"Э.Ренан. Что такое нация? " - читать интересную книгу автора

есть лучшее дело: будем просто спрашивать у неё истину.
II. Только что сказанное нами о расе нужно сказать и о языке. Язык
приглашает соединиться, но не принуждает к этому. Соединенные Штаты и
Англия, испанская Америка и Испания говорят на одном и том же языке, но не
составляют одной нации. Напротив, Швейцария, так хорошо созданная, - так как
она создана согласием её различных частей, - насчитывает три или четыре
языка. В человеке нечто стоит выше языка: это его желание. Желание Швейцарии
объединиться, вопреки различию её языков, представляет более важный факт,
чем сходство языка, достигаемое часто путем мучений.
Почетное для Франции явление в том, что она никогда не стремилась
добиться единства языка мерами принуждения. Разве


-98-

нельзя иметь одни и те же чувства и мысли, любить одни и те же вещи на
различных языках? Мы говорили только что о неудобстве ставить
интернациональную политику в зависимость от этнографии. Было бы не меньшим
неудобством ставить её в зависимость от сравнительной филологии. Предоставим
этим интересным исследованиям полную свободу рассуждений; не будем вмешивать
в них то, что изменило бы их ясность. Политическое значение, приписываемое
языкам, проистекает оттого, что их считают признаками расы. Но такое мнение
крайне ошибочно. Пруссия, где теперь говорят только по-немецки, несколько
веков тому назад говорила на языке славян; в галльских странах говорят
по-английски; Галлия и Испания говорят на первоначальном языке Альбы-Лонги;
в Египте говорят на арабском. И таких примеров бесконечное множество. Даже в
самом начале сходство языка не делало обязательным сходства расы. Возьмем
первичное арийское или семитическое племя; там были рабы, говорившие на том
же языке, что и их господа. Но тогда рабы часто принадлежали не к той расе,
что их господин. Итак, повторяю: деления индоевропейских, семитических и
других языков, созданные с таким удивительным умением сравнительной
филологией, не совпадают с делениями антропологии. Языки - это историческая
образования, которые дают мало указаний относительно крови говорящих на них
и которые во всяком случай не могли бы наложить цепей на человеческую
свободу, раз нужно определить семейство, с которым соединяются на жизнь и на
смерть.
Обращая исключительное внимание как на язык, так и на расу, мы
подвергаемся большим опасностям, большим неудобствам. Преувеличивая значение
языка, мы замыкаем себя ограниченной, так называемой национальной культурой.
Мы покидаем просторную арену человечества, чтобы замкнуться в условностях
соотечественников. Нет ничего хуже для духа и пагубнее для цивилизации. Не
будем забывать того основного принципа, что человек является разумным и
нравственным существом, прежде чем он примкнет к тому или другому языку,
станет членом той или иной расы, сделается приверженцем той или иной
культуры. До французской, немецкой, итальянской культур была культура
человеческая. Посмотрите на великих деятелей Возрождения: они не были ни
французами, ни итальянцами, ни немцами. Благодаря своим сношениям с
древностью, они нашли тайну истинного воспитания человеческого духа и
посвятили ему свое тело и душу. Как хорошо они поступали!
III. Религия также не могла бы доставить достаточного основания для