"Роберт Рид. Убить завтрашний день" - читать интересную книгу автора

спрашивает, как меня зовут.
Вдвоем мы принимаемся освобождать гостиную от мебели и старого
напольного покрытия. С телевизионного экрана уже исчезла картинка. Я
выключаю телевизор из сети, и мы вместе выносим его на обочину.
Электроника - важный ресурс. Наши соседи - такие же случайные пары, как
мы, - заняты тем же: стереосистемы, микроволновые печи и телевизоры
выстраиваются в пирамиды и накрываются пленкой. Небольшими горками лежит
огнестрельное оружие. Примерно в полночь подъезжает громадный грузовик. Я
как раз вытаскиваю из дома последний обрывок покрытия и задерживаюсь, чтобы
поглазеть на детин, грузящих добро в длинный трейлер. Один из них мне
знаком. Кажется, он был полицейским. Я помню его. Он несколько раз пытался
меня припугнуть. Сейчас мы с ним равны, вражда стала недопустимой роскошью.
Я приветственно машу ему рукой, но он не обращает на меня внимания.
Начинается дождь. Я не спеша возвращаюсь в дом. Крупные холодные капли
падают мне на затылок, и меня настигает усталость, внезапная и неодолимая,
от которой трясутся ноги и сбивается дыхание.
Голос уже сказал, что при необходимости мы можем спать. Мы с женщиной
идем наверх и, не раздеваясь, ложимся в одну постель. Нагота разрешена, как
и многое другое, - это мы слышали. Но, лежа рядом с женщиной, я чувствую ее
ужас: ведь я грязный, небритый, весь в ссадинах и саже. Я принимаю решение
ограничиться сном.
- Спокойной ночи, - шепчу я.
Она не плачет, но в ее вымученных словах "Спокойной ночи!" я угадываю
сдерживаемые слезы. Была ли она в прошлой жизни замужем? Я не заметил на ее
руке кольца, однако она похожа на человека, который не мыслит своего
существования без супружества. Она не спит больше часа, но старается не
шевелиться, видно, привыкла к прежней жизни и пытается отыскать хоть
какой-то смысл в творящихся с ней и вокруг нее непонятных событиях.
Мне жаль ее.
Но сам я, скорее, приветствую перемены. Подо мной мягкая кровать и
более или менее чистые простыни. Я тоже не засыпаю, но от удовольствия, а не
от тоски: я слушаю, как шлепает по крыше дождь, и вспоминаю свою хижину из
ящиков. Умершего прошлого мне совершенно не жаль.

Поразительно, но во сне я вижу траву.
А еще - питекантропа.
Нет, такое обозначение не годится. Правильнее назвать его "гоминидом".
Эта тварь идет под ярким тропическим солнцем по своим нехитрым делам.
Насколько я понимаю, это самец. Я гляжу на него в упор, но из будущего, и
чувствую, как на меня накатывают волны веселья. Передо мной - предок рода
человеческого, голый и трогательный; он не замечает меня, знай себе бредет,
удаляясь и исчезая из виду. Я сумел пронзить взором время, ничего не
изменив. Разве не умная я обезьяна?
Недостаточно умная, одергивает меня Голос. Он произносит свою отповедь
тихо, почти шепотом.

Мы разделяем обязанности: каждый делает то, что может. Я посильнее
женщины, поэтому мое дело - отделить ванну от стены, вытащить в коридор и
спихнуть вниз по истертым дощатым ступенькам. Женщина тем временем в десятый
раз прибирается в гостиной, закрывает окна фольгой и обрабатывает углы