леса. Бледное, но совершенно голубое небо возвышалось над сей природной картиной конца осени. С хлебного поля, которое уже никогда больше не будет убрано, поднимались стаи ворон. По скоростной магистрали Антон Л. ехал едва ли не слишком быстро. В большом туннеле в нескольких километрах от города собралась вода – настоящее маленькое озеро. Когда он испуганно затормозил, увидев, как на него надвигается вода, машина пошла юзом, развернулась и остановилась лишь тогда, когда уже все четыре колеса оказались в воде. В темную водяную пещеру крякая заплыло несколько уток.

Мотор заглох. Антон Л. опустил стекло. Вода имела затхлый запах, по поверхности медленно плавала разноцветная слизь, покрытая покачивающимися листьями. Антон Л., придя в себя от пережитого испуга, попытался снова завести мотор. Это удалось, мотор заработал. Антон Л. осторожно задним ходом выехал из воды, после чего развернул машину и поехал в обратном направлении. («По скоростной магистрали! – подумал он, – и никакая полиция не сможет мне это запретить».)

Теперь он ехал медленнее. Через несколько сот метров рядом с шоссе появилась проселочная дорога. В одном месте, где не было бордюра, Антон Л. осторожно направил автомобиль через низкий кустарник. Проселочная дорога вела к деревне. Он остановился на деревенской площади возле церкви. Перед кладбищенской стеной стоял военный памятник: ангел, держащий в руках лавровый венок, поднимает умирающего солдата, у которого из рук выпала винтовка. «Погибшим общины» было написано золотыми буквами на черной, полированной каменной плите, между словами «Погибшим» и «общины» разместился железный крест, ниже его «1914 – 1918» и два десятка фамилий. С другой стороны была установлена еще одна черно-полированная плита: «1939 – 1945» и четыре десятка фамилий, выбитых более мелкими буквами (обе доски должны были располагаться симметрично). Как на первой, так и на второй плите бросалось в глаза, что многие погибшие носили фамилию Маусбергер. Рядом было указано и воинское звание:

«Маусбергер Георг, ефр., 4. IV.1917, Аррас»; «Маусбергер Генр., старш. ефр., 28. XI.1917, Камбре». На второй плите: «Маусбергер Георг, солд., 6.VII. 1943, Орел»] Маусбергер Гюнтер, уфц., 31.VIII.1942, Эль-Аламейн». Антон Л. вспомнил названия этих населенных пунктов. В то время они упоминались довольно часто. «Уфц.» – это значило унтер-офицер. Антон Л. просмотрел плиты до конца. Он увидел и лейтенанта – «Россрукер Людвиг, 1945, убит на Востоке». Это было самое высокое звание. Нечто подобное Антон Л. встречал и раньше, когда он с отцом посетил военное кладбище Австрии. Отец разыскивал тогда могилу своего друга, который погиб на войне. Они шли по бесконечным рядам и читали имена. Редко среди них попадался старший лейтенант или капитан. «А где же лежат генералы?» – спросил тогда Антон Л. отца. Отец рассмеялся. «Генералы, – ответил он, – по-другому относятся к геройской смерти».

Был полдень. Справа и слева от военного памятника стояло несколько скамеек. За скамейками у стены и на газоне вокруг памятника тоже буйствовали сорняки. Сейчас они были уже обессилевшими, вялыми и желтыми. На деревьях листьев уже совсем не осталось. Солнце сквозь ветви светило на скамейки. Антон Л. достал из машины провиант и сел на одну из скамеек. Листва, лежащая повсюду кучами и толстым слоем, пахла терпко и остро, что напоминало отдаленно запах дыма. Антон Л. откусил небольшой кусок от заячьей ноги, после чего съел сухарь. Когда он стал для него слишком уж сухим, он открыл бутылку шампанского. Хлопок пробки от шампанского разнесся в тихом воздухе, словно телесно-чужая, черная птица, темные крылья которой на какое-то мгновение погрузили в темноту этот поздний осенний день. После хлопка Антон Л. по-настоящему осознал, насколько тихо было все вокруг.

После обеда Антон Л. немного походил. (Ружье он взял с собой, хотя от машины больше чем на двести метров не удалялся.) Он осторожно шел по мягкой подушке из вялых листьев. Возле постоялого двора «Швеннер» он заглянул через маленькое окно в гостиничный ресторанчик. Стулья стояли на столах. Время было уже нерабочее, тогда. С внутренней стороны на подоконнике лежал толстый слой пыли. Окна были затянуты паутиной. Антон Л. обошел вокруг постоялого двора. Ворота оказались открытыми. На цепи все еще лежал скелет собаки. Крысы бросились наутек в сарай. Антон Л. вернулся к машине. Он положил ружье в салон и взял коробку конфет – десерт, ставший уже привычным; все это он запил остатками шампанского. Когда он засунул в рот четвертую конфету и укусил ее левыми задними зубами (трюфель с миндалем в сахаре), его пронзила острая боль, ото лба до самых пальцев ног. Он моментально открыл рот, не рискуя больше жевать, отлепил раскушенную конфету от зубов и швырнул ее на землю. Боль стала затухать, заглушаться, почти блаженно отступать ото лба, рассосалась и распалась. Антон Л. осторожно закрыл рот, сжал зубы, сначала слегка, затем крепче – ничего больше не болело. Он втянул в себя воздух, заметил, что несколько секунд не дышал. Еще раз сжал зубы, даже постучал ими друг о друга – ничего. Слава Богу. Антон Л. поймал себя на мысли: что скажет на это курфюрст? Он медленно засунул в рот еще одну конфету, но жевал уже задними правыми зубами, избегая левой стороны – боли не было.

С кладбищенской стены свисали заросли пожелтевшей крапивы. В высоту она была выше человеческого роста. Антон Л. съел шестую конфету, все еще избегая жевать левыми зубами.

На голых деревьях повсюду висели черные клубки или шары – птичьи гнезда. Первый посторонний звук с тех самых пор, как он приехал в эту деревню: ямбическое кряканье утки, сначала громкое, оно постепенно становилось быстрее и тише. Вероятно, там был деревенский пруд. Антон Л. съел седьмую и восьмую конфеты. Далекая утка крякнула еще раз, затем еще, спустя некоторое время снова стало тихо. Коробка конфет была почти пустой.

Напротив церкви находилось подворье священника. Нигде не было написано, что дом на этом подворье принадлежал священнику, но только лишь дома священников имеют такую осанисто-солидную, гладкую, так сказать, бесполую архитектуру, которая резко отличается от всех остальных сельских домов. В общем существуют всего три вида домов: крестьянский дом, гостиница и дом священника. Все остальное – то лишь поздние добавки.

«Что, – подумал Антон Л., – если из дома священника сейчас выйдет священник? Скажем, священник не слышал, как я сюда приехал, скажем, он спал». Какое слово было бы первым? Достойная сожаления ситуация. В любом случае Антон Л. немедленно схватит оружие. «Глупость, – подумал он, – а может, все-таки не глупость? Может, у священника тоже есть оружие? Конечно же, у него есть оружие». «Хэлло!» – наверное скажет священник. Или: «Что вы здесь делаете?» Может быть, Антону Л. следовало бы сразу же представиться: «Меня зовут Антон Л.» После этого священник скажет: «Меня зовут…» Тут Антону Л. снова пришла в голову первоначальная мысль. Тогда, несомненно, этот священник был бы Папой Римским. Антон Л. съел последнюю (двадцать третью) конфету. Он встал и медленно пошел к дому священника. Окна на первом этаже были забраны решеткой. И здесь на подоконниках слой пыли был в палец толщиной. Антон Л. постучал по стеклу. В это время внутри заскрипела дверь. По спине у Антона Л. побежали мурашки. Ему показалось, что кто-то позади него вцепился когтями в его плечи. Дверь в комнате, в которую он смотрел, медленно открылась, снова скрипнула. Из-за двери выглянула кошка. Когти на плечах ослабили хватку, но еще некоторые последствия волны ужаса продолжали подниматься по спине до затылка. Кошка зашла в комнату и посмотрела на окно, прижала хвост к полу, готовая сразу же удрать. Кошка была хорошо откормленной. Либо кошка священника знала тайный выход из дома, либо расплодилось столько мышей, что она была ими более чем обеспечена. Кошка отправилась обратно. Антон Л. разбил прикладом ружья одно из окон, чтобы у кошки был выход наружу на тот случай, если у нее нет своего, а мышиный запас подойдет к концу, просунул руку и открыл его изнутри. Но кошка больше не показывалась. «Она это все равно в один прекрасный день заметит», – подумал Антон Л.

По узкой дороге он поехал дальше. Лес, темный еловый лес, подступил к дороге, но затем снова отступил. Показалась вторая деревня. Антон Л., не останавливаясь, проехал ее. Лес снова подступил к дороге, навис над ней. Местность постепенно стала холмистой. Когда лес опять отступил, на холме, на который вела дорога, появилась еще одна деревня, побольше.

Был еще ясный день, но солнце на западе уже клонилось к лесу. Деревья отбрасывали длинные резкие тени на пестрые луга, которые никто и никогда больше не скосит. Постепенно Антона Л. охватило чувство неуверенности. Было ли это потому, что близился вечер? Он не испытывал большой охоты оставаться здесь на ночь. Он чувствовал бы себя здесь чужим, более того: он бы здесь чувствовал себя совсем одиноким.

В деревне, расположившейся на холме, узкая дорога вливалась в более широкую. У перекрестка стояли желтые указатели. Налево дорога шла дальше на юг в горы, направо – обратно в город: «74 км». Антон Л. испугался. Нет, бензина с собой у него было достаточно, полные канистры в багажнике. Но если вдруг что-нибудь случилось бы с автомобилем! Возможно, тогда он так никогда и не смог вернуться в город. Он поехал быстрее, но затем подумал о туннеле на скоростной магистрали, о том, что подобное может подстерегать его повсюду, и притормозил. Он проехал через несколько населенных пунктов. Глядя на желтые указатели, он считал километры: «61 км», «58 км», наконец всего лишь «24 км», затем весьма странным образом снова «25 км», хотя он проехал уже три километра. «Ничего уж не поделаешь, – подумал он, – неправильный указатель».

Однажды наискось по дороге пробежала группа странных животных. Это были очень худые серо-белые куры, которые, сгорбившись и выгнув вперед шеи, выскочили с кукурузного поля и помчались к какой-то яме. на краю которой стояла ольховая рощица. «Так вот как на самом деле выглядят куры», – подумал Антон Л.

Когда Антон Л. доехал до расположившихся на городской окраине районов, солнце уже зашло. Один раз он перепутал дорогу, потому что этот район был ему незнаком. Один раз ему пришлось поехать в объезд, потому что на улицу обвалились строительные леса. Когда он добрался домой, была уже ночь.

«Так значит все-таки это я – Папа Римский», – подумал Антон Л. Он топил камин своего маленького замочка. (Соня к вишням едва притронулась. С тех пор как похолодало, она вообще ела немного. Впадают ли игуаны в зимнюю спячку?) Антон Л. все еще читал, хотя и на редкость медленно, перед тем как лечь спать. Поэтому он зажег большую свечу, достал новую бутылку шампанского и полированный стакан из музея Резиденции, из которого он теперь пил, поставил их на маленький шахматный столик, выпил и съел остаток зайца, два маринованных огурца и следующую коробку шоколадных конфет. Сегодня он взял в руки художественный путеводитель по Риму издательства «Реклама» – «Италия, том V», – который он в свое время, когда еще жил в гостинице, принес из книжного магазина, потому что в этом путеводителе был помещен список Римских Пап.

Иоанн XXIII, Анжело Джузеппе Ронкали… с 1958 – был последним Папой в списке. Ага, книга была 1962 года издания. После этого на престол взошел еще Павел VI, Джованни Баттиста Монтини. Когда умер Иоанн XXIII? В 1963 или 1964 году, скорее, в 1963. Антон Л. вспомнил: наверное, это было в 1963 году, в том самом году, когда он предпринял еще одну попытку в учебе. Он взял карандаш и зачеркнул «… с 1958 года» напротив Иоанна XXIII, написав сверху «1958–1963». Ниже он написал Павла VI с датами «1963 – 19…». Он написал это слишком большими буквами, для следующей записи места почти не оставалось, и ее пришлось вынести на поля: «…, Антон Л., с 19…». Но какое имя ему выбрать?

Бенедикт родил вердикт. Нет. Бенедикт имя некрасивое.

Антон Л. двинулся дальше по списку, углубляясь в столетия: Лев XIV?

Имя Клеменс Антону Л. понравилось. Для выбора он его. так сказать, отложил в сторону. Далее.

Имя, скорее, смешное.

Тоже неплохо. Тоже пойдет в узкий список для выбора.

Фрейлейн Урбан звали модель на курсах рисования обнаженного тела, которые Антон Л. посещал когда-то в Народной высшей школе. Она была весьма симпатичной. Курс начался в октябре (это было в году 1970 или 1971, тогда Антон Л. трудился в туристическом бюро «Сантиханзер»), в ноябре стало прохладно. Курсы проводились в рисовальном зале старой школы. Фрейлейн Урбан ужасно мерзла и носила, даже когда она была совершенно голой, платок, намотанный вокруг шеи. Рисовальный зал плохо отапливался, по причине чего кроме центрального отопления возле подиума, на котором должна была стоять обнаженная модель, дополнительно стояла печка-чугунка. Фрейлейн Урбан часто нарушала свою «позицию» и отогревалась. Это имело – во всяком случае для Антона Л. – весьма своеобразный эффект: пока фрейлейн Урбан стояла на подиуме, она не была для него ничем другим, как моделью. Рисование обнаженной натуры дело непростое. Но когда она наклонялась к печке, то пробивала стеклянную стену полового нейтралитета и превращалась в голую, за исключением накрученного на шею платка, девушку, которая на глазах у всех подкладывала в печку дрова. Это возбуждало Антона Л. Он попытался после окончания занятий – она тогда снова уже была одета – завязать с ней разговор. Это ни к чему не привело. За фрейлейн Урбан всегда приезжал какой-то молодой человек.

Из-за этих воспоминаний имя Урбан показалось Антону Л, – как минимум для Папы – неприличным, почти отталкивающим.

Это тоже довольно странное имя.

Эти имена ему тоже не нравились.

Еще меньше.

Это бы пошло. Итак, Клеменс, Александр или Николаус. Может быть, есть еще что-нибудь, что подойдет.

Следующий Папа, который был более чем предыдущим, был напечатан курсивом: Феликс (V) 1439–1449. Сравнение с датами Евгения IV – Габриеля Кондулмеро, 1431–1447, и Николауса V, Томмазо Парентучелли, 1447–1455, наглядно показывало, что этот курсивный Феликс был в чем-то заподозрен, был, скорее, теневым Папой, который, казалось, каким-то образом впал в немилость, по причине чего номер его стоял в скобках.

Антон Л. стал пролистывать столетия быстрее. Бенедикты, Клеменсы, Грегоры, словно песок у моря. Напротив Келестина V стояла звездочка, а внизу примечание: «Единственный Папа, добровольно отказавшийся от своих полномочий». Это нужно вознаградить, подумал Антон Л. и внес в свой выбор и Келестина VI.

Затем пошли интересные имена, неслыханные имена: Ландо, Формозус (с дополнением «Корсе?», он правил с 891 по 896 год), Анастасий (еще один курсивный), Сиссиний, Конон, Агато, Деусдедит, Пелагий, Сильверий, Диоскур (еще один сомнительный, но творил свои курсивные бесчинства лишь один год: 530), а затем Антон Л. насторожился:

«Хормисдас», было там написано, «(из Фрозиноне) 514–532».

«Фрозиноне… Так значит, я Папа Хормисдас II». При этом небольшой номер не показался Антону Л. нескромным. Он снова пролистал назад и дополнил:

«Хормисдас II, Антон Л., с 19…»

Стоп – он снова пролистал вперед и остановился за Хормисдасом I.

Коробка конфет была пустой. Папа Хормисдас II взял свечу, поставил ее на ночной шкафчик, снял ботинки, лег на кровать и задул свечу. С завтрашнего дня он будет чистить зубы, запланировал Папа Хормисдас II. Ночью Его Святейшество чувствовал легкую боль в зубах с левой стороны внизу, но он не был уверен в том, что боль не была лишь неприятным воспоминанием во сне. А вообще Папа Хормисдас II видел во сне фрейлейн Урбан. Это был очень отчетливый сон и он никак не стыковался с основами целибата.