"По водным просторам (Литературная часть альманаха "Рыболов-спортсмен N" 7/1957)" - читать интересную книгу автора

Столяр слушал его, не веря своим ушам.

Один из рыбаков осуждающе заметил:

- Хэ, весна! Что толку в том? Зачем мы сюда приехали? За рыбой или...

Он не договорил. Его удивило лицо Алмазова: оно светилось.

И рыболов понял, что Никита Петрович поймал больше, чем все они вместе,
поймал нечто такое, отчего глаза всегда горят счастливым блеском.

Слушая рассказы приятелей об их удачах. Алмазов по привычке подергивал
удочку. Вдруг он почувствовал удар по блесне, после чего, по выработанной
привычке, сделал рукой резкое движение вверх. Рыба стремительно потянула
леску вниз. Спустя несколько минут он с трудом, под изумленные возгласы
своих спутников, вытащил огромного радужного судака. И это было ему как бы
наградой за то, что в тот день он не проявлял жадности к рыбе.

Совсем незаметно подошла вечерняя заря, но не розовая, как утром, а
тусклая, с расползающимися полосками мутных облаков, заря, предвещающая
дождь.

Стало совсем тепло. И когда рыболовы, идя в деревню, подошли к круче,
они увидели, что лед уже отошел от берега и полоска воды стала такой
широкой, что ее не перешагнуть. Брод все-таки нашли, но Алмазов, прыгая
чс-рез трещину, поскользнулся и ухнул в нее до пояса. Но холодное купание
не омрачило его радужного настроения. Он шагал, наполненный чем-то большим
и светлым.

Приехав утром в Москву, художник в задумчивости весь день ходил по
комнате, к вечеру загрунтовал большой холст, поставил его на мольберт,
подготовил краски, кисти, но работать уже было нельзя: наступили сумерки.

Ночь Никита Петрович провел в полусне, в творческом возбуждении, а на
рассвете, еще не совсем одетый, подошел к мольберту, взял кисть, но вместо
того, чтоб обмакнуть в краску, завертел ее в пальцах. Нет, он еще не готов
выполнить задуманное!

Кисть выпала из руки. Чтобы ее поднять, он опустился на колени и, глядя
на кисть, поник головой, задумался. Тот, кто взглянул бы на ею лицо,
заметил бы мучительное напряжение мысли.

Эти творческие муки не оставили его и тогда, когда он сел за холст.
Сначала нерешительно сделал контур, другой, потом несмелый мазок, еще
мазок... Большая пауза. А затем кисть быстро и размашисто запрыгала по
холсту. И мертвый, сырой холст стал оживать, преображаться. Сначала на нем
показалась пробуждающаяся, сияющая под солнцем река. По тающему снегу н
каким-то другим, неуловимым признакам было заметно, что она готовится к
великому путешествию. Потом заблестел снег на полях, заструился над ними
воздух, потянули к себе заманчивые голубые дали, и, мазок за мазком, на