"Анри де Ренье. Героические мечтания Тито Басси" - читать интересную книгу автора

Июнь 1916

Я родился в Виченце и готовился было там же и умереть в тот день, когда
мне объявили приговор подеста, повелевавший доставить меня на место казни и
повесить за шею на виселице, как значилось в решении, вынесенном против
меня, Тито Басси, сына Оттавио Басси, сапожника, и Клелии Герамбини,
белошвейки, тогда уже покойных, душу которых да упокоит Господь, как мог бы
он упокоить и мою при обстоятельствах, изложенных ниже, и как он упокоит ее
однажды, когда сочтет это нужным.
Этой минуты, однако, я совсем не боюсь, как не дрожал я и перед сроком,
назначенным судьям для того, чтобы отделить мое тело от земли, на которой мы
живем, и поднять его над нею ровно на такое количество футов, каким она
должна была потом меня засыпать. Жизнь для меня бремя, и я охотно соглашался
покончить с нею расчеты, как это предписано было законом. Но небу неугодно
было допустить это, и я не ступлю снова на дорогу жизни - слишком долгую, на
мой взгляд, и слишком мало похожую на то, как бы я сам хотел жить, - не
записав предварительно нескольких довольно-таки примечательных
обстоятельств, которые сделали из меня то, что я есть, наперекор тому, чем я
желал быть.
Начинаемый мною рассказ позабавит, быть может, иных любопытных и
развлечет иных вольнодумцев, склонных думать, что обыкновенный актер
способен переживать чувства, подымающие его над профессией и отличающиеся от
всего, что навязывают ему привычные роли, за которые ему аплодируют или
свищут. С таким расчетом приступаю я к этой записи в четвертый день октября
1773 г., ровно месяц спустя после события, которое чуть было не сделало
родной мне город Виченцу местом моего последнего упокоения, если бы воля
Божья и развеселое милосердие нашего подеста не решили иначе.

Отец мой, Оттавио Басси, сапожник по профессии, ко времени моего
рождения был уже пожилым человеком, ибо женился довольно поздно, из-за того
что, как сам он шутливо выражался,"не мог сразу подыскать себе "башмака
впору". Впрочем, шутка эта была единственной, которую я от него слышал, так
как нелегко было привести его в веселое настроение. Из этого не следует
заключать, будто отец мой был недоволен жизнью или несчастлив, скорее
наоборот, но он не испытывал никакой потребности наружно выказывать свою
радость и счастье. Он хранил все про себя и не делился ни с кем, не исключая
даже и матери, которая, однако, и составляла его главное счастье, ибо он ее
искренне любил и нашел в ней самую идеальную жену. Конечно, он отлично
сознавал это и тем не менее отнюдь не допускал и никогда не позволял себе с
ней тех незаметных знаков внимания, которые придают особую деликатность й
благоухание семейной жизни. Надо сказать, жил он с женой самым достойным
образом и старался, чтобы она ни в чем не испытывала недостатка, особенно
ввиду ее слабого здоровья, но кроме этих забот, ничего другого не было, и
даже на слова он был весьма скуп, как если бы признавшись ей однажды и раз
навсегда в любви, он считал, что это дело для них самих вполне ясное и что
возвращаться к нему более не следует.
Чтобы не погрешить против справедливости, я должен прибавить еще, что в
жизни своей отец был примерным супругом, и самая ревнивая жена не нашла бы,
чем его попрекнуть. С раннего утра он был уже на ногах, и весь день сидел за
работой. Трудился он с необыкновенным прилежанием, и, когда наступали часы