"Програмерзость" - читать интересную книгу автора (Фостер Алан Дин)

7

Карденас вскинул руку, защищая грудь, но блокировала удар не она. Его остановила конечность более массивная и состоящая более чем из десятка элементов, ни один из которых не был плотью. В рассеянном свете, льющемся от флегматичных уличных фонарей и пламенеющих вывесок, тускло блеснули чешуйки сваренного металла. Пластик вспыхивал всеми оттенками радуги, фрагменты раскулаченных механизмов лязгали и барабанили, подкрепляемые керамическим позвякиванием, а кусочки металлизированного стекла сверкали, словно гроздья алмазов.

Из расположенной поблизости ливневой канализации выкарабкалось нечто, похожее с виду на гигантского краба, сработанного из уличного хлама и промышленных отходов. Покуда одна рука блокировала потенциально смертельный удар озерника, вторая отбросила в сторону тяжелую пластиковую решетку дренажного люка. Карденас моргая откатился вправо на тротуар. Его пораженный противник нагнулся было подобрать выбитый у него из руки нож. Третья металлическая нога ударила его по затылку, заставив рухнуть наземь без чувств.

Завидев этот появившийся из под земли фантастический механический призрак, трое смертоносных спутников павшего озерника резко притормозили. Лязгающее создание не обладало гладкой внешностью орудия блюстителей порядка, но они были в Севамерике чужаками и ни в чем не могли быть уверены. Они знали лишь одно — эта хрень вмешалась, намереваясь спасти заваленного федерала. И связываться с ней без настоящего оружия было равнозначно попытке вскрыть танк консервным ножом.

Оставив потерявшего сознание товарища на произвол судьбы, они попятились, развернулись и удрали, швыряя назад только австралийские ругательства. Карденас глядел им вслед. Не сводя глаз с брошенного ими заваленного соотечественника, он медленно поднялся на ноги и принялся отряхиваться. Пока он занимался этим, механизм, гудя и лязгая, приблизился к нему.

Хотя машина втрое превосходила его размерами, шесть складных ног позволяли ей спрятаться в проеме меньшего диаметра, чем ливневая канализация, из которой она возникла. В ее моторизованных глубинах мелькали LED-ы, а когда кое-как подогнанные друг к другу части шумно скреблись друг о друга, раздавались электрические скрежетания и стоны. В центре клубка механических конечностей висела корзинка из желпроводов, обвивавшихся несколько раз вокруг укрытой в ее ядре своеобразной фигуры. Этот полуголый мужчина с длинными лохматыми волосами, глубоко запавшими покрасневшими глазами, темной щетиной и покрытыми шрамами руками сильно смахивал на только что заметенного ночным патрулем алкаша. Вот только вел он себя отнюдь не как алкаш, и явно сам управлял охватывающей его машиной, а не наоборот.

В ответ на подергивание правой руки красноглазого, мощная клешня поднялась на шипящих сервомеханизмах и ловко смахнула грязь с плаща инспектора.

— Вы в порядке, офицер? — Карденас лишь миг спустя понял, что голос исходит от человека, а не из машины, на которой тот ездил — или которая его возила. Глядя на фантастическую массу всяких частей и членов, лома и утиля, определить это было трудновато.

— Спасибо, у меня все отлично. А откуда вы знаете, что я из полиции?

— Мы с друзьями прослышали, говори я. — Один глаз у длинноволосого страдал постоянным подергиванием — зрелище не для слабонервных. Но Карденас был способен выдержать такое лучше большинства иных людей. — Решил рвануть на подмогу, когда вы освободились.

— А почему не раньше? — Карденас проверил свой спиннер. Тот все еще работал под мертвящим воздействием инсталлированной инзинкой пара-сайтной граммы. Но если та не врала, то эта грамма через — он сверился с хронометром у себя на браслете — минут примерно сорок должна издохнуть.

— Не был заинтересован, заявляй я. — Этот отшельник в плаще из желпроводов проявлял чудное безразличие к возможной реакции инспектора. — Только после того, как вы вырвались на волю. Тогда решил помочь. Андаль, эй, мне аблают. Прикинул, что вы свою часть выполнили. Кроме того, четверо против одного — эт не по честному. — Он усмехнулся из-за и из-под проводов, выставляя напоказ желтые, почерневшие или вообще отсутствующие зубы. — Фералом Диком меня звать, а на налоги мне начхать. — Усмешка, к несчастью, расширилась. — Можешь называть меня Фералом, предлагай я.

— Ты сказал, что прослышали вы с друзьями. — Карденас бросил многозначительный взгляд на пространство позади верхового краба. — Я больше никого не вижу.

— Тэкс-тэкс — кто говорил о ком-то другом? Что в имени, кроме названия?

Вот тут они и высыпали из открытой ливневой канализации. Десять, двадцать, тридцать — настоящее множество. Карденасу лишь однажды довелось видеть столько, и паника, вызванная ими среди захваченных врасплох футболистов и болельщиков, для которых и предназначалась, была достаточно реальной, пусть даже и неоправданной.

Бопсы.

Потомство того, что в конечном итоге за отсутствием лучшего определения и в агонии официального ошеломления, назвали беспроводными обслуживающими подземными системами. Бопсы были крошечными, изысканно сработанными, самовоспроизводящимися роботоидными формами жизни, чьи действия предполагали, пусть и без подтверждений, что они являлись компонентами общественной механизированной формы жизни, управляемой какой-то одиночной граммой искусственного интеллекта. Человечество, ожидавшее, что первый истинный ИИ возникнет из синтеза громадных научно-исследовательских проектов и углубленных университетских конференций, сильно поразилось при виде ИИ, когда тот наконец явил себя миру, приняв обличье механизмов величиной с кулак, а то и меньше. Первоначальные страх и паника при появлении бопсов вскоре сменились озабоченностью, затем неуверенностью и, наконец, досадой, когда тысячи крошечных устройств не выказали ничего похожего на стремление к какой-либо цели, не говоря уж о враждебности.

Бопсы большей частью избегали людей, прячась в огромной циркуляционной системе Полосы: в системе воздушного кондиционирования, в трубах водопровода и канализации, транспортных туннелях, в проводах оптоволокна и индукционных трубах. Подобно каким-то механическим тараканам, они чурались дневного света. Но в отличие от своих членистоногих подобий, они были чистыми и не разносили болезней. И равным образом они не часто проникали в личные резиденции и не трогали человеческой еды. Они просто воспроизводились. Как признали наконец инженеры, несколько лет пытавшиеся изобрести способ истребить их, людям, пожалуй, лучше привыкнуть к ним. Бопсы обосновались здесь всерьез и надолго.

Через некоторое время граждане таки привыкли к их присутствию, пусть оно и не стало для них вполне обыденным. Как выразился на начальном этапе «вторжения» один бопс, невзирая на чьи-либо желания бопсы существовали. Хотя ни один бопс не причинил никакого вреда ни одному человеку, люди постоянно разбивали, расплющивали, расчленяли и уничтожали другими способами элегантные маленькие автоматы. Но даже дети вскоре утратили свой страх перед ними. Нападения людей на бопсов не породили никакого возмездия, не спровоцировали никакого воздаяния. Параноики, убежденные в том, что бопсы вознамерились захватить власть над миром, быстро остались почти без последователей, особенно когда стало ясно, что бопсы — не более чем мелкое раздражение.

Практически единственное обстоятельство, которое продолжало беспокоить людей, заключалось в том, что никто не мог понять, откуда же они взялись.

Они, похоже, расцветали в присутствии Ферала Дика, заметил Карденас. Он не отступил ни на шаг, когда у его ног закопошилась и стала взбираться по ним пара десятков миниатюрных машин. Несколько минут они ощупывали и обшаривали его, действуя мягко и, пожалуй, уважительно по отношению к его неметаллической персоне. Сенсоры и провода ласкали и щекотали, делая замеры ради каких-то невообразимых для инспектора целей. Затем, словно в ответ на невидимый и неслышный сигнал, они все как один слезли обратно на тротуар и исчезли в открытом ливневом водостоке. Среди этих миниатюрных чудес не встретилось и двух одинаковых.

Ферал Дик нежно глядел на провал в улице.

— Я люблю бопсов, а бопсы любят меня.

Карденас был искренне заинтригован.

— Вот потому-то ты и решил вмешаться и спасти меня? Потому что бопсы хотели меня изучить?

Ферал расхохотался из-под бесчерешковой мутовки желпроводов.

— Забавный легаш, смеюся я! Я не знаю чего хотят бопсы. Никто не знает. Сколько биглов белый бопс будет балагурить? — Он захихикал, процитировав детский стишок. — Но им, похоже, нравится веть со мной, а мне вроде как по душе их компания. Когда живешь под улицей, а не над ней, то принимаешь любую компанию, какую только сможешь найти, мрачнюся я. По крайней мере они не ворчат. — Он сплюнул в сторону. Карденас слегка удивился тому, что выплюнутое не лязгнуло о мостовую.

— Это все равно не объясняет, почему ты решил мне помочь.

Механическое крабообразное шмыгнуло боком в сторону зияющего отверстия ливневого водостока.

— Время от времени, замечай я, бывают случаи, когда фералу может понадобиться немного доброжелательности со стороны федерала. Верую в рассчитыванье на официальное дружелюбие, решай я. — Металло-пластико-стеклянная клешня поднялась, отдавая честь. — Вспомяните меня нежно в своих досье, офицер. — Желпровода не позволяли толком разглядеть эти запавшие, но не безумные глаза.

А затем механический мастер-наездник исчез в зияющем провале ливневой канализации так же стремительно, как и появился. Подойдя к краю отверстия, Карденас расслышал едва доносящееся негромкое лязганье металлических ног сварганенной из разнородных частей машины, когда самодельный транспорт быстро удалялся под улицей. Настоящим антиобом Ферал Дик не был. Он по выбору стоял, или скорее шмыгал, за рамками обеих систем взглядов.

Инспектор сверился со спиннером. Тот по-прежнему пребывал в коматозном состоянии, но не сдох. Еще плюс-минус несколько минут, и Анхель вернется на линию опто, с полным доступом к ящику СФП. Если только, напомнил он себе, убитая инзинка не лгала. Никаких настоящих причин для этого у нее не было, поскольку она и ее равно покойный напарник намеревались заставить владельца спиннера сдохнуть куда буквальнее, чем его аппаратура, еще до того, как та вернется в строй.

Быстрый взгляд на улицу не обнаружил никого, кроме бредущих граждан. И никаких признаков наголову разбитых озерников из Оз. Он знал, что ему следовало бы воспользоваться общественным коммом и доложить о случившемся, по крайней мере, сообщить, что с ним произошло. Но без спиннера он не мог донести истинную картину нападения. А если он будет слишком долго ждать, то женщина, которую он искал, может уйти, закончив смену — или, того хуже, повстречать наведавшихся к ней инзини, озерников или каких-то гипотетических других, разделявших этот внезапный и неожиданно неудержимый интерес к местонахождению Сурци Моккеркин и ее дочери.

На кого работали те наемные убийцы-индейцы? На Мока, на себя, или на какую-то другую, пока еще не идентифицированную группу с острой заинтересованностью в Сурци Моккеркин и ее дочери? Чем больше антиобных команд проявляло смертельный интерес к этой паре, тем больше Карденас стремился ее найти — первым.

Если ему приходилось дожидаться возможности поговорить с Кой Джой, то он мог ничуть не менее эффективно делать это, одновременно проверяя тех, кто к ней наведывался. Развернувшись, он направился обратно по улице в сторону «Коктэйля». На сей раз он остался поблизости от группы заехавших гульнуть чистяков. А также обратил особое внимание на свое окружение и каждые несколько шагов присматривался к нему с целью убедиться в его реальности. Он совершенно не собирался снова забредать в еще одну обманную миражовку.

Найти «Коктэйль» не составило труда. Расположенный на главной улице, именно там где указывал Машупо Мингас, он втиснулся между «Перистым куполом» и «Калифорнийскими ночами». В отличие от некоторых работающих внутри сотрудниц, все три заведения щеголяли образцово сдержанными фасадами. Внешнее освещение было приглушенным, а вывески скорее статичными, чем одушевленными, и никакие сладострастные рекламы не выпархивали из Медисонных эжекторов подлизываться к случайным прохожим. Хотя Карденас давно уж не работал в зоне наслаждений, он знал, что не все секстели одинаковы. Если основываться на том, что ему помнилось, три соседних заведения занимали нишу, рассчитанную на привлечение клиентов из верхнего слоя среднего класса или, возможно, нижнего слоя высшего класса.

По другую сторону улицы большую часть нескольких городских микрорайонов оккупировала «Рара Авес». Совместное севамериканское предприятие «Асакуса-Чубаско» похвалялось своими товарами столь же нагло, как и его работницы. Более дешевое, менее скромное и откровенно лас-вегасское по своей манере привлекать публику, оно щеголяло постоянным потоком посетителей, жаждущих принять то, что им предлагалось, и твердое и влажное. Вдобавок к удовлетворению сиюминутной похоти, наведавшийся в «Рара Авес» мог также провести ночь в одиночестве, сыграть в азартные игры и потребить предоставляемые заведением блюда и несексуальные развлечения. Универсальная международная сеть дешевых развлекательных центров для работников макиладор, она пользовалась прочной популярностью, и особенно часто посещалась «синими воротничками». Лицензированные «Рара Авесы» функционировали по всей Полосе, и каждое заведение почти ничем не отличалось от другого. На полках в Агуа-При лежал точно такой же товар, какой предлагался в Эльпасо-Хуаресе, или в Санхуане, или в Браунсвиле[45].

Хотя секс-торговля была на Полосе законной более полутора веков, там еще оставались граждане, которые по самым разнообразным причинам предпочитали анонимность, не говоря уж о более личном стиле обслуживания. Все это клиент находил в таких конфиденциальных заведениях, как «Коктэйль» и его соседи, так же, как в тех эксклюзивных учреждениях, которые обслуживали очень богатых. А рекламируемое снаружи зачастую вытеснялось тем, что перспективному клиенту предлагалось внутри.

В меблированной антиквариатом конца двадцатого века внешней приемной находилось, наверное, около десятка мужчин и женщин. Некоторые ожидали, так сказать, проникновения во внутренние структуры данного учреждения, в то время как другие расслаблялись и приступали к отдыху, следующему за завершением деятельности. Для определения, где которые, не требовалось быть интуитом. Зайдя фланирующей походкой в заведение, Карденас привлек к себе лишь случайный взгляд-другой со стороны будущих и бывших клиентов. Его же особенно заинтересовала сидевшая на кушетке пара среднего возраста, весьма увлеченная вит-программой столетней давности. Цвет у программы отсутствовал напрочь, и проигрывалась она по виту размером с небольшое авто.

Ненавязчивое освещение имело нежно-розовый оттенок, словно какой-то сдвинувшийся физик нашел способ подрумянивать фотоны. Картины на стенах изображали пейзажи Европы и Южной Америки. Изображение какого-нибудь французского замка казалось заимствованным из стандартного туристического буклета, пока не заметишь происходящую во дворе замка оргию. Пейзаж с изображением южно-чилийского леса навевал воспоминания о визите в Скалистые горы, пока не присмотришься поближе и не увидишь, что творится среди деревьев. Не говоря уж о творящемся с самими деревьями. Карденас с интересом разглядывал картины. Сделаны они были очень остроумно и, в пределах своей темы, с удивительным вкусом. Пристально глядя на них, он ни чуточки не смущался. Это было не то место, где следовало смущаться.

Слева от него манила к себе богатая товаром лавка, предлагающая подношения, недоступные даже через частный ящик. Стол, к которому он подошел, ничем не отличался от того, какой можно встретить в каком-нибудь хорошо оборудованном отеле со средними ценами — если сбросить со счета искусно извивающиеся фигуры, которые составляли мастерски сработанную скульптуру, цепляющуюся за заднюю стену. Свидетельствуя об оживленности бизнеса «Коктэйля», клиентами занимались трое клерков: две женщины и один мужчина, одетые в форменную фототропическую одежду, делавшуюся прозрачной в разных стратегических местах при каждом движении.

Им занялась женщина лет так тридцати. Хотя выглядела она привлекательной, он по опыту знал, что наняли ее за способность передавать интегрированные услуги по вертикали; иначе эту особу не разместили бы в передней. Сбоку стоял, сложив руки на груди, безмолвный бледный монолит. Массивностью этот вышибала ничуть не уступал Хаяки. Как подозревал Карденас, он присутствовал больше для вида, чем для действия. Если б руководству часто требовались услуги субъекта подобных размеров, то оно не соответствовало бы своей должности. А с буйными клиентами легче разобраться попросту наводнив приемную или коридор нарколептическим газом.

— Добро пожаловать в «Коктэйль», сэр. Чем могу помочь? — Она улыбнулась отработанной и профессиональной улыбкой.

Он улыбнулся в ответ. В таком заведении, как «Коктэйль», если не улыбаешься, то тебя никто не примет всерьез.

— Думаю, я в настроении для чего-то неординарного.

Девушка кивнула. Мигом уловив ритм, она подалась вперед и прошептала (неплохой, хоть и совершенно ненужный штрих, подумал Карденас):

— Значит, вам кто-то рассказал о нас. Вас направили правильно. «Коктэйль» заслужил свою репутацию умением удовлетворять всевозможные потребности. — Губы ее придвинулись вплотную, а духи источали синтезированные феромоны. — У вас на уме что-то определенное, сэр? Чего бы вы ни пожелали, если мы не сможем обеспечить этим тут же на месте, то пошлем за запасами. Можете положиться — мы в течении часа гарантированно рапидио доставим все, чего ни пожелаете, задействовав все ресурсы Полосы. Вы только скажите, чего вам нужно, сэр. — Он попытался, но она разошлась и гнала свою рекламную речь во всю прыть, и потому Карденас решил просто дать ей выговориться до конца.

— Вам что-то нужно, вам что-то требуется? У «Коктэйля» это есть или будет, как только пожелаете. Вас интересует секс с осязаемыми? Мы предлагаем новейшую военную технологию, приспособленную к нашим эксклюзивным спецификациям. Вы можете обусловить оттенки цвета, окружения, ароматов и звуков, от музыки до мурлыканья. Если вы предпочитаете нечто более громкое, не волнуйтесь — все апартаментос у нас абсолютно звуконепроницаемы. Как раз сейчас на линии несколько новых композиций из Чэнду, основанных на древних ханьских текстах. Первоначально, конечно же, фантазия, но с нашими омнифоническими проекторами все возможно.

Она продолжала улыбаться ему, ожидая ответа, пытаясь оценить его. Карденас ничем ей в этом не помог, дожидаясь, когда у нее иссякнут предложения. Она казалась достаточно милой для сводни, и если б он перебил ее хорошо отрепетированную рекламную речь, то это могло уронить ее достоинство в глазах нанимателей. Невзирая на преднамеренно уютное ощущение, навеваемое обстановкой салона, он ни на минуту не сомневался, что весь этот разговор демонстрируется на удаленном мониторе.

— Мы предлагаем полный диапазон стандартных морфов, — продолжала девушка, не устрашенная его молчанием. — Мужских, женских, звериных. У нас в штате состоят два зарегистрированных ээ-улана, готовых создать заказной морф для удовлетворения ваших личных надобностей. — Ее интимный шепот сделался еще тише. — За определенную цену, я, возможно, буду готова обеспечить образцом, по которому можно будет смастерить детский морф. Полу-законный, гарантированно не дающий оснований для судебного преследования, обязательство записано нашим собственным юридическим отделом.

Отвращение инспектора должно быть отразилось у него на лице, поскольку она поспешно дала задний ход:

— Или вы традиционалист? В таком случае, несмотря на то, что вы мне сказали, возможно, вам придется больше по вкусу одно из наших родственных заведений. — Выпрямившись и опустив взгляд, она извлекла плавающий в воздухе список, очерченный розово-красными искрами. Неплохой декоративный штрих, решил Карденас.

И по прихоти спросил напрямик:

— А как насчет вас?

Позабыв про список, она подняла неуверенный взгляд.

— Боюсь, что я строго административный работник, сэр. — Она явно надеялась, что он не будет настаивать, чтобы начальство не приказало ей удовлетворить пожелание клиента. — Я польщена, но мне следует предупредить вас, что я более чем наполовину бионическая.

Карденас скопировал выражение, которое чересчур часто видел на лицах доставленных в участок преступников на почве секса.

— На которую половину?

Хотя ее лично данный ответ отнюдь не успокаивал, он-таки убедил девушку, что этот крепкий гость с густыми усами все же пришел куда надо.

— Если мой физический тип кажется вам привлекательным, сэр, то, наверное, вы могли бы позволить мне предложить?..

Утвердив свои верительные грамоты извращенца, он не видел больше никакой необходимости продолжать обсуждение.

— Я знаю, что мне нужно. А также знаю, кто мне нужен. Просто хотелось немного полюбоваться на ваш якк. Мне нужно два часа с Кой Джой.

Он пережил неприятный миг, когда она не ответила. Неужто Машупо Мингас с самого начала скормил ему неверные сведения? Если так, то Карденаса ждало довольно утомительное отступление.

Беспокоился он напрасно. Задержку у девушки вызвала лишь необходимость проверить, каков текущий статус его запроса.

— Вам повезло, сэр. Миз Джой сейчас возвращается с перерыва. Она будет доступна для вас через… — она сверилась со скрытым датчиком — …пять минут. На два часа, говорите?

Карденас изобразил на лице нечто похожее, как он надеялся, на порочную улыбку.

— Я хотел бы не спеша.

— Все мы разные, — пожала плечами женщина.

Они договорились о цене, которую Карденас заплатил специальной карточкой, выданной инспекторам для оплаты расходов не связанных с расследованием. Расплачиваясь, он пожалел, что не сможет увидеть лицо департаментского аудитора, который будет оформлять данный расход. Через несколько минут очень высокая, очень красивая и очень хорошо вооруженная женщина препроводила его по коридору в пустой апартаменто. Поскольку он не оговорил обстановку, его обеспечили тем, что было чистым и имелось в наличии.

В просторном номере наличествовали двухместный хлопчатобумажный шезлонг, мягкий волнистый песок в качестве пола, живые карликовые пальмы и еще какие-то мясистые растения, трехстенная голопанорама тихоокеанского пляжа и неба и автоматическая фауна: крабы, чайки, флегматичный пеликан, пара ящерок. Искусственное «солнце» над головой палило меньше, чем предполагала его проецируемая интенсивность, а лизавшая песок импортированная соленая вода была приятно теплой. Убивая время, он проверил содержимое ближайшего холодильника. В нем обнаружился хороший запас ледяных прохладительных напитков, игрушек и ассортимент как натягиваемых, так и напыляемых презервативов, все, несомненно, с ресторанной наценкой. Когда он рассеянно производил эту инвентаризацию, как подобает любому хорошему клиенту, пеликан неприлично заговорщицки подмигнул ему.

Такое несоответствие, как ванная, выходящая прямо на пляж, явно никого не волновало. Именно оттуда и появилась Кой Джой, которая как раз прихорашивала свои светлые, соломенно-желтые волосы. Под облегающим голубовато-золотым платьем из эрзац-шифона на ней ничего не было. Она оказалась стройнее, чем он ожидал, ростом чуть повыше него и не столь усталой с виду, как многие сильвы, которых он встречал. Хотя и совершенно лишенное всякого намека на наивность, ее лицо выглядело на удивление неиспорченным. Этот невинный вид, то ли настоящий, то ли липовый, несомненно, очень ценился многими клиентами. Он гадал, скольких она облегчила до его прибытия.

— Я Кой, — начала она без предисловий. — Мне приступать? Раз вы запросили меня, то знаете, чем я занимаюсь.

Хотя производимое им расследование не требовало от него дознания, чем же таким она занималась, ему было любопытно. Кроме того, это могло ознакомить его с чем-то полезным, пусть на первый взгляд и незначительным, в отношении Уэйна Бруммеля-Андерсона.

— Разумеется. — Усевшись на песок, приятно теплый и электростатически обработанный, так что не приставал ни к коже, ни к ткани, он достал себе из морозильника холодную сервесу[46] и, для поддержания легенды, расстегнул рубашку. — Начнем.

Сексапильно улыбаясь, она подняла обе руки высоко над головой. Этот жест не только вытянул верхнюю половину ее торса, но и активировал всаженную грамму, заставившую ее одежду дезинтегрироваться. Аэрогелевый текстиль музыкально забренчал, преображаясь в волшебную пыль и плавно оседая на песок. Из скрытых динамиков полилась негромкая, томная и бесстыдно эротичная музыка. У него слегка расширились глаза, не оттого, что он увидел танец или услышал музыку, а из-за происходящего с телом Кой Джой. Теперь стало понятно, в чем заключалась ее «специальность».

Она была цветовым оборотнем.

Заметив, как изменилось выражение его лица, она с удовлетворением поджала губы.

— Нравится? — тихо спросила она. — Я нравлюсь тебе? Наверняка должна нравится, иначе ты не запросил бы меня. — Скользя под медленное пульсирование мелодии из невидимых динамиков, она провела ладонью по другой руке, а затем погладила той другую. — Обошлось мне в кучу денег, да, но хорошая генжинерия недешева. А каждой девушке нужна специальность. Эта потребовала большого труда, но в конечном счете она безопаснее, чем некоторые. И есть еще одна добавочная выгода. Я нравлюсь себе такой.

Завороженный вопреки себе, Карденас следил за представлением скорее с большим интересом, нежели с профессиональной отвлеченностью. Смена расцветки была лишь одной из тысячи приманок, доступных в секстелях Полосы. Хотя и поскромнее иных, такое действо требовало постоянной заинтересованности со стороны девушки. Он поймал себя на том, что гадал, что же толкнуло ее претерпеть долгий и сложный, хотя и не особенно опасный, курс обработки.

Кой Джой получила генжинерированные хроматофоры. Извлеченные из эпидермального слоя кожи представителей отряда головоногих, они были имплантированы ей и придали не только способность изменять цвет, но и создавать массу экзотических узоров, просто визуализируя их. Когда она плясала и описывала перед ним пируэты в ритме постепенно нарастающей пульсирующей музыки, ее стройная обнаженная фигура меняла свой цвет со светло-бежевого на темно-коричневый, а затем на черный, и снова на бежевый. Все знакомые оттенки человеческой кожи. Но вот ярко-синий к ним не относился, равно как и цвет жженой умбры, или изжелта-зеленый, или мерцающий темно-бордовый. Любой из ее генетических предшественников, будь то спрут или кальмар, каракатица или наутилус, наверняка восхитился бы таким представлением.

Завороженный зрелищем, он наблюдал, как она стала двигаться быстрее. Откликаясь на соответствующую грамму, освещение в номере померкло. По мере того, как девушка все больше и больше углублялась в представление, испытываемые ею эмоции отражались на ее внешности. Быстрые смены цветов усиливались узорами, растекавшимися по ее коже словно свет, только они появлялись изнутри самого тела. Разноцветные узоры сменялись гладкой кожей, а та, в свою очередь, изгонялась изображениями лепестков. Появились красные полосы, имевшие вид следов от легких ударов кнутом, которые сменились тремя кругами света, вырвавшегося наружу из ее главных эрогенных зон, словно расходящаяся по глади пруда рябь. Соски у нее вспыхнули розовым, затем бордовым и наконец пульсирующим темно-алым. Появляющиеся круги мигали все быстрей и быстрей, не световые пятна, а настоящие изменения цвета, соблазняя и притягивая к ней, когда она простерла к нему руки. Ее разомкнутые губы пульсировали нежным неестественно-розовым цветом, какого не могла реализовать никакая помада.

Она теперь меняла цвет так быстро и так часто, что ее тело стало одним сплошным эротическим смазанным пятном — дразнящим, искушающим, настоящим живым водоворотом панхроматических кривых и палящего света. И все это находилось теперь очень близко, клонясь к нему, полуослепляя его затуманенное зрение. Почувствовав жар ее тела в такой близи от его собственного, он попытался сосредоточиться на глазах девушки — практически единственной ее части, которая не меняла цвет. Нагнувшись, она приблизила к его лицу свое. Накатывавшиеся из центра во все стороны малиновые волны темнели до пурпурных, приближаясь к краям. Ко всем ее краям. Загипнотизированный этим зрелищем, он с трудом сглотнул, когда она протянула к нему руку…

Сделав медленный глубокий вдох, он неохотно оттащил себя от края бездны, в которую в иное время, при иных обстоятельствах мог бы с радостью позволить увлечь. Подняв левую руку, он активировал свой идент-браслет и мелькнул им. Лицо ее встревожено вытянулось. И, словно внутри у нее выключили рубильник, эротическая пышность узоров и цветов мигом исчезла с ее неприкрытого тела. Она снова стояла перед ним, стройная, обнаженная и брутально неукрашенная.

— У нас тут законный секстель, а у меня — полная лицензия, — гневно зарычала она. — Чего вам надо? Справка о состоянии здоровья у меня подтверждена всего месяц назад, и все свои налоги я заплатила. Кто-нибудь жаловался? Если кто-то жаловался, то вы не к той…

— Успокойтесь. Мне нужны кое-какие сведения. Ничего компрометирующего. Обещаю. И я заплатил за два часа, так что ваши комиссионные обеспечены, чем бы вы ни занимались — или не занимались. Рассматривайте это как перекур.

— Проваливай отсюда. Катись в жопу. Ничего я тебе не скажу, федоко.

Карденас вздохнул и отхлебнул еще самоохлаждающегося пива. Оно начинало переполнять его. Иногда любезность и вежливость приводят к результату, противоположному желанному. Ни ему, ни этой сильве они ничего хорошего не принесут.

— Мы можем заняться этим здесь или в участке. Сами знаете — для вас лучше будет здесь. Если же вы в итоге отправитесь со мной, то ваши работодатели не очень-то обрадуются, какую б там байку вы им ни поднесли.

Колыхнув грудями, она тяжело опустилась на песок и уселась напротив него. При этом она подчеркнуто осталась вне досягаемости его рук.

— Два часа. Надеюсь, у тебя, черт возьми, не набралось дурацких вопросов на целых два часа.

— Надеюсь, что нет. — Он тоже переменил позу, сидя на песке, и, миг подумав, достал себе из холодильника еще сервесы. Автоматический пеликан старательно игнорировал его. — Меня интересует все, что вы мне можете рассказать об одном из ваших постоянных клиентов. Возможно, он называл себя Джорджем Андерсоном, но вероятней разгуливал под именем Уэйн Бруммель.

Она резко вскинула голову и отвернулась.

— Если вы знаете одного из моих постоянных клиентов, то, вероятно, знаете о нем больше моего. А мне нечего сказать. Если хотите скипать меня в участок, то я сейчас откопаю какую-нибудь стабильную одежду, и мы отправимся, и к чертям администрацию. Если вы хотите узнать об Уэйне, то зачем приходить ко мне? Почему не поаблать с ним самим?

Тон Карденаса, как всегда, ничуть не изменился.

— Потому что несколько дней назад его кто-то ликвидировал.

Когда у нее расширились глаза, а нижняя челюсть заметно отвисла, все ее тело тут же сделалось ослепительно-белым, как слоновая кость. Здесь, сообразил Карденас, отводя взгляд, налицо свидетельство, для которого ему не требовалось быть интуитом. Скрыть от него свои эмоции она могла не больше, чем улететь на луну.

Хотя, посочувствовал он, она несомненно могла бы сымитировать такой полет.