"Рикардо де ла Регера. Ложись " - читать интересную книгу автора

лежит в основе книги, цементирует ее и составляет ее силу.


* * *

Хуан Гойтисоло как-то сказал, что в сегодняшней франкистской Испании
"объективная зарисовка равносильна протесту!" Эти слова применимы к роману
Регеры.
Регера не стремится делать выводов. Он сдержан в авторских ремарках. Он
отбирает и показывает и тем самым наталкивает читателя на определенные
заключения. Многое в книге дано полутонами, только намечено.
Ни герой, ни сам Регера никак внешне не проявляют своего отношения к
франкизму, Но в романе о "крусаде" нет ни официозных рассуждений о цели
войны, ни героя - активного сторонника Франко. Лишь где-то случайно мелькнет
батальон карлистов да кое-кто из офицеров скажет стандартные слова о победе.
Но в общем-то и офицеры равнодушно-казенно воспринимают войну как опасную и
неизбежную службу и никак не высказывают своих политических симпатий. И уже
в этом отсутствии "положительного" франкистского героя проявляется отношение
автора к режиму и к войне.
Вполне естественно, что автор книги, изданной во франкистской Испании и
посвященной такой острой теме, как гражданская война, не может высказываться
прямо. Но весь строй книги - изображение солдатской массы, отбор фактов и
событий - определяет ее объективную направленность. Каждая деталь по-своему
работает против франкизма.
"Ложись!" - прежде всего антивоенный роман. Но антивоенная книга в
Испании становится, естественно, и антифранкистской в силу того, что "нет" в
ней говорится с позиции людей, находящихся в лагере Франко.
И чем более сурово и грубо пишет Регера о войне, чем более страшно и
натуралистически рисует ее, тем более непримиримо осуждение ее виновников, и
с этой точки зрения элементы натурализма у Регеры оправданы.
Особенно остро раскрывается у Регеры традиционный для антивоенных книг
конфликт между солдатом-фронтовиком и тылом. В романе это не просто тыл
воюющей страны, а одной из сторон в гражданской войне. Грязный, оборванный,
измученный, попадает Лугу сто в Сарагосу. Город живет полной жизнью, точно и
не было войны. Бойко торгуют кафе и рестораны. Пестрая, веселая толпа на
улицах. Блестящие, изысканные тыловые офицеры, нарядные, разодетые женщины
недружелюбно, с презрением смотрят на обтрепанного солдата.
Аугусто оказывается в толпе, приветствующей проходящие войска. Рядом с
ним апоплексического вида субъект, орущий во все горло и с подозрением
посматривающий на молчаливого Аугусто. И, глядя на этого типа, Гусман с
горечью размышляет: "Ему бы только кричать "ура" да повыше поднимать руку.
Он платит налоги и наживается на войне. А солдаты? Для того они и существуют
на свете, чтобы таскать для него каштаны из огня".
Но, пожалуй, еще более убедительно вскрывает объективную сущность книги
сцена, в которой лейтенант собирает своих измученных, грязных, вшивых людей
и сообщает им о захвате мятежниками Астурии. Солдаты с полным равнодушием
встречают это известие: "если бы нам сказали, что мы можем возвращаться
домой" - вот единственное, что их волнует.
Часть, в которой служит Аугусто, до последних страниц романа отступает,
бежит, паникует. Такая армия не могла бы принести победу Франко без помощи