"Програмерзость" - читать интересную книгу автора (Фостер Алан Дин)

17

Очнулся он, сухой и расслабленный, на больничной койке в Масматаморосе, со все еще упрямо цепляющимся за уголки его рта слабым, постепенно тающим привкусом залива. Покуда он остаток дня восстанавливал силы на койке, нашлось время поразмыслить и о том, что пребывание в больнице оказалось физически куда менее тягостным, чем у напарника.

Едва добившись на следующее утро официальной выписки, он сразу же связался с Пэнгборном и доложил ему обо всем случившемся. Капитан позаботится о том, чтобы за пустующим командным центром Мока внимательно следили, на случай, если кто-нибудь из подчиненных покойного фелеона попытается воспользоваться его оборудованием. В соответствии со специфическими инструкциями инспектора, власти не станут пытаться проникнуть туда или вмешиваться в скрытую работу центра, пока не удастся гарантировать безопасность Катлы Моккеркин.

Пэнгборн также уведомил его, что сказанное уборщиком Родриго проверено. В указанный смотрителем период времени перед торговой галереей «Бразос» в Харлингене и правда произошел несчастный случай с двумя людьми. Интересно, что оба пострадавших путешествовали без каких-либо документов, и окончательная идентификация обоих все еще не была произведена.

Приятно было снова оказаться в Ногалесе, где влажность колебалась между низкой и нулевой, а запах соли наполнял ноздри, только когда лицо приближалось к краю бокала, заполненного плещущей «маргаритой». Хаяки был столь же рад его видеть, как инспектор — вернуться домой.

— Как спина? — спросил Карденас, когда они забирали патрульную машину из подземного гаража СФП.

— Да в порядке, насколько может быть отросшая заново, — повел массивными плесами Хаяки. — Я едва не изжарился, а ты чуть не утонул. Для одного дела это чересчур. Я готов отправиться в отпуск.

Карденас расположился на пассажирском сиденье.

— Ты только что побывал в нем, не забыл? В прекрасной Коста-Рике из Центрально-Американской Федерации. Разве ты не провел приятного времени в живописном тропическом лесу Всемирного Наследия?

Хаяки направил патрульную машину из гаража на яркое сонорское солнце.

— О си, разумеется. Есть лишь одна проблема: не могу больше смотреть на бананы, как раньше.

Оставив позади бесконечный сплошной аркомплекс Полосы, шоссе сузилось, начав петлять по изрезанной каньонами местности, ведя в отведенную под заповедник территорию вокруг пика Бобокивари. Универмаги и длинные торговые галереи, крутая кодо-застройка и, наконец, дорогие частные резиденции сменились пламенеющими окотилло и оливиновыми паловерде. В вышине кружила над чем-то далеким и мертвым тройка сарычей. Раз через шоссе перебежала мексиканская земляная кукушка, с опущенной головой, вытянутым хвостом и болтающейся в клюве мертвой змеей, похожей на добытые на помойке спагетти. Змея подскакивала и подпрыгивала в такт движениям птицы, словно большая резиновая лента.

Въехав в заповедник, они оставили коммерческую застройку позади. Скучающий охранник у въездных ворот слегка оживился, когда Хаяки мельканул своим идентом. Работник заповедника, он был далек от системы СФП и не имел ни малейшего представления о том, что происходило в пределах его собственной юрисдикции.

Переоборудованный кордон лесника, дом безопасности располагался на дне извилистого каньона, куда можно было попасть только по воздуху или по ухабистой грунтовой дороге. Невзирая на современную воздушную подушку, патрульная машина все же среагировала на несколько крутых ухабов, пока Хаяки петлял по этому неудобному тракту. Федералы поймали себя на воспоминаниях об оборудованной для поездок по джунглям «4X4», которую они брали напрокат в Сан-Хосе. С нежностью вспоминая ту машину, Карденас сожалел, что оставил ее в виде сгоревшего остова.

Оба федерала возблагодарили судьбу, когда в поле зрения замаячило одноэтажное строение. Сооруженное из серых каменных глыб, с белой островерхой крышей и термотропическими пуленепробиваемыми окнами с тремя рамами, оно было оборудовано собственным водо — и энергоснабжением. Установленная на крыше «тарелка» связи держала находящихся внутри здания в постоянном контакте с внешним миром, с Полосой и со штаб-квартирой СФП в Ногалесе. Принадлежащая заповеднику вертолетная площадка позади дома предоставляла возможность быстрого прибытия и отбытия, случись такая необходимость. Карденас предпочел ехать на патрульной машине, чем лететь, потому что предпочитал иметь маневренность, обеспеченную наличием собственного транспорта, а также поскольку знал, что они с напарником смогут расслабиться и насладиться поездкой.

Они были не единственными, кто предпочитал наземный транспорт. Под козырьком навеса для машин между парой больших «4X4» стоял припаркованный патрульный автомобиль без номерных знаков. Когда они приблизились к воротам огороженного участка, Хаяки притормозил. Его проволочная ограда с виду не производила впечатления. Но Карденас знал, что напряжение на ней было более чем внушительным.

Как только им дали разрешение на въезд, ворота поднялись, давая проехать. Хаяки провел машину через ворота на свободное место под навесом для автомобилей. Несмотря на разрешение миновать ворота, их встретили два сотрудника в форме служащих заповедника. Как бы они не были облачены, оба на самом деле служили не в министерстве охраны природы, а в СФП.

Прежде, чем новоприбывших пустили в здание, они обменялись с дежурными рукопожатиями и приветствиями. Третий сотрудник, встретивший их уже в дверях, оказался старым другом Хаяки. Покуда эти двое отправились на кухню в поисках холодных напитков и теплой беседы, Карденас отправился на поиски сотрудника департаментской службы помощи неблагополучным семьям, которому поручили присматривать за Катлой. Это было необходимо, пока ее безопасность не будет гарантирована и для девочки нельзя будет организовать постоянное место проживания.

Сотрудница нашла его первой.

— Вы Анхель Карденас, не так ли? Мне передали, что нужно ожидать вас.

Обернувшись, он уставился в глаза привлекательной темноволосой женщины лет тридцати пяти-тридцати восьми. Она была столь же высокой, как он (или столь же невысокой, зависит от точки зрения), с волосами, коротко подстриженными с одной стороны по принятой среди многих государственных служащих моде. На выбритой стороне головы покачивалась единственная длинная серьга из серебра и сугилита, вероятно, сделанная навахо. Косметика было наложена умеренно, лишь с целью подчеркнуть свои необычно большие глаза и широкие скулы. Руку ему она пожала твердо и уверенно, рукопожатием опытного профессионала.

— Я Минерва Форхорсес[60].

— Рад с вами познакомиться, — обворожительно улыбнулся Карденас. Его взгляд устремился мимо нее. — А где Катла?

— Катла, так запросто? — Его свойское упоминание девочки пришлось ей по душе. — Вы, должно быть, о многом говорили с ней, там в Коста-Рике.

— Достаточно, чтобы у меня возникло чувство, будто я знаю ее давно и хорошо, говорить с ней на неформальной основе, не напоминая, что я федерал. — Шагая бок о бок, они двинулись по коридору. Пол, заметил он, был укрепленным, покрытым приклеенной эпоксидной смолой плиткой «Сальтилло». Обувь сотрудницы службы помощи громко цокала по полу, словно у той были кастаньеты вместо каблуков.

— Это полезно. Она девочка молчаливая, хотя беседует достаточно охотно. Но сдержанная. Остерегающаяся. — Тон женщины открывал искреннюю озабоченность, признак первоклассного работника службы помощи. — Это и неудивительно, учитывая в какой обстановке она росла и через что ей пришлось пройти. Я прочла официальные отчеты.

— Такое никак не назовешь нормальным детством, — знающе кивнул Карденас.

— Узнать, что ее мать убили. — Форхорсес плотно сжала губы. — Если бы не доступ к ящику, думаю, она просто сидела бы, уставившись на стенку. Она смотрит на него как на пристанище. Оно приемлет ее, и ей не требуется оправдываться или объясняться. — Темные, как два омута, глаза встретились с ним взглядом. — Я никогда не видела никого, что столь мастерски работал бы с голкомом. Даже среди спецов в центре города.

— Она техантка, — объяснил Карденас. — Прирожденная.

— В отчете об этом говорится, — кивнула сотрудница службы помощи. — Но одно дело читать об этом, и совсем иное — наблюдать такие способности в действии.

Они свернули в еще один коридор. Сидевший посередине полицейский в штатском оторвался от экрана, с которого читал. Узнав Форхорсес, он улыбнулся и пропустил их дальше.

— Именно эта способность и причинила ей столько неприятностей, — объяснил Карденас. — И возможно также, что именно она и гарантирует ее будущее.

Опасение Форхорсес сделалось прямо-таки осязаемым.

— Надеюсь, вы не собираетесь просить ее сделать что-нибудь, что усилило бы стресс. Внешне она, возможно, выглядит и говорит, словно находится в добром здравии. А мои собственные наблюдения, сделанные за эти последние несколько дней говорят, что на самом деле она очень хрупкая. — Голос ее посуровел. — Я не могу дать одобрения на что-либо, способное нанести вред ее психическому здоровью. Ей сейчас нужно ничто иное, как стабильность и утешение. И больше всего, ей нужна надежда.

— Именно это-то я и хочу ей дать. — Он улыбнулся заметно озабоченной женщине. — Мы с вами хотим для нее одного и того же, миз Форхорсес.

— Минерва, — рассеянно поправила его сотрудница службы помощи, когда остановилась перед двустворчатыми деревянными дверями. — Катла будет в туннеле, за работой. Она всегда этим занята. — И трижды постучала в дверь.

Долгий миг Карденасу думалось, что они так и не дождутся никакого ответа. Затем раздался тихий девичий голос, который он так хорошо помнил по своему недавнему пребыванию на юге.

— Заходите, миз Форхорсес.

Идя первой, сотрудница службы помощи открыла одну из двух дверей.

— Доброе утро, Катла, — услышал Карденас, когда последовал за ней. — Здесь кое-кто хочет тебя видеть. — И шагнув в сторону, Форхорсес с явным интересом принялась наблюдать за реакцией своей подопечной на появление визитера.

Повернувшись на вращающемся кресле, Катла Моккеркин сразу узнала смуглого усатого федерала. И ее улыбка, пусть и не чрезмерно радостная, была все же не просто вежливой.

— Здравствуйте, инспектор Карденас. Я вас помню.

— Хох, Катла. Рад снова видеть тебя. — Пройдя дальше в комнату, он расположился в пустом кресле и подкатил его поближе к ней. — Я хотел бы немного поболтать с тобой — если ты не против?

Она пожала плечами и положила голком, который держала в руке. Почувствовав это движение, вит-камера ящика, с которым она работала, затемнила светившийся перед Катлой туннель.

— Ты не обязана беседовать с инспектором Карденасом, если не хочешь, — напомнила ей наблюдавшая женщина.

— Все в порядке, миз Форхорсес, — робко улыбнулась девочка. — Я знаю мистера Карденаса… Анхеля. Он был добр со мной, когда я была в… когда мне пришлось покинуть Резерву. Он хороший человек. — Ее улыбка превратилась в робкую усмешку. — Даже если он спаззанутый федерал-интуит.

На недоступный никакому другому полицейскому лад Карденас знал, что это было не оскорбление. Форхорсес внимательно наблюдала за ним.

— Как у тебя дела, Катла?

Она с тоской поглядела на приглушенный, слабо светящийся туннель.

— Полагаю, нормально. — В голос снова вкрался намек на озорство, который у него уже ассоциировался с ней. — Но вы ведь и так это знаете, верно? И просто завязываете вежливый разговор.

— Когда я был в твоем возрасте, другие ребята, бывало, говорили мне, что я чересчур умен, — усмехнулся он. Она пристально посмотрела на него. — И поэтому я знаю, что такое чувствовать себя отличающимся от всех остальных. От всех своих друзей. Значит, ни с кем не поболтаешь. — Он слегка наклонился к ней. — У меня есть для тебя кое-какие новости. Твой отец, Мок, умер.

Выражение ее лица не изменилось. Но он заметил легкое напряжение мускулов на шее и предплечьях, засек участившееся дыхание. Она этого не проявляла — по крайней мере, для всех других — но таки реагировала.

— Его сбил автобус, когда он переходил через улицу.

Она кивнула в знак того, что услышала, почти без всяких эмоций.

— Рада слышать. — А затем, несколько удивив его, равно как и бдительно следящую Форхорсес, девочка язвительно фыркнула. — Я как-то раз слыхала, как он говорил о смерти. Он сказал, что федералам его никогда не схватить. Что, если он не умрет от старости, то сгинет в огненной буре. Его сбил автобус? — Карденас кивнул. — Просто великолепно! Совершенно заурядная гибель. Именно это он и заслужил — умереть, как все прочие, незамеченным, без показа его подлой, мерзкой, леперовой рожи во весь вит. Я рада, что это случилось именно так! — Когда гнев девочки поутих, возобладал ее исключительный интеллект. Карденас терпеливо ждал, зная, что это произойдет.

— Но, — начала она заново, слегка запинаясь, — если папа умер не один месяц назад, то кто же тогда приказал убить маму всего несколько недель назад? — Опустив взгляд, она глубоко задумалась. — Мистер Бруммель не мог этого сделать, так как он тоже уже умер. Мистер Вандерберг не любит насилия, а миз Берил не знает, как оттранслировать нужные инструкции. — Ее замешательство и озадаченность были видны невооруженным глазом, когда она снова посмотрела на Карденаса. — Вы знаете, кто это приказал?

Он мрачно кивнул.

— Эти приказы исходят из того же источника, который по-прежнему пытается похитить или убить тебя. От ящика компании твоего отца, той, чья штаб-квартира в юго-восточном Техасе.

Ее рот открылся в удивлении.

— Это та глупая молли на Падре! Папа заграммировал ее так, чтобы она управляла всем, когда сам лично не контролировал операции. Но я ничего не знаю о той грамме, про которую вы говорите. Должно быть, он ввел ее в ящик после того, как мы с мамой сбежали вместе с мистером Бруммелем.

Форхорсес не могла больше этого выдержать. Разговор между ее подопечной и федералом уходил все дальше и дальше за пределы разумения Минервы.

— Не понимаю. Кто пытается похитить или убить Катлу?

— Программа. — Карденас посмотрел в ее сторону. — Внедренная ее отцом. Он был, по всем сведениям, неумолимым, беспощадным сукиным сыном. — Он кивнул в сторону девочки. — Содержащая эту грамму молли поддерживает контакт со всеми элементами противозаконной империи ее отца. Она распространяла директивы подчиненным, приказывая убить Уэйна Бруммеля, который жил с матерью Катлы и был ее партнером в весьма крупномасштабном присвоении фондов. Затем по ее приказу недавно была убита ее мать. А теперь она пытается захватить или убить Катлу потому что она является теханткой, хранящей в памяти многие, если не все, деловые операции своего отца. — Снова повернувшись к девочке, он посмотрел на нее со вспыхнувшим вновь сочувствием. — Она ходячая моллисфера.

Тон Форхорсес показывал, что она все еще не совсем понимала происходящее.

— Но если отец умер, то почему эта чудовищная грамма по-прежнему интересуется ей?

— Потому что она не была формально отменена, — кратко объяснил он. — И до тех пор, пока это не сделано, она будет и дальше спускать директивы тем элементам империи отца Катлы, которые по-прежнему откликаются на команды центра. А те приложат все силы для выполнения этих команд, так как считают их исходящими от ее отца или от его заместителя — кем бы он ни был. В конечном итоге, даже до низших рядов дойдет распоряжение оставлять без внимания любые директивы, исходящие всего лишь от молли. Вся проблема лишь в том, что мы не можем ждать, когда же это произойдет, когда природа возьмет свое. Потому что к тому времени для Катлы может оказаться уже слишком поздно.

Форхорсес двинулась в его сторону, просительно разведя руки.

— Ну так экспиайте тогда эту проклятую молли, которая составляет такие приказы! Вырубите, отключите ее — взорвите ее!

— Нельзя. То есть, можно, конечно, но если мы уничтожим ту молли, нет никакой гарантии, что встроенные резервные копии не раскидаются по всему ящику. А не зная, где находятся все желпровода, мы не можем быть уверены в полном отключении граммы. И не можем позволить ей распространиться по вспомогательным хабам, местонахождение которых неизвестно, потому что тогда нам вообще никогда не распылить эту грамму. Она словно змея. Ей можно отрубить голову, но тело будет извиваться еще много часов.

Несчастное выражение лица Минервы показывало, что она поняла.

— Значит, никто не может приказать этой грамме самоликвидироваться?

— Я был там. Разговаривал с ней. Она настаивает, что ликвидация граммы может быть достигнута только вводом «командной парадигмы, оттранслированной Клеатором Моккеркином» — отцом Катлы.

— Но ведь… ее отец умер, — воскликнула Форхорсес. Инспектор кивнул. — Значит, не осталось никого, способного закрыть эту грамму.

— Возможно, кое-кто и остался. — Карденас снова повернулся лицом к Катле Моккеркин. Также как и Минерва Форхорсес.

И упал духом, когда она ответила на его незаданный вопрос.

— Я не могу этого сделать.

— Почему же? — Он всем сердцем сочувствовал ей; этой бедной, забитой, блестящей девочке, у которой не было никакого настоящего детства. Она заслуживала лучшего. Все дети ее возраста заслуживали лучшего.

— Потому что я не знаю этой парадигмы. Как и приказ убить, мой леперо отец, должно быть, оттранслировал и ввел ее после того, как мы с мамой убежали с мистером Бруммелем.

У них не осталось никакого выбора. Придется ему отдать приказ вывести из строя молли, которая по-прежнему вращалась в недрах той подводной цитадели в Техасе. Если им повезет, грамма не распространится по всему уцелевшему ящику Мока. А если не повезет…

Она робко обратилась к нему жестом, прервав его печальные думы.

— Что такое, Катла? — спросил он как можно мягче.

— Я не могу ввести парадигму, потому что не знаю ее. Но, думаю, я смогу сделать нечто другое.

— Что именно, Катла? — Позабыв, что ей полагалось во время визита Карденаса держаться на заднем плане, Форхорсес поднялась со своего места и встала рядом с федералом.

Юные, но далеко не наивные глаза пристально смотрели на них обоих.

— Возможно, я сумею стереть всю систему. Это совершенно иная парадигма. Дело это непростое — понадобится сделать много шагов — но выполнимое. Я так думаю.

Мысли Карденаса так и закрутились в голове. Стирание ящика Мока, безусловно, ликвидирует грамму, настойчиво приказывающую похитить или убить Катлу, но это также приведет к потере неисчислимо ценной для центрального управления СФП информации. Фамилии, цифры, статистика, места, истории совершенных и планы ожидаемых преступлений: все это будет утрачено. Он так и сказал, и заработал мрачный взгляд со стороны Минервы Форхорсес.

— Ничего из этого вы не потеряете, мистер Карденас, — умоляюще возразила Катла Моккеркин. — Федеральная Полиция сможет все это получить. Я ведь собираюсь попробовать стереть только ящик. — Она многозначительно коснулась виска кончиками пальцев. — А остальное, все прочее муй мало содержимое — оно по прежнему здесь.

В своей сиюминутной заботе о ее безопасности, он как-то позабыл о способностях девочки, и о том, почему Мок вообще так высоко ценил ее. Он поклялся никогда больше этого не делать.

— Скажи мне, какое тебе нужно оборудование.

Она показала на настенный аппарат.

— Думаю, это можно проделать и отсюда. Покуда у меня есть непрерываемый доступ к мегаскоростной связи и достаточно кранча. Только я… — на этот раз она не встретилась с ним взглядом — …только я не знаю… смогу ли я это делать.

Он успокаивающе положил руку ей на плечо.

— Почему же нет, Катла?

Она по-прежнему избегала смотреть ему в глаза.

— Мама моя умерла. У меня нет ни братьев, ни сестер. А если есть какие-то дальние родственники, то я не знаю ни кто они, ни где они. А теперь и отец мой тоже умер. Я не очень-то любила его. Он причинил зло многим людям. Но… он был моим папой. Материалы в ящике — это все, что от него осталось. Стереть их… это будет все равно как самой убить его.

— Оттранслированная им грамма в ответе за убийство твоей матери.

— Знаю! — Она вдруг чуть не расплакалась. — Неужели вы думаете, будто я этого не помню? Неужели вы не понимаете, что если бы я обращала больше внимания на ящик, то могла бы наткнуться на эту гнусную, ужасную грамму и что-то сделать с ней до того, как убили маму? Если б я постоянно следила, как мне следовало, ее могли бы и не убить. Но я держалась подальше от папиной системы. Я не хотела приближаться к ней, иметь к ней какое-то отношение. Думала… думала, если буду чересчур много зондировать, то она может выследить меня и выяснить, куда мы исчезли. Но мне следовало поступить как раз наоборот. Мне следовало сохранять с ней связь. Это я виновата. Мама не должна была умереть! Она не должна была умереть!

Катла, рыдая, упала к нему в объятия. Он крепко обнял ее, прижимая к себе. Подняв взгляд он увидел, что Форхорсес странно глядит на них.

«Я знаю, что тут узы, — мысленно воззвал он к этой женщине, хоть и знал, что та не сможет почувствовать его мыслей. — Ты видишь это, а я это чувствую. Но да поможет мне Бог, у меня никогда не было своего ребенка, и я не уверен, что же делать. Тридцать лет интуитской тренировки, и я не знаю, что же делать».

Форхорсес знала, что делать. Она мягко освободила плачущую двенадцатилетнюю девочку из сочувственных, но неловких объятий Карденаса и, обняв залитую слезами Катлу, принялась медленно укачивать ее взад-вперед, постоянно шепча ей что-то. С темными пятнами от слез на груди тонкой рубашки, Карденас откинулся на спинку кресла и смотрел. И когда почувствовал, что прошло достаточно времени, то обратился к девочке со всей возможной эмпатией.

— Я понимаю, как это может быть для тебя трудно, Катла. Но если ты не остановишь сейчас эту программу, она будет и дальше отправлять людям приказы, велящие изловить тебя. Это было б не так уж и страшно. Но могут быть и другие приказы, повелевающие людям сделать нечто худшее. — Он умоляюще подался вперед. — Ты единственная, кто может положить этому конец, Катла. И я вынужден не согласиться с тобой по поводу того, о чем ты недавно говорила. Это не все равно, как если б ты кого-то убила. Ящик Мока всего лишь системная компиляция, коллекция бездушных внедренных грамм. Точно так же, как и любой другой ящик.

Тон Форхорсес отражал тщательный подбор каждого слова.

— Вы просите двенадцатилетнюю девочку, пережившую громадное эмоциональное напряжение, нырнуть прямиком обратно в самую середину источника ее дискомфорта.

— Это… это ничего, миз Форхорсес. — Катла отодвинулась и вытерла глаза тыльной стороной обеих рук. — Мистер Карденас прав. Я единственная, кто может это сделать. А сделать это нужно. — Она шмыгала носом между фразами. — Это следовало сделать давным-давно. Возможно, будь это сделано, мама была бы все еще здесь. — Поднявшись, она прошла к маленькому столу в углу комнаты. Взяв голком, она покрутила прибор в руке, манипулируя своими изящными, миниатюрными пальчиками на тот же лад, на какой разогревает палочку дирижер перед концертом.

Покуда Форхорсес и Карденас продолжали наблюдать за действиями Катлы, сотрудница службы помощи наклонилась к нему и со страхом прошептала:

— Если девочка в результате этого пострадает от каких-нибудь вредных последствий, мне придется возложить ответственность на вас и СФП.

— Я давно уже принял на себя ответственность за серьезные происшествия, Минерва. — Он кивнул в сторону девочки. — Единственный, кто может спасти ее от этой граммы — это она сама. — В голове у него внезапно возникла парафраза из давно читанного. Плохие граммы, созданные людьми живут после них; а хорошие зачастую погребают вместе с их прежними молли. Он придвинулся немного ближе к Катле.

— Ты действительно можешь сделать это отсюда? — Он показал на голком, соединенный со стандартной коммерческой молли, которая в свою очередь соединялась через тарелку «Нокаролы» на крыше с далеким Большим Ящиком. — Тебе не нужно еще что-нибудь? Какое-нибудь сделанное на заказ оборудование, или связи с резервными копиями, или техническая помощь? Свежие желпровода или специализированные «вафли»?

На все еще не высохших слезах на лице Катлы мелькнул отблеск света, когда та живо замотала головой. И ответила она с полной уверенностью.

— У-у. Но проблемо, федерал. — Легкая улыбка, которую она сумела выдать, заставила девочку выглядеть намного младше ее дюжины лет. Выражение лица у нее при этом было обнадеживающе детским.

И то и другое поразительно контрастировало с ее словами и действиями, которые вполне подходили опытному зондировщику и ээ-улану. Когда Карденас вновь присоединился к Форхорсес, двое взрослых замерли в молчании, дивясь скорости и мастерству, с которыми девочка сперва получила доступ, а потом начала зарываться глубоко в Большой Ящик. С ее уст без всяких затруднений сыпались команды, которые зачастую были столь же непонятными, сколь и сложными. Образы в туннеле текли и возникали так стремительно, что Карденас не мог за ними уследить. И сам далеко не средний ящикорез, он с благоговейным трепетом наблюдал за этим ловким, словно бы не требующим никаких усилий представлением.

В плечо его впились пальцы. Заставив себя оторвать взгляд от происходящего прекрасного танца девочки с голкомом, он уставился в пораженные глаза Минервы Форхорсес. Рот ее был разинут, но никаких слов не раздавалось. Вместо этого она тыкала перед собой пальцем другой руки.

В ногах большой двуспальной кровати по другую сторону комнаты возникло полдюжины крошечных машин. Самая большая достигала всего сантиметра в высоту и щеголяла тремя крутящимися антеннами. Стоявшая рядом с ней была одноглазым созданием с тусклой поверхностью и походила на миллипед с танковыми гусеницами. Другие четыре устройства выглядели ничуть не менее диковинными. И чтобы понять, чем они занимаются, вовсе не требовалось быть инженером или дизайнером.

Точно так же, как и находящиеся в комнате люди, они наблюдали за Катлой Моккеркин в действии.

— Бопсы, — кратко заметил он.

— Чего они хотят? Как они сюда попали? — Реакция Форхорсес на совершенно неожиданное появление миниатюрных механизмов ничуть не отличалась от реакции всех прочих. Она была одновременно и заворожена и насторожена. — Сюда ничто не должно было проникнуть. Это же дом безопасности.

— Он по прежнему безопасен. — Карденас не мог дать гарантии этого утверждения, но опыт показал ему, что, к чему бы не стремились бопсы, это никак не связано с насилием. Если, конечно, не считать человеческого насилия, направленного против бопсов. — Они не станут ее тревожить. Просто не обращайте на них внимания.

— Именно это все и советуют делать. — Внимание Форхорсес по-прежнему осталось прикованным к загадочно симпатичным маленьким битботам. — Я больше беспокоюсь за Катлу.

Карденас кивнул в сторону девочки.

— Тело ее, может, и здесь, но ее церебро носится где-то внутри Ящика. Сомневаюсь, что она сейчас осознает наше присутствие. — И в самом деле, отсутствующее выражение на лице у девочки показывало, что та работала в состоянии, близком к самонаведенному трансу, насколько такой посилен для двенадцатилетней девочки.

Поэтому Форхорсес сохраняла спокойствие, не двигалась в сторону крошечных визитеров и не выкрикивала предупреждения Катле. Бопсы, со своей стороны, сидели или стояли, в соответствии со своей конструкцией, и смотрели в почти абсолютной, непроницаемой тишине. Как и Форхорсес, Карденас поймал себя том, что гадает, чего же они хотят, что же они думают. Если они думали. Все наверняка известное о бопсах не заполнило бы и единственного чипа в молли размером с шарик подшипника.

Тут они напрочь забыли и о самих бопсах, и о их происхождении, и о их намереньях. Вдали что-то громыхнуло, и комната слегка вздрогнула.

— Звук, словно кто-то врезался в стену на грузовике, — нахмурилась Форхорсес. — Или уронил что-то крупное.

Карденас уже вскочил на ноги и направлялся к единственному окну комнаты. Щелкнув кнопкой, опускавшей стеклянную раму над нижним воздуховодом, он прищурясь посмотрел сквозь заряженную противомоскитную сетку. Взгляд его скользнул по гравию и декоративному ландшафту, равно как и по выбеленной бетонной стене, устремляясь вверх по каменистому склону горы, замыкавшему западный конец каньона. В поле зрения ничего не двигалось, чему он порадовался. При неожиданном грохоте Катла Моккеркин оторвалась от своей работы, но лишь ненадолго. Когда она снова принялась зондировать, предчувствующая недоброе Форхорсес пригнулась рядом с Карденасом.

— Что это? Вы что-нибудь видите? — Ее глаза расширились, когда она увидела в его руке пистолет. То была довольно массивная департаментская модель. В отличие от ультра-компактного оружия, которое он брал с собой в Коста-Рику и Масматаморос, этот большой трехобойменный пистолет был каким угодно, только не прозрачным. — Для чего это? — спросила она, почти сразу же осознав глупость этого вопроса.

— Пригнитесь. — Схватив женщину за рукав рубашки, он увлек ее на пол рядом с собой. — Это был не грузовик. — Едва он договорил, как по спальне прокатилась рябь нового грохота, миниатюрный звуковой удар, раздавшийся на расстоянии излишне близком, на вкус инспектора. — Кто-то стреляет по дому.

— Но это невозможно! — Сотрудница службы помощи была до крайности потрясена — и, как увидел Карденас, напугана. — Мне говорили, что никто не может въехать в этот каньон без разрешения охраны СФП.

— Обязательно скажем об этом тем, кто стреляет. — Карденас был не в настроении тратить слова на светские любезности. Если Форхорсес не нравится его тон, она может запереться в ванной. Повысив голос, он крикнул: — Как там у тебя дела, Катла?

Ответ девочки представлял собой приглушенное бормотание, словно донесшееся откуда-то издалека.

— Отлично, полагаю. — Уточнять она не стала, а Карденас благоразумно решил не нажимать на нее. Пусть занимается своим делом. А он тем временем займется своим. Поглядев в одну сторону, он увидел клокочущий в ящичном туннеле водоворот информации. Взглянув в другую, увидел шестерых бопсов, стоящих на полу, блаженно игнорируя его, и увлеченно наблюдающих за усилиями Катлы. Они не двигалась и никак не прореагировали на пару взрывов.

Что-то бухнуло по двери. Резко втянув в себя воздух, Форхорсес попыталась двинуться к Катле, но Карденас удержал ее. Одновременно он сел на пол и прислонился спиной к стене под окном. Жаркий сухой воздух пустыни вливался в комнату у него над головой, ероша волосы, сталкиваясь с кондиционированным воздухом комнаты. Подымая дуло служебного пистолета, он прокрутил диск настройки через «Нарколептические» и «Паралитические», прежде чем установить на «Разрывных». Теперь он мог при желании разнести в клочья дверь, добрый кусок коридорной стены за ней и все органическое, имевшее несчастье оказаться между ними.

Покуда инспектор и сотрудница службы помощи ждали, не шевелясь, дверь широко распахнулась. В комнату девочки ворвалась массивная фигура, сжимающая очень крупногабаритное автоматическое оружие. Глаза Форхорсес расширились, она втянула в себя воздух, а палец Карденаса напрягся на спуске пистолета.