"Роберт Рэнкин. Мир в табакерке, или Чтиво с убийством " - читать интересную книгу автора

В детстве мир полон ярчайших красок, разнообразнейших звуков и
неповторимых запахов. Когда тебе исполняется двенадцать, ты уже теряешь
почти десять процентов от своего чувства цвета, звука, запаха - и даже не
замечаешь этого.
Возможно, здесь все дело в железах.
Но Блот пах странно, тут уж ничего не поделаешь.
Разумеется, он и выглядел странно. Школьные смотрители всегда странно
выглядят. Это традиция, или старинный договор, или что-то вроде того. Тебя
не возьмут на работу, если ты не выглядишь странно. А Блота взяли на работу
и не выгоняли с нее. Росту в нем было не меньше двух метров. Мой отец не был
коротышкой, но Блот нависал над ним, нависал и запросто сводил его на нет.
Голова у Блота была размером с луковицу и весьма ее напоминала. Ходил он в
комбинезоне цвета серого сентябрьского дня, кепке такого же цвета и синем
шерстяном шарфе, и потому был похож на машиниста.
Билли рассказывал, что на самом деле это и была профессия Блота. Что
Блот раньше был машинистом Транссибирского экспресса. В результате жуткого
несчастного случая ему пришлось бежать из России. В середине зимы поезд
попал в снежные заносы, за тысячи верст от чего угодно. В конце концов в
качестве провизии машинистам пришлось использовать пассажиров, которые,
впрочем, большей частью были простыми крестьянами и, следовательно, привыкли
к такому обхождению. К тому времени, когда настала оттепель и поезд мог
двигаться дальше, в живых остался один Блот. Хотя власти охотно закрыли
глаза на потребление пассажиров, поскольку особого недостатка крестьян в
стране не наблюдалось, они менее благосклонно отнеслись к мысли о том, что
Блот мог набивать себе живот квалифицированными железнодорожниками.
Билли говорил, что в своем логове в подвале, Блот пьет чай из кружки,
сделанной из черепа кочегара, сидя под трубами отопления в кресле, обитом
человеческой кожей.
Как выяснилось на суде, Билли был не так уж не прав насчет кресла.
Но суд будет потом, а тогда, в том времени, которое было нашим
настоящим, мы ненавидели мистера Блота. Ненавидели его серый комбинезон и
кепку того же цвета. Ненавидели его шерстяной шарф и голову-луковицу.
Ненавидели его манеру нависать и принюхиваться и его запах.
Время, которое было нашим настоящим: 1958 год, нам всем по девять лет,
и нас много. Послевоенный всплеск рождаемости, по сорок человек в классе.
Овсяные хлопья "Уитабикс" и апельсиновый сок на завтрак, стакан молока на
перемене. Тушенка "Спам" на ужин. Чай, если повезет. Бульонные кубики
"Боврил", питательная паста "Мармайт" и растворимый какао "Овалтайн" перед
сном.
Нас учил мистер Во. Он ходил в спортивной куртке из твида. У него были
длинные, подкрученные кверху усы, как руль у велосипеда. Он говорил, что ими
очень удобно "щекотать бабца", многозначительно опуская глаза книзу. По
нашей детской невинности мы, естественно, предполагали, что "щекотать бабца"
-- это некий экзотический вид спорта, который популярен в среде
джентльменов, носящих куртки из твида. В общем-то, мы были правы.
Мистер Во был джентльмен: он говорил с шикарным прононсом, а во время
войны летал на истребителях "Спитфайр". Его сбили над Францией, и гестаповцы
пытали его отверткой. В столе у него лежали три медали, и на День империи он
их надевал.
Мистер Во был вроде героя.