"Майн Рид. Молодые невольники (fb2)" - читать интересную книгу автора (Рид Майн)

Глава 3. САМУМ

Так как ущелье было слишком узко, чтобы позволить им улечься рядом, то они вытянулись один за другим, начиная с Колина и кончая старым моряком. Билль заснул последним; товарищи его уже некоторое время спали, а он все еще прислушивался к реву моря и жалобному вою ветра, дувшего между склонами дюн.

«Это начинается буря, и она разыграется в самом скором времени, — сказал он сам себе, — но здесь, слава Богу, нам нечего бояться».

Едва старый морской волк закрыл глаза, как предсказание его сбылось. Остальные его спутники спали уже приблизительно около часа. Подул ветер африканских пустынь, — ужасный самум.

Туман, некоторое время висевший над берегом, унесло первым порывом ветра, его заменило облако белого песка, которое, крутясь, поднималось к небу и даже неслось над океаном.

Если бы это была не ночь, а день, было бы видно, как огромные песчаные смерчи завиваются над дюнами, то превращаясь в столбы, неподвижные, как колонны, то гордо шествуя по вершинам холмов для того, чтобы вдруг рассыпаться. Наиболее тяжелые частицы, больше не поддерживаемые силою вихря, разлетались по земле подобно песчаному дождю. Потерпевшие крушение все же продолжали спать, несмотря на вой бури и осыпавший их песок.

Но они были уже наполовину засыпаны, и если хотя бы один из них не проснется, то еще немного — и они будут совершенно засыпаны песком, а когда человек засыпан песком, он теряет всякую энергию, чувства притупляются, онемение становится непреодолимым, — это нечто вроде расслабления, подобного тому, какое одолевает несчастного, увлеченного снежной лавиной. За оцепенением наступает смерть.

Над моряками, все еще продолжавшими спать, уже носилось дуновение смерти; они лежали неподвижно, как люди, разбитые параличом; несмотря на шум волн, яростно разбивавшихся о берег, несмотря на завывание ветра и пыль, набивавшуюся им в рот, ноздри и уши и грозившую задушить их, они продолжали лежать, не подавая ни малейших признаков жизни.

Если они не слышали урагана, завывавшего над их головами, если они не чувствовали тяжести песка, сыпавшегося на них, что же нужно, чтобы вывести их из этого непонятного мертвенного оцепенения. Кто мог бы пробудить их от этой странной дремоты?

Не прошло еще часа с начала бури, а над телами спавших было по несколько футов песка.

Они начинали чувствовать удушье, на них давил огромный слой песка, делая невозможным малейшее движение. Это было ощущение, сходное с тем, которое испытывают во время кошмара, что, впрочем, могло происходить также от их крайнего утомления.

Головы их, лежавшие выше тел, были, впрочем, не совсем еще засыпаны — песочная пыль слегка только прикрывала их и оставляла еще доступ воздуху.

Вдруг все четверо одновременно были пробуждены от этого ужасного сна и притом далеко не обыкновенным образом: им показалось, что по их телам ступали ногами, что их давила какая-то огромная масса.

Так как это давление повторилось два раза с промежутками не больше секунды, то этого было достаточно, чтобы привести их в чувство. Они скорей инстинктивно, чем осознанно, поняли, что наверняка будут раздавлены, если не сделают отчаянных усилий, чтобы выйти из этого положения.

Прошло, однако, еще несколько минут, прежде чем кто-нибудь из них мог сказать хоть слово, и тогда оказалось, что каждый рассказывал одну и ту же историю. Каждый чувствовал, что его чем-то давило сверху, и видел, хотя и неясно, как над ним прошла какая-то огромная масса, без сомнения, какое-нибудь четвероногое животное… Весь вопрос заключался только в том, какое это животное. Ответить на это никто не мог. Они знали только одно, что это было гигантское животное, странное, с тонкой шеей и таким же туловищем, длинными ногами и огромными ступнями, которыми оно, тяжело ступая, причинило им боль.

Едва оправившись от кошмара и все еще смутно соображая, что же с ними случилось, вместо того, чтобы стараться угадать, какое это было животное, они стали делать самые странные предположения, не догадываясь, от какой опасности избавило их появление зверя, если это даже и дикий зверь, и как они должны быть ему благодарны за это. Когда прошли первые минуты удивления и разговоры смолкли, все стали с дрожью прислушиваться. Рокот моря, стоны ветра, шелест падающего песка — это был единственный шум, который они сначала услышали.

Но вскоре, однако, они расслышали продолжительный топот; через известные промежутки к нему примешивалось всхрапывание и крики, совершенно им не знакомые. Старый Билль, уверявший, что знает голоса животных всего мира, и тот не мог объяснить, что это, он никогда не слыхал ничего подобного ни на море, ни на суше.

— Пусть меня повесят, — прошептал он своим спутникам, — если я что-нибудь тут понимаю.

— Тс! — проговорил Гарри Блаунт.

— Ай! — крикнул Теренс.

— Тс! — прошептал Колин. — Что бы это ни было, оно приближается, будьте внимательны!

Молодой шотландец говорил правду; шум шагов, храп и крики приближались, хотя производившее их животное все еще оставалось невидимым из-за песчаной бури. Однако слышно все-таки было достаточно для того, чтобы догадываться, что какое-то огромное тело быстро спускается по склону ущелья и притом несется с такой удивительной скоростью, что следовало как можно скорее убираться с дороги, по которой бежит зверь.

Потерпевшие крушение инстинктивно стали искать защиты на противоположном склоне дюны.

Едва успели они переменить позицию, как совсем близко от них пронеслась огромная масса, почти задевая их ноги.

Если бы моряки не знали, что находятся на берегах Африки, изобилующей странными животными, они подумали бы, что это что-нибудь сверхъестественное, но по мере того, как к ним возвращались способность мыслить и хладнокровие, они решили, что перед ними не дикий зверь, а самое обыкновенное, хотя и очень большое четвероногое животное.

Прежде всего обращало на себя внимание наблюдателя ничем не объяснимое странное поведение животного. Зачем уходило оно сначала к самому верху прохода, а потом спустилось вниз и понеслось по ущелью, точно спасаясь от преследования?

Чтобы ответить на эти вопросы, нужно было ждать, пока станет хоть немного светлее.

Самум прекратился, и, наконец, с рассветом потерпевшие крушение узнали, с кем они имели дело.

Это действительно было четвероногое животное, и если оно показалось им странным в темноте, то не менее странным оно казалось и теперь.

У него была длинная шея, голова почти совсем без ушей, мозоли на коленях; ноги, оканчивавшиеся широкими раздвоенными копытами, тонкий хвост, большой горб, возвышавшийся на спине, — все это подсказывало им, что перед ними одногорбый верблюд.

— Ба! Да это всего лишь верблюд! — сказал Билль, как только свет дал ему возможность хорошо рассмотреть животное. — За каким чертом он сюда забрался?

— Наверное, — подал голос Теренс, — он-то и ходил по нашим телам, пока мы спали. Я чуть не задохнулся, когда он наступил мне на живот.

— И я также, — сказал Колин, — он на целый фут втоптал меня в песок. Хорошо еще, что на нас лежал толстый слой песка; мы ему обязаны спасеньем жизни: не будь песка, эта крупная скотина растоптала бы нас в лепешку.

Моряки подошли к животному. Оно лежало вовсе не так, как ложатся животные, собираясь отдохнуть; видно было, что эту позу верблюд выбрал не по доброй воле. Длинная его шея запуталась в передних ногах, а голова лежала ниже, уже наполовину засыпанная песком. Так как верблюд лежал неподвижно, то моряки сочли его сначала мертвым и предположили, что он разбился насмерть во время падения. Это могло объяснить его скачки, происходившие, без сомнения, от предсмертных конвульсий.

Однако, осмотрев верблюда хорошенько, они увидели, что он не только жив, но даже находится в вожделенном здравии, и поняли причину его странных движений: крепкий недоуздок, привязанный вокруг его головы, запутался в передних ногах, и поэтому верблюд упал. Длинный конец веревки запутался вокруг его ног.

Меланхолическая поза верблюда развеселила смотревших на него моряков. Они были очень голодны, и мясо верблюда, не особенно лакомое кушанье в обычное время, теперь казалось роскошью. Кроме того, они знали, что внутри верблюжьего желудка они найдут запас воды, который даст им возможность утолить снедавшую их жажду.

Но, осматривая верблюда, они сделали открытие, что вовсе нет надобности убивать животное для того, чтобы утолить мучительную жажду: на верхушке его горба находилась небольшая плоская подушка, крепко державшаяся на своем месте благодаря толстым кожаным ремням, проходившим под животом. Это был мехари, или верховой верблюд, одно из тех быстроходных животных, которых используют арабы при своих продолжительных поездках по пустыне Сахара.

Но не седло привлекло внимание моряков, а нечто вроде мешка, висевшего за горбом мехари. Мешок был из козьей кожи, и оказалось, что он наполовину полон воды. Это действительно была «le gerba», принадлежавшая хозяину животного, составлявшая часть вьюка и более необходимая, чем само седло.

Четверо потерпевших крушение, страдая от жажды, не задумываясь присвоили себе содержимое мешка. Они отстегнули его, вырвали пробку и, по очереди передавая друг другу драгоценную влагу, жадно выпили все до последней капли.

Утолив жажду, они стали советоваться, каким бы образом утолить им также и мучивший их голод, который сильно начинал давать себя знать. Убить им верблюда или нет?

Это средство, по-видимому, было единственным, и горячий Теренс уже вытащил из ножен свой кортик, чтобы вонзить его в шею верблюда.

Колин, более спокойный, посоветовал ему подождать, по крайней мере, до тех пор, пока они решат окончательно этот вопрос.

Вопрос принялись обсуждать. Мнения разделились. Теренс и Гарри Блаунт советовали, не раздумывая долго, немедленно убить верблюда и поесть. Старый Билль присоединился к мнению Колина и был против этого предложения.

— Сначала попробуем с его помощью выбраться отсюда, — сказал молодой шотландец. — Мы можем еще один день пробыть без пищи, и только тогда, если ничего не найдем, мы зарежем животное.

— Ну, на что можно надеяться в подобном месте? — спросил Гарри Блаунт. — Посмотрите вокруг: ни малейшего клочка зелени, кроме моря, в какую бы сторону ни повернулся… не видно ничего, из чего можно было бы приготовить обед хотя бы для сурка!

— Быть может, — возразил Колин, — пройдя несколько миль, мы встретим иные места. Мы можем идти вдоль берега. Может быть, нам удастся найти какие-нибудь раковины, которыми мы еще лучше, чем верблюжьим мясом, подкрепим наши силы? Посмотрите туда, я вижу темное место на побережье. Я уверен, что мы там непременно найдем раковины.

В ту же минуту все посмотрели в ту сторону, за исключением Билля. Старого моряка в этот момент интересовало совсем другое. Вдруг послышалось его радостное восклицание, привлекшее внимание его товарищей.

— Это самка, — объявил Билль. — У нее был детеныш недавно. Смотрите — у нее есть молоко; его хватит на всех нас, за это я ручаюсь.

И, точно желая доказать, что он говорит правду, старый моряк стал на колени около все еще лежавшего животного и, приблизив свою голову к его вымени, начал сосать.

Верблюдица не оказывала ни малейшего сопротивления; если она и удивлялась виду этого человека, то только из-за цвета его кожи и странного костюма, потому что, без всякого сомнения, верблюдица была приучена оказывать такие же услуги своему африканскому владельцу.

— Превосходно! Первый сорт! — крикнул Билль, отодвигаясь, чтобы передохнуть. — Подходите!.. Каждому свой черед; хватит на всех!

Молодые люди стали на колени, как это уже делал моряк, один за другим и всласть напились из «фонтана пустыни».

Когда каждый выпил приблизительно около пинты этой питательной жидкости, опавшее вымя верблюда дало им знать, что запас молока истощился.