"Персиваль Рен. Похороны викинга " - читать интересную книгу автора

быть, поворачивается и падает. Конечности вздрагивают, и все кончено.
Будь все понятно в мертвом форту, я бы не заметил странности этой
фуражки. Теперь же она приобретала особое значение.
Кому она принадлежала? Что было вырвано из нее? Я совершенно
инстинктивно взглянул на бумагу, зажатую в левой руке убитого коменданта. Я
собирался уже взять эту бумагу, но вовремя вспомнил, что нельзя ничего
трогать, пока не вернется сержант-мажор. Мне нужен свидетель. Иначе мой
невероятный рапорт не будет иметь никакой цены. Но даже не трогая письма, я,
к своему крайнему удивлению, увидел, что оно написано по-английски.
Английское письмо в руке убитого французского унтер-офицера в маленьком
форту, затерянном в песке Сахары.
- Может, он был из англичан. Я слыхал, что в легионе встречаются и
такие, - заявил Лоуренс.
- Нет, - решительно ответил Божоле. - Типичный француз-южанин. Синие
небритые щеки. Полный, с сизым носом. Может быть, из Прованса. Таких
множество в Арле, Марселе, Авиньоне, Тарасконе. Тот, кто стоял без шапки,
тоже никак не англичанин. Оливковое лицо. Может быть, испанец или итальянец.
- А тот, что лежал со скрещенными руками? - спросил Лоуренс.
- Это другое дело. Это был северянин. Да, он мог быть англичанином. Его
лицо было бы к месту в офицерском собрании какого-нибудь из ваших полков.
Такие лица штампуются тысячами в ваших университетах. "Англичанин-легионер и
письмо по-английски. Это первый проблеск света. Может быть, он наведет меня
на след", - думал я, стараясь восстановить произошедшее на крыше.
Может, англичанин убил унтер-офицера, когда тот вырывал письмо из его
кепи? Нет, англичанин лежал со штыком у пояса, да и как мог он это сделать,
а потом, умирая, закрыть самому себе глаза? И потом, он был без фуражки.
Виданное ли дело, чтобы человек ходил в Сахаре с обнаженной головой! Абсурд.
Загадка сосредоточивалась вокруг штыка, которым комендант был убит. Откуда
взялся этот лишний штык?
За стенами форта гремел бычий голос сержанта Лебоди. Его хозяйственные
распоряжения возвратили меня к действительности. Рядом со мной стоял сержант
Дюфур и рассматривал трупы.
- Даже с папиросами во рту, - с ужасом пробормотал он. - Но где же
трубач Жан?
- Ответьте мне на этот вопрос, сержант Дюфур, и я наполню вашу фуражку
золотыми двадцатифранковиками. И еще пожалую вам Большой крест Почетного
легиона.
Сержант крепко выругался, перекрестился и сказал:
- Уйдем, пока не поздно.
- Кто вы, собственно говоря: сержант или барышня? - спросил я его и все
больше горячась, начал ругать его за то, что он чувствовал себя так же, как
я. Пустыня делает нас несправедливыми, мой друг. Но сержант держал себя
великолепно, и мне стало стыдно.
- Все ли вы обыскали, господин майор? - нарочито любезно спросил он.
- Друг мой, сержант, ведь это солдат, а не иголка. Живой, здоровый
солдат с ногами и глоткой в маленькой крепости. Он отозвался бы. Он был бы
здесь.
- Может быть, убит? - сказал сержант.
- Кем? Жуками? Ящерицами? - иронизировал я, но он, пожав плечами,
показал на убитого коменданта.