Глава 9. Три камня

– Значит, господин мой, ты говоришь, что вся комната была залита кровью? Кровь на развернутых пергаментах, на коврах и полу? Синий витой шнур с разомкнутыми концами? Жаровня и странный запах? Смрад и вонь? А что же сам кхитаец? - Обхватив ладонью свой огромный нос, Сирам потянул его к губе, словно желая превратить это украшение в настоящий хобот.

– Сам кхитаец был расчленен на шесть частей, - хмуро сказал Конан. - Ноги, руки, голова и туловище… Кром! Ни один палач не сделал бы этого лучше!

– Палач? Орудие палача - меч или топор. Должен ли я понимать, владыка, что расчленен - значит, разрублен?

– Нет, разорван. Просто разорван на части!

– Разорван… А есть ли следы зубов или клыков? Похоже ли, что его растерзал дикий зверь?

Король покачал головой.

– Дикий - это само собой, но не тигр, не лев и не пантера, из моего зверинца. Скорее, огромная обезьяна - из тех, что водятся в джунглях Зархебы. На коже - кровавые царапины и отметины от когтей, но нет следа укусов. Ему просто оторвали руки и ноги, а потом голову… или наоборот!

Темные пронзительные глазки шемита уставились на Конана; Конан, в свою очередь, обозревал огромное лицо Сирама с отвисшими щеками, его тщательно завитую бороду, бычью шею и брюхо, пивным бочонком бугрившееся под просторной серой хламидой. Как и в первый раз, они сидели на веранде перед площадкой с бассейнами; в меньшем из них вода была спокойной, в большем - пенилась вдоль бортов, и временами над блестящей серебристой поверхностью возникала длинная зубастая морда Иракуса. Час был ранний; солнце, яркое око Митры, поднялось на локоть над белой стеной, ограждавшей сад.

– Демон, - произнес наконец Сирам. - Судя по твоему описанию, повелитель, там поработал демон. Злобный дух, призванный кхитайцем!

– Зачем?

– Грр… Ты что же не понимаешь, зачем? - шемит пожал пухлыми плечами. - Ты мог бы догадаться, откуда взялся сей демон. Ведь был же о нем разговор! В тот день, когда ты принимал послов.

– Был, - согласился Конан. - Но дух, порождение Нергала, что стережет подземелье под храмом Митры, не может оттуда уйти. Он поставлен охранять пещеру, а не шататься по улицам Тарантии и моему дворцу!

Сирам кивнул, поглаживая свой огромный нос.

– Заклятье Места, мой господин; Заклятье Места, так это называется. Но я слышал, что его можно разрушить… по крайней мере, на время…

– Так ты полагаешь?.. - начал Конан.

– Да. Да! Хрр… Этот Минь Сао последовал твоему совету. Видишь ли, демоны, в отличие от магов, существа потусторонние и обладают способностью проникать повсюду, за исключением святых мест. Ни замки, ни запоры, ни двери, ни охрана их не остановят! И потому я думаю, что кхитаец вызвал стража подземелья и заключил с ним союз: он снимает заклятье, а дух переносится в твою сокровищницу и добывает камень. Видимо, это устроило демона - ведь он уже долгие годы стережет пустую пещеру!

– Не вижу смысла, почтеннейший. Клыки Нергала! - Конан в возбуждении пристукнул по колену кулаком. - Если кхитаец собирался завладеть Сердцем, то зачем он вызвал демона? Вряд ли демон отдал бы ему талисман!

– Добром бы не отдал, - согласился шемит. - Но всякое дело, особенно сложное и непростое, свершается по частям. Первое свершение - похитить камень; второе - отнять его у демона хитростью или силой заклятий. Таков был план, и в первой части наш кхитайский мудрец его выполнил. А вот со второй - хрр! - просчитался!

Конан, не говоря ни слова, продолжал глядеть на шемита. Лоб Сирама пошел морщинами, глаза как бы затуманились, рот приоткрылся, и теперь толстая нижняя губа казалась розовым полумесяцем на фоне черной смоляной бороды. Он размышлял; размышлял вслух.

– Этот синий шнур с разомкнутыми концами… Клянусь Мардуком, магическое приспособление, защита от демона! Но тот сумел вырваться… может, похищенный камень придал ему силы… Не знаю! Не знаю и не буду морочить тебя, господин! Но так ли, иначе, кхитайцу справиться с этой тварью не удалось - ни перехитрить, ни обмануть, ни напугать, ни заколдовать… Демон вырвался, растерзал его и исчез со своей добычей. И все свершилось быстро - так, что кхитаец и крикнуть не успел. Вот почему мне кажется, что дух начал расчленение с головы… - Сирам вскинул глаза на короля. - Ты спускался в сокровищницу, государь? Вчера, после убийства Минь Сао?

– Нет. Вечером у меня были другие дела, - Конан нахмурил брови, соображая, рассказать ли шемиту о посещении храма Асуры. Не стоит торопиться, решил он; пусть Сирам пока не знает, что у него появился конкурент в розысках. Правда, Хадрату были поручены магические дела, и если он сумеет колдовскими способами уловить злую эманацию, то поисками самого злодея все равно займется Сирам.

Тем временем шемит продолжал толковать о сокровищнице.

– Загляни туда, мой господин. Так, из любопытства… Могу поставить челюсть Иракуса против клюва канарейки, что талисмана там уже нет.

– Но талисман-то поддельный! Выходит, дух не смог отличить простой рубин от Сердца Аримана!

– Ну, и что с того? Он поставлен стеречь камень, а не пользоваться его волшебством! Он мог обмануться, как любой человек, зрящий не внутреннюю суть, а лишь внешнюю форму! Считай, государь, что твой поддельный талисман уже у него и лежит в золотой шкатулке, в той самой пещере под храмом Митры, под охраной демона…

– Проклятая тварь! - огромные кулаки Конана сжались. - Может, он уволок и настоящий камень?

– Не думаю. Без помощи черного мага он не сумел бы покинуть свое подземелье.

– И все же я хотел бы проверить… - взгляд короля устремился вдаль, к дороге, что вела к Тарантии. - Да, проверить, - повторил он, - спуститься в ту пещеру, в грязное логово, и посмотреть, что за камень лежит в шкатулке… Кром! Вдруг это Сердце?

– Нет, государь! Клянусь тебе, нет! Это бессмысленно! Там подделка! - Шемит вдруг заволновался, и щеки его вместе с носом налились кровью. Видно не хотелось ему, чтоб демон растерзал аквилонского короля на шесть частей.

Но Конан уже принял решение.

– Я спущусь, - сказал он, стиснув сильными пальцами рукоять меча. - Спущусь и проверю! Не найду камня, так одной тварью станет меньше!

– Грр! Или одним государем! Безрассудное деяние, мой повелитель! Ненужное! И я тебе в нем не помощник!

Само собой, подумал Конан. В таком опасном предприятии шемит годился лишь в качестве живого щита, ибо с расчленением его туши даже демону пришлось бы повозиться. И за это время вполне можно было бы разделаться с самим демоном.

Представив эту картину, Конан невольно ухмыльнулся и произнес:

– Я свершил немало безрассудных деяний; одним больше, одним меньше - какая разница? Ты, почтенный, занимайся своим делом - ищи камень в людских руках. Тварей тьмы я беру на себя.

И я буду не один, подумал он, вспомнив о вчерашнем обещании Хадрата.

– Опасно связываться с порождениями Нергала, мой король. С демонами не шутят! Ты, конечно, великий воин, но простой сталью демона не поразишь и не одолеешь… А я - не волшебник, не колдун, и могу не могу наложить чары на твой клинок.

– Найдется кому это сделать, - сказал король, и на мгновение перед ним промелькнуло суровое бледное лицо Хадрата. Поколебавшись, он все решился произнести имя жреца Асуры.

– Шесть локтей два пальца, глаза - черные, кожа - бледная, загадочен и нелюдим, - тут же откликнулся шемит. - Я помню, ты рассказывал прошлый раз об этом чародее… Кажется, он помог тебе справиться с Ксальтотуном во время Немедийской войны?

– Да. Искусный маг, клянусь Кромом! И весьма достойный! О тебе он знает, и отзывался хорошо. Он обещал помочь, Сирам!

– Хрр… Как?

– Ну, он собирается спросить Асуру о намерениях похитителя… Он сказал, что этот ублюдок, питающий злобу ко мне, не скроется от глаз всевидящего бога. Вызнать, кто он и где затаился, нельзя, однако Хадрат утверждает, что мог бы уловить его злобные умыслы…

Сирам вроде бы успокоился.

– Ну, коль этот Хадрат - человек искусный и достойный, пусть идет с тобой и прикрывает твою спину. Не хотелось бы мне, чтоб ты, государь, разделил судьбу кхитайца.

Дельная мысль, решил Конан. Отчего бы не взять Хадрата с собой в подземелье? Не Серые Равнины, конечно, но неприятное местечко, где помощь мага не повредит… И нечего тянуть время; лучше наведаться в пещеру сегодня же… Истекал четвертый день с того утра, когда в сокровищнице изловили недоумка Лайоналя, а розыски не продвинулись ни на шаг - если не считать поддельных талисманов и обещания Хадрата разведать насчет злых умыслов. Еще десять-двенадцать дней, и надо отправляться к войску, к армии Просперо, ожидавшего своего короля на офирском рубеже… С чем он поедет? С этими фальшивыми талисманами?

Конан встряхнул головой и поглядел на шемита.

– Ну, ладно, хватит о кхитайце и демоне! Что ты узнал от остальных послов? Скажем, от этого Каборры, пожелавшего сбежать в Зингару?

– Немногое, государь, - Сирам развел руками, чуть приподнял свой толстый зад с подушек и вытащил из-под них длинный узкий ларец красного дерева. Поставив его на ковер перед королем, он откинул крышку и вдруг замер, раскрыв рот и недоуменно мигая набрякшими веками. Конан наклонился ближе. В шкатулке лежали два больших сферических и совершенно одинаковых рубина размером почти с мужской кулак и еще один камень - их крохотная копия величиной с горошину.

– Клянусь огненным чревом Мардука! - шемит вцепился пальцами в бороду. - Вчера все они были одинаковыми! - Он прищурил глаза, задумался на миг, потом звонко шлепнул ладонью по лбу. - А, ясно! Все ясно, мой господин! Третий камень принадлежал зингарцу! Он и уменьшился! Так и должно быть, раз демон прикончил этого Минь Сао.

– О чем ты? - нахмурившись, спросил Конан. Он рассматривал рубины, пытаясь догадаться, какой из них изготовлен Фарнаном и какой передал вчера Сираму Паллантид, но оба больших камня казались совершенно одинаковыми. Ладонь его легла поочередно на каждый самоцвет, но ни один из них не откликнулся, не вспыхнул огненным сиянием, не исторг фонтан магических лучей; оба, разумеется, были подделкой.

– Первый рубин, принадлежавший койфиту и ограненный Фарнаном, ты передал мне сам, - толстые пальцы Сирама в свою очередь бережно приласкали камень. - О втором я выведал у Мантия Кроата. Предусмотрительный мерзавец! Он притащил его с собой - привез из Ианты, офирской столицы, и спрятал, но не в своих покоях, а неподалеку, в земле, под одним из розовых кустов.

– А! Вот зачем твои люди копались вчера в саду! И офирец быстро признался?

Сирам, выпятив губы, поглядел на бассейн.

– Быстро и чистосердечно! Мои доводы показались ему весьма убедительными! Итак, вот камень Кроата, а вот - беглеца Каборры, которого твои люди доставили попозже, - он прикоснулся к третьему, маленькому рубину. - Только вчера он был так же велик, как остальные самоцветы, и в точности такой же огранки… Что касается аргосца Алонзеля, то у него подделки не нашлось. Значит, подмены он не замышлял и перед тобой не повинен. Почти не повинен!

– Что же случилось с третьим камнем? - спросил Конан, отметив это "почти". - С тем, который нашли у зингарца?

– Всего лишь маленький магический фокус, мой господин. Кроат, Каборра и Алонзель признались, что позавчера злословили промеж собой, и кхитаец, бывший с ними, вел странные речи. Намекал, что слишком большое могущество сосредоточено в твоей державе и в твоих руках, и не худо бы сие могущество приуменьшить… Затем на ладони его появился рубин - вот этот самый, маленький. Появился и вырос, стал точным подобием талисмана, столь же округлым, со многими гранями, багрового цвета… Кроат счел его иллюзией или подделкой и удалился; ему подделка была не к чему, он привез такую же из Ианты. Алонзель и Каборра заспорили; каждый хотел купить камень, и спор их едва не кончился резней. Но потом Алонзель испугался - то ли клинка Каборры, то ли магии кхитайца; испугался и ушел, так что камень был передан Винчету Каборре. Денег с него кхитаец не взял, поставив лишь одно условие: чтобы тот немедля отвез рубин в Кордаву. - Сирам огладил выпуклое брюхо и добавил: - Ну, остальное ты знаешь, повелитель. Думаю, твои люди доложили, что Каборра был пойман вчера на Южном тракте, обыскан и отвезен ко мне.

– Но что случилось с камнем? - повторил король, разглядывая лежавшие в шкатулке самоцветы.

– Демон убил кхитайца, и чары его рассеялись, вот и все! И произошло это меж обеденной трапезой и вечерней, незадолго перед тем, как твои стражи вошли в покои кхитайца… Впрочем, точное время уже неважно; Минь Сао мертв, и значит, я его не допрошу, а ты - не покараешь.

– Кром! Но почему он это устроил?

– Разве непонятно, мой государь? Он не знал, что талисман подменили, и собирался похитить его с помощью демона. А тебе и твоим людям хотел отвести глаза… Подсунуть зингарца! Пока б вы ловили этого Каборру да разбирались с ним, кхитаец смог бы ускользнуть или так припрятал камень, что его не нашли бы все колдуны Черного Круга!

Колдуны, подумал Конан, чародеи, коих обещал разыскать жрец с помощью своего всевидящего Асуры… Интересно, кто преуспеет в поисках первым - Хадрат или Сирам? Шемит начал искать раньше, но жрецу повинуются магические силы…

Усмехнувшись этим мыслям, король спросил:

– Что слышно о стигийце? О том, который дал зелье недоумку Лайоналю?

Шемит виновато вздохнул и развел руками.

– Ищем, мой господин, ищем! Ходят слухи об одном парне, смуглом, тощем и горбоносом, но на жреца Сета он не похож - скорее, на мелкого воришку из Кеми. Хрр… Не знаю, что и думать… - Он встрепенулся, бросил взгляд в дальний конец веранды, откуда потянуло мясным запахом, и спросил: - Так что прикажешь делать с послами? Мне они больше не нужны, сидят в погребе да жрут объедки после слуг… Может, пустить их на корм Иракусу?

– Нет. Даже я, король, должен соблюдать законы, и каждый получит то, что заслужил. - Конан на мгновенье призадумался. - Офирец и зингарец виновны, так пусть посидят в Железной Башне; к вечеру я пришлю за ними людей. А аргосца прикажу отвезти на границу к Алимане и дать хорошего пинка. Нергал с ним!

Он поднялся и притопнул, разминая затекшие ноги. Пора в Тарантию… Надо вернуться во дворец, заглянуть в сокровищницу… а до того - повидать Хадрата… может, он что узнал… Мысль наведаться в подземелье к демону не оставляла короля, и он решил исполнить это сегодняшней ночью. И прихватить с собой жреца Асуры! Прав шемит: с демонами не шутят!

Конан поглядел на огромную тушу в серой хламиде, не в первый раз удивляясь несоответствию меж острым разумом и оболочкой, в которую его заключили боги. Теперь он убедился, что шемит умен и действует без промедлений; пара дней, никакого колдовства, и с послами покончено - виновные найдены, а умыслы их раскрыты, даже в том случае, когда самый коварный из злодеев погиб. Быть может, другая пара дней, и Сирам разыщет Сердце Аримана?

– Мне пора, - сказал король. - А ты поторопись, приятель, поторопись! Времени у нас не так много. Я должен ехать к войску, явить блеск талисмана своим рыцарям, стрелкам и щитоносцам… И я сделаю это! Я или Конн! Мы покажем Сердце воинам Аквилонии!

– Конн? Твой сын, владыка? Ты берешь его с собой?

– Да. Его и королеву.

Шемит встрепенулся.

– Прошлый раз ты мне об этом не говорил. Сказал лишь, что камень зачарован Хадратом, так что сущность его обнаруживается в твоих руках, в руках твоей сиятельной супруги и молодого принца. А теперь я узнаю, что они едут с тобой! Это важные сведения!

– Кром! Почему?

– Потому, что похититель камня может знать об этом, и я должен знать тоже - знать все, что известно ему. Представь, что вор желает удостовериться в подлинности камня… Тогда ему нужны принц или королева, и одно дело подобраться к ним во дворце, а в походе - совсем другое… Понимаешь, мой господин?

Брови Конана грозно сошлись под низким широким лбом, рука легла на эфес.

– Ты хочешь сказать, что моему сыну и супруге грозит опасность?

– Кто ведает? Во всяком случае, предостереги их, повелитель.

– Королева осторожна и мудра, - в раздумье сказал Конан. - Ведь это ей пришло в голову, что талисман должен искать человек сноровистый и хитроумный, вроде тебя… Нет, к королеве никто не подберется, ни во дворце, ни в походе! А принц… Он, как горный козленок, скачет тут и там, носится на коне в своих доспехах повсюду, и присматривает за ним один Эвкад.

– Те самые доспехи, что украшены рубинами? - вдруг спросил шемит.

– Да. Отличный панцирь, хороший шлем, меч и кинжал как раз для его руки… Только щит великоват.

– Хрр… И об этом ты мне тоже не рассказывал!

– Я не могу рассказать о каждом вздохе, каждом шаге и каждом слове всех, кто обитает во дворце! - раздраженно промолвил Конан.

– Про всех не надо, а вот о принце и сиятельной королеве я бы послушал. Ты говоришь, что сын твой скачет, как горный козленок, а супруга - осторожна и мудра?

– И прекрасна!

– Так пусть Ашторет хранит ее мудрость и красоту! А заодно и тебя, мой владыка. Будь поосторожней с тем демоном!

Конан кивнул и спустился с веранды. У садовых ворот, заросших жасминовыми кустами, чернокожий Салем с почтительной ухмылкой на толстых губах подвел ему коня.

– Недоумок, задница Нергала, ослиная башка! - бормотал Сирам, терзая бороду. Так ошибиться с этим кхитайцем!

Он разодрал на две части сочную утку, впился зубами в мясо, прожевал, проглотил, запил из кубка, услужливо поданного Альясом. Это его слегка утешило; но, поглощая нежную птицу и со вкусом обсасывая косточки, он продолжал ругать себя последними словами.

Вины покойного Минь Сао были многочислены и неоспоримы: он, разумеется, являлся магом Алого Кольца и проник во дворец обманным путем, то ли выдав себя за посланника восточного владыки, то ли прикрывшись посольскими верительными грамотами; он занимался черным колдовством и вызвал опасную тварь, порождение тьмы и ужаса; он подстрекал послов против государя Аквилонии и покушался на его могущество и власть; наконец, он жаждал овладеть талисманом. Во всех грехах был повинен кхитаец, кроме одного: похитить Сердце Аримана ему не удалось. Кто-то опередил его; кто-то предусмотрительный и ловкий, сумевший подменить сокровище. Кто?

От утки остались одни дочиста обглоданные косточки, и теперь на очереди было большое блюдо печеных овощей по-вендийски, сдобренных пряным и острым соусом. Сирам начал очищать его с середины, действуя огромной ложной, походившей на суповой черпак. Слуги - Альяс, Салем и Тульпа - взирали на хозяина в молчаливом благоговении, поджидая, когда придет время подать ему кубок с вином, чашу с фруктовым напитком или очередную перемену. Пожалуй, господин казался сейчас своим служителям сказочным великаном, безотказно поглощавшим череду изысканных явств; челюсти его были мельничными жерновами, а все перемолотое опускалось в бездонный мешок его брюха. Но жизненные соки поднимались вверх, питая мозг, и потому размышления Сирама двигались тем же размеренным порядком, как и его огромная ложка.

Кхитаец не знал, что камень похищен, иначе все его поведение, история с зингарцем, которого он подставил, как и попытка заручиться помощью демона, выглядело совершенно бессмысленным. А такого быть не могло! Этот Минь Сао - неглупый человек, и вряд ли он затеял бы опасные игры с потусторонними силами, если б догадывался о том, что в сокровищнице лежит подделка! Итак, кхитайца нужно сбросить со счетов; он хотел украсть камень, он мог его украсть, но не украл. Значит, оставался прежний вопрос: кто?

Расправляясь с овощами, Сирам еще раз обдумал версию, связанную с офирцем, зингарцем и аргосцем, и отверг ее. Эти нобили не могли действовать самостоятельно, без поддержки; слишком неумелыми они были, слишком неопытными в воровском искусстве. Даже Мантий Кроат, самый осторожный и хитрый из них! Аргосец был изнежен и пуглив, а зингарец - напорист и груб, но легковерен. И все трое - редкостные болваны! Вывод сей не затрагивал их держав, к которым шемит относился без предубеждения и даже с симпатией. Волею судеб три его повара, Кириум, Мортада и Антонион, были как раз из Офира, Зингары и Аргоса; первый отлично готовил сладости, второй - мясные блюда, тогда как Антонион был непревзойденным специалистом по части рыбы, моллюсков и крабов. Нет, если говорить о поварском искусстве, все три страны заслуживали глубочайшего уважения! Но их благородные нобили да рыцари, способные лишь надувать щеки, не стоили ни гроша; они не умелм ни кухарить, ни воровать.

Не исключалось, впрочем, вмешательство других послов, коих при аквилонском дворе хватало. Были посланцы из Немедии и Бритунии, из Турана и Иранистана; был гипербореец, был весьма хитроумный заморанец, был чернокожий из Пунта, обряженный в перья и плащ из леопардовой шкуры. Их, как возможных злоумышленников, Сирам тоже отверг. Пунтиец, по слухам, лишь тряс своими перышками, соблазнял хорошеньких служанок да поглощал на королевских приемах крепкие напитки; гипербореец по части выпивки и девушек от него не отставал. Оба они казались парнями простодушными и не склонными к интригам по причине недостатка ума; шесть локтей мускулистой плоти, и не единой мысли в голове, кроме как о женщинах и спиртном. Прочие посланцы, если не считать прибывшего из Заморы, недалеко от них ушли; все они являлись людьми благородными, предпочитавшими вершить грязные делишки с помощью чужих рук. Что касается заморанца, то он, быть может, как и Мантий Кроат, привез с собой из Аренджуна подходящий камешек, однако до сих пор ничем своих намерений не выдал. Сираму казалось, что можно и его освободить от подозрений; случись иначе, заморанец притащил бы не только рубин, но и пару искусников из Шадизара, способных пробраться в королевскую сокровищницу и подменить талисман. Однако, как сообщала голубиная почта, никто из шадизарских ночных умельцев в Тарантию не отправлялся.

Покончив с овощами, Сирам уделил внимание слоеному пирогу с орехами и медом, изготовленному как раз по шадизарскому рецепту, тайна коего обошлась ему в мешочек золотых монет. Но пирог того стоил; он таял во рту, ласкал небо и проскальзывал в желудок без малейших усилий. Вот разве что запить его глотком холодного шербета…

Итак, оставался стигиец, таинственный Нох-Хор, снабдивший Лайоналя порошком черного лотоса и зельем, от коего вмиг проржавели прочные замки. Стигиец или, быть может, некто иной, до сих пор не учтенный в рассуждениях Сирама; эту неизвестную личность он обозначил "сир Хитрец".

О стигийце было уже кое-что известно. Первым делом, сведения, выжатые королем из Лайоналя, утверждавшего, что стигиец встречался с ним на базаре и окраине Тарантии, за городскими воротами, в начале Южного тракта - той самой дороги, по которой вчера попробовал сбежать злополучный Винчет Каборра. Нох-Хор, по словам Лайоналя, был неизменно облачен в черную хламиду и походил на стигийского жреца - выглядел высоким, тощим, грязным и страшным. По слухам, собранным Альясом на тарантийских базарах, там появлялся высокий стигиец, однако не маг и не жрец, а мелкий жулик, выдававший себя за гадателя и знахаря. Он предлагал легковерным настойки из трав, помогавших якобы в любовных делах, а также от бесплодия и корчей, что случаются с перепившими вина; мог, при случае, и утащить кошель либо ценную безделушку с прилавка. Альяс с Тульпой даже вызнали, где он обитает - как раз в предместье за Южными вратами, в хибарке на улице Вздохов. Там селилась голь перекатная и там все тоскливо вздыхали - от безденежья и хронической жажды.

Нет, сей стигиец на адепта Черного Круга никак не тянул! Жрецы Сета были людьми коварными, хитроумными, но гордыми; если уж они маскировались, то предпочитали избрать личину купца, богатого паломника, властительного князя, но никак не знахаря-воришки. Были среди них высокие, тощие и страшные, но не было грязных; их религия предписывала блюсти чистоту - если не помыслов, так плоти.

Подумав об этом, Сирам судорожно сглотнул, едва не подавившись пирогом. Грязный! Такого быть не могло!

Он прожевал очередной кусок и уставился невидящими глазами на бассейн Иракуса. Грязный! Великий Мардук!

С другой стороны, сир Лайональ не утверждал наверняка, что грязнуля Нох-Хор - стигийский жрец; он говорил, что тот п о х о ж на жреца. Но вряд ли койфиту за всю его жизнь довелось лицезреть настоящего мага из Кеми, Луксура или Птейона; такой недоумок любого стигийца в черном плаще мог принять за грозного колдуна, допущенного к великим и жутким таинствам.

Болван, сын болвана!

Сирам не мог сказать, к кому относится последняя мысль - то ли к сиру Лайоналю, то ли к нему самому. Однако, аккуратно подобрав с блюда крошки пирога, он обратил взор к Альясу и пробормотал:

– Хрр… Чтоб мне пить одну мочу кастрированного шакала!

Альяс склонился к нему:

– Что повелишь, хозяин? Ты помянул шакала, или я не расслышал?

Сирам прикрыл глаза.

– Забудь, сын мой; я хотел сказать нечто иное… нечто значительное… - Он подумал, отхлебнул вина и произнес: - Вот что: случившее вчерашним днем определяет то, что произойдет завтра… Да, так и только так!

– А что произойдет завтра, хозяин? - с любопытством спросил Альяс.

– Завтра поутру ты прогуляешься в город и узнаешь точно, в какой развалюхе на улице Вздохов прячется стигийский мошенник. Узнав же сие, иди к почтенному Паллантиду, капитану королевской стражи, и скажи ему, чтоб того стигийца разыскали и предъявили койфиту Лайоналю, что сидит в Железной Башне. О том, что будет, расскажешь мне.

– Может, надо отправиться сейчас?

– Нет. Сейчас мы заняты другим делом. Что там у нас на очереди, сын мой?

– Фрукты с офирской подливкой, хозяин.

– Вот и давай их сюда!

Со стигийцем можно не торопиться, думал Сирам, вылавливая из сладкого сиропа половинку персика. Кем бы этот тип не оказался, магом или мошенником, он тоже не успел: когда сир Лайональ проник в сокровищницу, талисмана там уже не было. Если только вся история с Лайоналем не задумана для отвода глаз, как бегство Винчета Каборры… Тогда камень все ж таки похитил стигиец, и надо думать, что его уже и след простыл…

Впрочем, это предположение казалось Сираму весьма зыбким и не достойным пристального внимания. В конце концов, он должен искать талисман, а не какого-то стигийского жулика! Он попытался сосредоточиться на загадочной фигуре сира Хитреца, истинного похитителя, обскакавшего и стигийца, и злонамеренных послов, и кхитайца с его демоном, но этот таинственный незнакомец словно тонул в тумане, временами выглядывая из-за смутной пелены и насмешливо ухмыляясь Сираму. Тому казалось, что он вот-вот ухватит путеводную ниточку и доберется до Хитреца, однако его физиономия таяла, расплывалась, меркла…

Но был какой-то ключик! Было нечто сказанное королем, что давало надежду подобраться к сиру Хитрецу! Так случается нередко; люди говорят, говорят и говорят, и в шелухе пустых слов вдруг сверкнет алмаз истины. Углядеть его - великое искусство, коим Сирам гордился, справедливо полагая, что многие фокусники могут вытащить кролика из шляпы, а вот извлечь шляпу из кролика дано не всем. Да, не всем! А лишь тому, кто знает, где и как надрезать кожуру пустых речей, дабы выдавить из них сок истины!

Так о чем же говорил король?

О Хадрате, жреце Асуры, который собирался расспросить своего бога о злобных намерениях похитителя… Ха! И что ж ответит Асура? Что Хитрец, укравший камень, ненавидит аквилонского владыку, желает бед его стране, мечтает сокрушить могущество Аквилонии? Полезные сведения, ничего не скажешь! Все это и так ясно и прозрачно, как офирское стекло, и польза от Асуры может быть лишь в одном: если он намекнет, что похититель - чародей. Но в этом Сирам уже не сомневался; кто, кроме колдуна, мог незаметно проникнуть в королевскую сокровищницу? Разве что демон…

Король говорил и о демоне - вернее, о том, что желает проверить и очистить пещеру под храмом Митры. Опасное занятие! Опасное и ненужное, ибо сир Хитрец обманул демона - точно так же, как Минь Сао, Нох-Хора и всех прочих. От этих прочих демон отличался, пожалуй, лишь тем, что наверняка похитил бы талисман, если б в сокровищнице не лежала уже подделка… если б сир Хитрец не поспел вперед гнусной твари…

Мысль эта показалась Сираму весьма значительной, но в чем ее значение, он никак не мог сообразить. Он вертел ее так и этак, не забывая поглощать персики, фиги и абрикосы со сладкой подливкой, шевелил губами и шептал: камень был бы похищен демоном… похищен… похищен… если б Хитрец не поспел… не поспел… Чаша с фруктами опустела, а он так и не разглядел алмаз истины за шелухой собственных слов.

Но не только о Хадрате и демоне толковал король; еще было сказано, что он должен вскоре ехать к войску, чтобы явить блеск талисмана своим рыцарям, стрелкам и щитоносцам, вселяя в их сердца мужество и уверенность в победе. И он собирался взять с собой наследника, юного принца Конна, и свою королеву! Почему-то эти сведения тоже представлялись Сираму очень важными - важными сами по себе, а не потому лишь, что он боялся, будто похититель попытается проверить камень, и ради этого украдет еще и принца с королевой. Да, он сказал об этих опасениях владыке, ибо они пришли ему в голову, но сейчас, по зрелом размышлении, счел, что его предположение абсурдно: вор не станет рисковать и приближаться с камнем к любой из трех властительных особ, включая короля. К тому же владыка не зря назвал свою королеву мудрой; это, как было известно Сираму, отвечало действительности. А мудрая мать присмотрит и за своим сыном… за юным принцем, что скачет, как горный козленок, тут и там, носится на коне в своих доспехах, украшенных рубинами…

Внезапно Сирам ощутил, что изнемогает от размышлений. Его вдруг начало клонить ко сну, и разум его был не в силах сопротивляться дремоте; он откинулся на подушки, чувствуя, как заботливые руки Альяса, Салема и Тульпы устраивают его поудобнее. Надо вздремнуть, решил он; во сне могут родиться хорошие мысли - о сире Хитреце, успевшем обскакать демона, и о путешествии королевского семейства к южным рубежам. На миг лицо чернокожего Салема мелькнуло перед ним, будто еще раз напоминая о мраке, о тьме и ее порождениях.

Демон, подумал Сирам, демон! Как бы он не расправился и с королем, и с магом! Пустое дело этот поход в пещеру… Пустое и опасное!