"Александр Рекемчук. Мальчики" - читать интересную книгу автора

- А зачем?
- Как зачем?
- Ну зачем?..
Вот тебе и на. Как это зачем? Зачем, видите ли, учиться? Всем известно,
зачем. Все учатся.
Мы шли по скверу. Там были скамейки, сыроватые, правда. Колька сказал:
- Давай присядем.
Мы присели.
- Слушай, Женька... Ты только ничего такого не подумай. Ты, небось,
подумаешь, что это я со зла. А я не со зла, наоборот. Потому что мне не
нравится, когда маленьких обманывают.
- А кто обманывает?
- О_н_и.
- Как обманывают?
- Обманывают. Понимаешь, Женька, это такой разговор... - Николай
Иванович поморщился, будто для него был неприятен и труден предстоящий
разговор. - Это, понимаешь ли, взрослый разговор.
Я опустил голову пониже и приготовился слушать.
Что ж, взрослый так взрослый. Не привыкать. Мне и до этого приходилось
терпеть всякие разговоры, которые старшие ребята любят заводить с младшими.
И еще смеются при этом: вот, дескать, дурачки вы маленькие, ничего-то вы не
знаете... И такого тебе порасскажут, что потом тошно глядеть на белый свет.
Однако никто больше нам, мальчикам, ничего подобного либо взамен этого не
рассказывает. Вот и приходится самостоятельно просвещаться, узнавать друг
от друга.
Я не сомневался, что Колька расскажет мне сейчас какую-нибудь гадость.
Потому я и голову опустил и заранее щеки заслонил руками, чтобы не было
видно, если придется краснеть.
- Ты знаешь, отчего мне запретили петь? Потому что мутация. А что такое
мутация? Знаешь? Не знаешь... Это когда пацаны становятся мужчинами. Вот
ты, например, еще не становишься, а я уже становлюсь.
Допустим.
- И вот, когда бывает мутация, петь нельзя. Потому что ломается голос.
Очень долго ломается: целый год. Это вроде болезни. Только не от микробов,
а просто так - закон природы... И если у тебя сейчас дискант, то потом,
после мутации, будет бас. А если альт, то будет тенор... Понял?
- Ну? - оживился я, отнимая ладони от щек.
Мне сделалось легче на душе. Я понял, что Колька не станет рассказывать
гадости.
- Ну и что? Вот у тебя дискант и у меня дискант, значит, будут басы.
Очень даже прекрасно...
Я поднялся, выпятил живот, потешно изломал брови и затянул утробным
голосом:
- У-ужас смер-р-р-рти сеял мой була-а-ат!..
Но Колька Бирюков посмотрел на меня с явным сожалением.
- Не будет, - жестко сказал он.
- Чего не будет?
- Ничего не будет. Не будет никакого голоса.
- Как это не будет? Совсем?
- Ну, останется, конечно... разговаривать. Тары-бары.