"Эрнест Ренан. Жизнь Иисуса" - читать интересную книгу автора

этого племени, Моисею, представлял собой уже целый кодекс монотеизма и по
сравнению с установлениями Египта и Сирии заключал в себе мощные зародыши
социального равенства и нравственности. Переносный ковчег, украшенный на
крышке сфинксом[129], с кольцами по сторонам для поручней,
составлял всю религиозную утварь; в нем складывались все священные предметы
нации, ее реликвии, сувениры и, наконец, "книга", хроника этого племени,
которая велась непрерывно, но записи в которую заносились весьма
скупо[130]. Род, на обязанности которого лежало носить ковчег и
охранять этот переносный архив, как состоявший в непосредственной близости к
нему и располагавший им, очень скоро приобрел выдающееся значение. Но не
отсюда вышло то учреждение, которому принадлежало будущее. Еврейский жрец не
слишком отличался от других жрецов античного мира. Существеннейшая черта,
отличающая Израиль от других теократических народностей, заключается в том,
что у него жрец всегда был подчинен индивидуальному вдохновению. Помимо
жрецов у каждого кочевого племени был свой "нави", или пророк, нечто вроде
живого оракула, с которым совещались по вопросам неясным, требующим для
своего разрешения высокой степени ясновидения. "Нави" Израиля,
организованные в группы или школы, обладали огромным значением. Защитники
древнего демократического духа, враги богатых, противники всякого рода
политической организации и всего того, что увлекло бы Израиль на путь,
которым шли другие нации, они были истинным орудием религиозного первенства
еврейского народа. С ранних пор они исповедовали безграничные упования, и
когда народ, отчасти под влиянием их неполитичных советов, был раздавлен
ассирийской державой, они провозгласили, что Иуде предназначено царство без
границ, что некогда Иерусалим будет столицей всего мира и весь род людской
будет еврейским. Иерусалим с его храмом представлялся им в виде города,
расположенного на вершине горы, к которой должны были стекаться все народы,
в виде оракула, которому предстоит возвестить мировой закон, в виде центра
идеального царства, в котором род людской, умиротворенный Израилем, снова
обретет все радости Эдема[131].

Здесь уже слышатся до той поры неведомые мотивы, восхваляющие
мученичество и прославляющие могущество "человека скорби". По поводу
некоторых из этих великих страстотерпцев, которые, подобно Иеремии, обагряли
своей кровью улицы Иерусалима, один вдохновенный поэт создал песнь,
посвященную страданиям и триумфу "служителя Божия" и как бы сосредоточившую
в себе всю пророческую силу Израиля[132]. "Ибо Он взошел перед
Ним, как отпрыск и как росток из сухой земли; нет в Нем ни вида, ни величия;
и мы видели Его, и не было в Нем вида, который привлекал бы нас к Нему. Он
был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы
отвращали от Него лицо свое; Он был презираем, и мы ни во что не ставили
Его. Но Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни; а мы думали, что
Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом. Но Он изъязвлен был за грехи
наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было. на Нем, и
ранами Его мы исцелились. Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на
свою дорогу, - и Господь возложил на Него грехи всех нас. Он истязуем был,
но страдал добровольно и не открывал уст Своих; как овца, веден был Он на
заклание и, как агнец, пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст
Своих... Ему назначили гроб со злодеями, но Он погребен у богатого, потому
что не сделал греха, и не было лжи в устах Его. Но Господу угодно было