"Майн Рид. Золотой браслет, вождь индейцев (fb2)" - читать интересную книгу автора (Рид Майн)

Глава 14. ДО ЧЕГО МОЖЕТ ДОВЕСТИ СТРАСТЬ К СВЕЖИМ НОВОСТЯМ

Лагерь дакотов находился в состоянии чрезвычайного волнения.

Одни бегали от одного шалаша к другому, оповещая о приезде чужаков, представляя это посещение кровной обидой, будили ненависть, разжигали страсти. Другие присоединились к женщинам, окружавшим палатку Мак Дайармида, и громкими криками требовали выдачи бледнолицего офицера. Всюду собирались толпы раздраженных и угрожающих индейцев.

Однако авторитет Золотого Браслета был уже настолько силен, что никто не осмеливался поднять руку на человека, бывшего под его покровительством. При виде Мак Дайармида, державшего руку на плече шедшего рядом с ним Армстронга, крики утихли. Толпа перед ними расступилась и с любопытством провожала их до священной палатки.

Мак Дайармид был очень удивлен, найдя в палатке еще трех белых. Армстронг представил их, назвав Мэггера его настоящим именем; при этом Золотой Браслет дал понять, что численность их запутывает дело и увеличивает опасность.

— Я попробую сделать невозможное, чтобы спасти вас; но не скрою, что имею очень мало надежды на успех…

Четверо белых, находясь в священной палатке, были на время в безопасности, как это и предвидел Чарлей. Ни один индеец не решится поднять руку на людей, находящихся в этом уважаемом всеми убежище. Но в то же время вокруг палатки уже стояла цепь бдительных караульных с целью, конечно, никого оттуда не выпустить. Ясно было, что индейцы решили уморить их голодом или заставить сдаться.

Искатель приключений, предприимчивый корреспондент «Геральда», не зная ни слова по-индейски, тем не менее очень хорошо понимал, какое решение принято индейцами. Он бегал по палатке, тщетно придумывая средство выйти из этого, по-видимому, безвыходного положения.

Чарлей и Красавец Билль с присущим им хладнокровием уселись на земле с трубками в зубах. Армстронг остался у полуоткрытого полога и следил взглядом за Мак Дайармидом, который направился к шалашу более высокому, чем прочие, принадлежавшему, вероятно, старейшине.

Прошел час в томительном ожидании. Наступила ночь; пленники видели, как индейцы собрались у костра, зажженного на площадке, и составили один круг. Затем один за другим стали подходить краснокожие, высокий головной убор которых указывал на то, что это были старейшины разных племен.

— Они открывают совет, — вскричал Мэггер, который по приглашению Армстронга подошел к двери. — Вот бы заняться отчетом да представить его в редакцию! Вот так штука была бы!

Чарлей Колорадо вынул изо рта трубку, казавшуюся неотъемлемой частью его самого, и сказал:

— Составить отчет, пожалуй, еще можно, а вот доставить его в редакцию — это будет потруднее: нас, похоже, отсюда не собираются выпускать.

— Ба! — сказал весело корреспондент. — Счастливая звезда «Геральда» нас привела сюда, она же нас и выведет. А теперь главное, чтобы вы послушали, что там говорят, и перевели мне!

— Вы этого желаете, господин Мигюр, — хорошо, — ответил решительным тоном Чарлей. — Во всяком случае, бумага останется, и когда-нибудь ее найдут, но нас-то уже не будет на свете.

— Именно так, мой храбрый друг; вы говорите очень умно; вам бы еще немножко поучиться правописанию, и из вас вышел бы замечательный корреспондент.

— Не в обиду вам будет сказано, я уж лучше останусь при прежнем своем ремесле: ваше слишком хлопотно.

Марк Мэггер не возражал. Его внимание, как и внимание Армстронга, было поглощено тем зрелищем, которое развертывалось у них перед глазами, и, несмотря на угрожавшую им опасность, оба не могли налюбоваться дикой прелестью картины.

Среди темной ночи вокруг пылающего костра уселись на земле полукругом индейцы со своими трубками; пламя освещало полуобнаженные бронзовые тела; позади этого полукружия стояла густая молчаливая толпа, на заднем плане виднелись палатки, как белые привидения. Ночная тишина нарушалась то треском ярко вспыхивавшего костра, то отдаленными раскатами грома. Корреспондент жадно впитывал в немом изумлении эту своеобразную картину.

Жара была удушливая; один за другим индейские старейшины, разогретые костром, сбрасывали к ногам свои покрывала и оставались полунагими, как и все прочие индейцы.

Вдруг пронесся какой-то шум. Мак Дайармид выступил в круг в сопровождении старого вождя. Казалось, величавость его манер и ослепительность наряда были несколько нарочиты. Он заговорил.

— Братья племени сиуксов, — сказал он отрывисто, — обмана нет ни в сердцах, ни в устах наших. Я жил с белыми, знаю мудрость их, знаю также и безумие их. И вот потому-то я хочу поговорить с вами о тех, которые находятся в священной палатке. Один из них — друг мой, и обмана нет в его устах. Он пришел повидаться со мной и принес вам слово мира от великого Белого Вождя. Хотите вы его выслушать?..

Последовало молчание. Индейцы, неподвижные, безмолвные, выражали свирепыми взглядами и гримасами то отвращение, которое внушали им белолицые.

Видя, что старый вождь молчит и, против обещания, не поддерживает высказанного предложения. Мак Дайармид продолжал:

— Молодой белый воин пришел в качестве посланника к дакотам. Это звание священно. Белый воин не скрывался под одеянием какого-нибудь купца. Он не хитрил, не говорил, что пришел из Канады. Он пришел как истинный воин, подняв голову и протянув нам руку. Он гость у дакотов. Дакоты должны его выслушать…

Снова последовало молчание; Великий Змей не прерывал его, хотя он должен был высказать свое мнение.

Тогда встал Медведь-на-задних-лапах.

— Вождь Золотой Браслет — наш друг, — сказал он. — Кровь краснокожего течет в его жилах. Он в безопасности среди нас. А все белые, приходящие к нам с востока, — обманщики. Тот, например, о котором говорит вождь, прямо говорит, что он послан Белым Вождем, — следовательно, он наш враг. Он вошел в наш лагерь без позволения и должен умереть.

Не оставалось сомнения в том, что оратор высказал то, что решили в уме все его слушатели.

В это время один сиукс поднялся на ноги.

— Смотрите на меня, — сказал он, — я — Татука. Я был другом бледнолицых. Я жил с детьми на отведенной нам земле. Белые говорили, что мы будем счастливы, спокойны и богаты. Вскоре они предложили нам муки, кофе, сахару и лошадей в обмен за нашу землю. Многие из нас ответили на это отказом. «Они уже раз обманули нас и теперь, без сомнения, лгут. Сохраним наши земли». Но белые продолжали: «Приходите к нам завтра, и вы убедитесь, что мы говорим правду». На другое утро мы пошли на свидание, и внезапно были окружены солдатами; они сказали нам: «Надо уступить». Мы поняли, что попали в западню, и согласились снять лагерь и уйти дальше. И что же? Около месяца они доставляли нам провизию; затем не хватило муки, и начальник белых сказал нам: «Подождите». Мы ждали. Муки все не было. Тогда я начал опять охотиться, чтобы избавить себя и детей от голодной смерти. Я поселился подле форта, где жили солдаты: они иногда бросали мне, как собаке, разные отбросы и кости, и сердце мое переполнялось унижением и стыдом. Тем не менее я оставался там, так как белые давали мне виски за шкуры буйволов. Но однажды белый офицер ударил меня по лицу хлыстом и бил по спине за то, что я не дал его лошади раздавить себя. Тогда мое сердце переполнилось, и я сказал себе: теперь кончено, я возвращаюсь к людям моего племени. Белый, если обнимет краснокожего, то разве для того только, чтобы задушить его, и с ним лучше война, чем мир. Я покинул форт с детьми, но перед уходом сразил моего белого врага перед дверью его собственной палатки. Вот как нужно обращаться с бледнолицыми. Их надо убивать как волков. Я все сказал.

Речь Татуки, произнесенная глухим и сдержанным тоном, произвела такое глубокое впечатление на индейцев, что единый крик вырвался из уст толпы:

— Смерть, смерть им!..

Мак Дайармид сделал еще одну попытку.

— Старейшины племени сиуксов говорят, что все белые — обманщики, — сказал он. — Значит, они забыли о белом, нашем давнишнем друге. — И он указал на Эвана Роя, только что приблизившегося к собранию.

Но Медведь-на-задних-лапах снова выступил вперед.

— Будет с нас разговоров, — сказал он. — Нам нет надобности знать, чего от нас хочет воин с белым лицом. Он храбр, спору нет: трус не посмеет прийти так, как пришел он, но и он не может принести ничего, кроме обмана. Белый Вождь — великий воин, но тоже лжец, и мы не хотим слышать того, что он нам предлагает. Если его посланник не хочет быть убитым, как волк в западне, под большим шатром, который мы обрушим на него, и если он на самом деле храбрый, пусть изъявит готовность умереть на костре как воин, который не боится и презирает своих врагов.

Эти слова вызвали такое единодушное одобрение всего собрания, что Мак Дайармид осознал бесполезность дальнейших попыток.

Он направился к священному шатру и, остановившись на пороге, молча пожал руку Армстронга.

— Что же, наконец, они говорят? — спросил молодой человек.

— Они пошили к единогласному заключению предать вас смерти, предложив на выбор умереть под шатром или взойти на костер.

В это время из группы старейшин выступил новый оратор. Его медно-красное лицо и белые перья убора были так ярко освещены огнем, что Франк Армстронг видел его как бы среди бела дня.

— Красная Стрела!.. — прошептал он в изумлении.

Это был действительно павний в костюме сиукса. Все это время он сидел среди других депутатов, а теперь собрался говорить.