"Майк Резник. Зимнее солнцестояние" - читать интересную книгу автора

Они приходят ко мне, мои сородичи, и говорят: мне больно, Мерлин.
Сотвори заклинание, говорят они, и прогони боль.
Мой ребенок горит в лихорадке, говорят они, а у меня пропало молоко.
Сделай что-нибудь, Мерлин, говорят они, ты же величайший маг в
королевстве, во всем мире, и нет равного тебе среди живущих. Уж верно, ты
можешь сделать хоть что-нибудь!

Даже Артур ищет моей помощи. Война идет плохо, признается он. Язычники
воюют с христианами, среди рыцарей раздоры, он не верит своей королеве. Он
напоминает, что именно я когда-то открыл ему тайну Эскалибура (но это было
много лет назад, и я, конечно же, ничего пока о том не знаю). Я задумчиво
гляжу на него и, хотя мне уже ведом Артур, согбенный годами и измученный
причудами Рока, Артур, потерявший свою Джиневру, и Круглый Стол, и
мечтанья о Камелоте, - я не могу отыскать в себе ни приязни, ни
сострадания к юноше, который сейчас говорит со мной. Я не знаю его, как не
буду знать вчера и неделю назад.

Вскоре после полудня ко мне приходит старуха. Ее израненная рука
налилась нездоровой бледностью и источает такую вонь, что у меня слезятся
глаза, жужжащие мухи густо вьются над раной.

Мерлин, плачет она, я не могу больше сносить эту боль. Это похоже на
роды, но только длится долго, чересчур долго. Мерлин, ты моя единственная
надежда. Сотвори свое чародейское заклинание, требуй от меня, чего ни
пожелаешь, только уйми эту боль!

Я смотрю на ее руку, которую разорвал клыками барсук, и меня тянет
отвернуться, тошнота подкатывает к горлу. Все же я принуждаю себя
осмотреть рану. Я смутно чувствую, что мне пригодилось бы нечто - не знаю
даже, что именно - дабы прикрыть лицо, а если не лицо, то хотя бы рот и
нос, - но не могу вспомнить, как это называется.

Рука распухла почти вдвое, и хотя сама рана посредине предплечья,
старуха кричит от боли, когда я осторожно шевелю ее пальцами. Надо бы дать
ей что-нибудь, чтобы утишить боль.
Смутные видения мелькают перед моим мысленным взором - нечто длинное,
тонкое, как игла, вспыхивает и исчезает. Я могу что-то сделать для нее,
думаю я, могу что-то дать ей, совершить чудо, которое совершал и раньше,
когда мир был старше, а я моложе... но что это - я уже не помню.

Однако снять боль - этого еще мало; вовнутрь проникла зараза, это-то я
еще помню. Я исследую рану, и вонь становится нестерпимей, старуха кричит.
"Ганг"... внезапно приходит мне в голову. Слово, обозначающее состояние
этой раны, начинается с "ганг", но что дальше - не помню... а если бы даже
и вспомнил, я больше не могу лечить эту болезнь.

Но ведь надо же как-то прекратить мучения этой женщины.
Она верит в мою мощь, она страдает, и сердце мое рвется к ней. Я
бормочу заклятие, то шепчу, то монотонно напеваю.