"Море соблазна" - читать интересную книгу автора (Дорсей Кристина)

Глава пятая

Прижатая к телу капитана, Фелисити ощущала напряжение всех его мышц и уже снова начала потихоньку погружаться в тот страшный и сладкий летаргический сон, но вдруг, секунду поколебавшись, он резко толкнул ее в сторону обочины. Рука его все еще закрывала ей рот, и Фелисити отчетливо чувствовала запах кожи, морской соли и его самого.

– Быстро в заросли! – Голос Дивона был хриплым и резким. Прежде чем девушка успела что-либо ответить, он перепрыгнул через валявшееся колесо и побежал к лошади все еще не выпряженной из упавшей повозки.

Не зная, что делать, Фелисити с ужасом посмотрела на темный таинственный лес, раскинувшийся у нее за спиной, затем – с не меньшим страхом – на залитую солнцем дорогу, уже вовсю гудевшую топотом многих подков. Ясно – Дивон Блэкстоун решил, что приближаются федеральные войска.

А он думал лишь о том, что девушке неслыханно повезло, что федеральные солдаты на глухой дороге появились именно после того, как ей повстречался капитан Дивон Блэкстоун.

– Слышишь, что я приказал? – зашипел он и, рванувшись к упряжке, перерезал постромки и, ударив лошадь по крупу, пустив ее по дороге на север, после чего быстрым движением взял Фелисити за руку и бегом потащил за собой в чащу спасительных зарослей, тянущихся вдоль дороги.

– Быстрей! – процедил он сквозь зубы, заметив, что Фелисити зацепилась за какое-то молодое деревце. – Какого черта…

Извернувшись, девушка, наконец, вытащила руку.

– Мой саквояж! – всхлипнула она и, подобрав юбки, устремилась назад к опрокинутой повозке. Как она могла забыть о нем?!

– Забудь! – жестко приказал капитан и схватил ее за плечи. В отчаянии Фелисити начала сопротивляться что было сил.

– Нет! Нет! Я не могу его оставить! Только пустите, пустите меня!

Пыль от приближающихся всадников уже явственно висела над дорогой. Ах, если бы ей только вырваться от капитана! Но девушка недооценила его ловкость и отвагу. Не успела она и глазом моргнуть, как Дивон толкнул ее, грубо выругался и метнулся обратно на дорогу. Прошло полминуты, пыль становилась все гуще, Фелисити лежала ни жива ни мертва, когда капитан вернулся с саквояжем в руке и, вновь сжав запястье уже ничего не соображавшей искательницы приключений, пустился в заросли.

Земля была влажная как губка, растительность густа и непроходима, воздух обжигал паром – словом, их путь напоминал сошествие в ад. Через некоторое время они уперлись в овраг, склоны которого почти отвесно спускались вниз, что, впрочем, не заставило капитана приостановить безумное бегство. Он спотыкался и скользил, таща за собой Фелисити, и она, не удержавшись, упала в грязь на самом дне отнявшего у нее последние силы препятствия.

Выплевывая изо рта липкую грязь, девушка перевернулась на спину и тут прямо на нее свалился, как с неба, запыхавшийся капитан.

– Как вы смеете… – Но его рука снова зажала ей рот, исключая какое бы то ни было возмущение.

Острый запах прелой листвы и потного мужского тела душил ее, тяжелое тело не давало пошевелиться, и девушка поняла, что сопротивление бессмысленно. С каждым ее движением он лишь плотнее прижимал свою руку, причиняя почти боль, и не забывал при этом придерживать бедром ее пытающиеся освободиться ноги. Через минуту Фелисити сдалась и, обреченно замерев, закрыла глаза.

Когда же она решилась открыть их, то его лицо уже было в нескольких дюймах от нее: жилы на шее вздулись, и в глазах был дьявольский блеск. Кроме того, как с ужасом обнаружила Фелисити, в руках у капитана теперь красовался отделанный перламутром револьвер, направленный в сторону дороги. И пока в такой боевой позе Дивон ожидал возможного появления неприятеля, Фелисити с любопытством принялась разглядывать его самого. Синяки его приняли уже серовато-зеленый оттенок и не были так заметны как раньше; распухшие губы тоже почти пришли в норму… Все это, конечно, решительно ее не касалось, тем более в таком положении, когда она лежала в вонючей грязи, но все-таки стоило признать, что он был очень красивым мужчиной во всяком случае, для презренного бунтовщика.

В это время Блэкстоун опустил глаза на ее перемазанное лицо и, невзирая на окружающие обстоятельства, снова нагловато ухмыльнулся. Фелисити отвела взор. Дивон отпустил было зажимавшую ей рот руку, но тотчас чувство собственной безопасности заставило его опустить ее на прежнее место, ибо интуиция, никогда еще его не подводившая, говорила лишь о том, что мисс Фелисити Уэнтворт будет только рада выдать его северянам. Судя по доносившимся с дороги звукам, солдаты, видимо, столпились у опрокинутой повозки, и командир приказал немедленно обыскать лес поблизости. Несомненно, они будут прочесывать заросли до тех пор, дока не найдут беглецов, и Дивон почувствовал, как напряглось и закаменело под ним доселе неподвижное тело Фелисити. Однако командир отряда не пожелал терять времени на поиски неизвестно кого.

– В этом болоте они долго не высидят! – крикнул он, приказывая солдатам двигаться дальше.

Фелисити безвольно закрыла глаза, услышав удаляющийся перестук подков – отряд уходил на север. Рука, зажимавшая ей рот, медленно разжалась и ласково остановилась на подбородке. Ее мучитель задышал ровнее и положил свою щеку на тонкие кружева, украшавшие декольте уродливого зеленого платья. Черные волосы закрыли ей лицо, и она невольно подняла руку, чтобы отвести их, и тут на какое-то одно-единственное глупое мгновение ее пальцы нежно скользнули по его непокорным, чуть выгоревшим на солнце кудрям.

Дивон приподнял голову, и его пронзительные глаза посмотрели на нее в упор. Рука Фелисити снова безжизненно упала. Еще было можно закричать, взвизгнуть, позвать на помощь, пока солдаты находились в пределах слышимости человеческого голоса, но кошмар сладкой летаргии опять окутал девушку своим темным туманом. То ли она устала от пережитых волнений, то ли в глазах капитана действительно таился какой-то мистический гипнотизм, но Фелисити оказалась полностью обезоруженной.

Она понимала, что Дивон сейчас ее поцелует, но у нее не хватило сил даже отвернуться, несмотря на то, что в глубине души она знала, что совсем не желает этого знака признания со стороны самоуверенного капитана. Увы, доводы разума отступали перед странными и сладкими чувствами, охватившими все ее существо.

И когда его губы стали медленно приближаться к ее губам, Фелисити с безнадежным отчаянием поняла, что пропала, но только легко вздохнула в ответ на эту мысль, доверчиво открывая ему свои розовые юные губы. Вкус его поцелуя был нежен и возбуждающ, и эта горячая отрава заставила девушку потерять чувство реальности окончательно.

Еще минуту назад его тело лежало на ней, как тяжелый, сковывающий движения груз, а теперь получило восхитительную живую легкость. Поцелуи становились более проникновенными, и Фелисити позабыла о таких прозаических вещах, как москиты и зной, только что ужасно мешавшие.

Дивон на секунду оставил ее губы, чтобы провести влажный след к бархатному изгибу ее шеи, и девушка, в порыве сладкого безумия вцепившись в спутанные черные волосы, Задышала прерывисто и тяжко; вздох, вырвавшийся на этот раз из ее набухших губ, был глубок и страстен. Тело ее, подчиняясь какому-то сверхчеловеческому порыву, выгнулось, приподнявшись с земли в стремлении к еще более полному слиянию с его телом.

И когда оно пришло, – преодолев нескончаемые слои ткани, Дивон стиснул смуглыми пальцами затвердевший сосок, – Фелисити, уже не помня себя, громко застонала.

Капитан почти хрипел, душа ее в объятиях. Рыженькая оказалась горяча и сладка, и он с трудом удерживал себя, чтобы не приняться за поиски того дурманящего влажного, огня под ворохом пышных кружевных юбок, который был сейчас скрыт от него. Ах, если бы они лежали не на грязной земле посреди занятой янки территории, он бы давно уже раздел ее и положил на себя… но теперь настали тяжелые времена, времена, не дающие возможности никакому делу окончиться естественным образом.

Снова положив ладонь ей на грудь, Дивон почти с восхищением почувствовал, как тут же требовательно ткнулся ему в руку закаменевший сосок. У него было много женщин но еще ни одна не реагировала на его ласки столь быстро с таким самозабвением. Возможно, просто еще ни одна из его партнерш не обладала таким опытом, как эта шпионка, а уж опытных дам у капитана Блэкстоуна было в избытке.

Медленно и с неохотой Дивон заставил свое тело послушаться команды разума, никогда не дремавшего в эти тяжелые времена, – и оторвался от девушки. Руки ее судорожно вцепились ему в шею, пытаясь притянуть снова к себе, и Дивон едва удержался от этого соблазна. Лишь уверенность в том, что это, как, впрочем, и все действия милейшей мисс Уэнтворт, только игра, заставили его, уже было забывшего про грязь и кишащих вокруг янки да и вообще про всякую на свете войну, вернуться к действительности.

Он поцеловал ее всего лишь потому, что, видимо, ей этого хотелось – или же она просто нуждалась в ободрении после только что перенесенной опасности; это был всего лишь один равнодушный поцелуй, который никак не должен был вызвать такой взрыв страсти и, как следствие, такую потерю контроля над самим собой. А капитан гордился тем, что может контролировать свои действия, ничуть не меньше, чем той видимой легкостью, с какой это ему удавалось.

Внимательно посмотрев на темно-рыжие ресницы, прикрывающие пылавшую в синих глазах страсть, Дивон решился подвергнуть ее испытанию. Он улыбнулся той ленивой и холодной улыбкой, которая сводила с ума определенного сорта дам, и медленно завел руку под юбки. Это было с его стороны почти ошибкой, ибо после посягательства на ту часть тела, которая была спрятана там, остановиться было уже практически невозможно.

Он слегка засмеялся, оценив себя со стороны, но женщина под ним даже не заметила этого, глаза ее, до сих пор вожделеющие, вдруг резко сузились. Дивон задержал плавное движение руки. Тогда в глазах появилось какое-то разочарование, но от чего – от происходящего или, наоборот, от заминки в происходящем, – он определить так и не смог. Зато в этот момент он однозначно решил для себя, что Фелисити Уэнтворт будет его любовницей, вне зависимости от того, шпионка она или нет. Уж он сумеет выбрать место и время для того, чтобы закончить дело, начатое сегодня.

Впрочем, не сейчас и не здесь. В глазах Фелисити засверкала почти ярость, когда капитан спокойно убрал свою руку. – Я не думаю, что подобная идея хороша… для этого места, – внятно произнес он, поднимаясь на ноги и протягивая ей руку. Ее же отказ подняться даже не удивил уже Успевшего прийти в себя Дивона.

Идея не хороша для этого места! Фелисити даже обиженно заморгала. Что это он подразумевает под такими словами? Подобная идея была нехороша всегда и везде; идея даже целоваться с Дивоном Блэкстоуном, мятежником и блокадоломом, была наихудшей из всех возможных идей… Но почему же тогда она сделала это да еще и получила столь несказанное удовольствие?

Ибо даже сейчас, находясь на грани возмущения, Фелисити все еще никак не могла избавиться от чувственного восторга. Она тряхнула головой и вздрогнула, когда с волос ей на плечи посыпались комочки грязи.

– Посмотрите, что вы со мной сделали! – пробормотала она, по-прежнему не желая подниматься с земли. Но время шло, и ей ничего не оставалось, как, поправив волосы, встать на ноги и отряхнуть запачканные измятые юбки. – Не представляю, как вы могли затащить меня сюда! – Девушка прихлопнула огромного москита, надоедливо гудящего над ухом.

– Полагаю, что сие – меньшее из зол.

Фелисити сделала вид, что никаких поцелуев не было вовсе. Да, с ним было хорошо, но только на тот момент.

– Это ваше мнение, – проворчала она. – Не думаю, чтобы эти янки причинили нам какой-нибудь вред. В конце концов, мы же не мятежные солдаты! – И с этими словами девушка бросилась на штурм отвесного мокрого склона. Разумеется, она тут же соскользнула вниз, и проклятие, сорвавшееся с ее губ при падении, шокировало бы достопочтенного Иебедию Уэбстера. Дивон же Блэкстоун нашел его; весьма забавным.

Фелисити злобно посмотрела на него через плечо.

– Вы собираетесь мне помочь или нет?

– Будет лучше, если мы пройдем немного вперед вдоль ручья.

– И как долго? – девушка воздела руки, но все-таки поспешила за капитаном, не обращавшим на нее никакого внимания и двигавшимся прямо по кустам оврага.

– Но повозка осталась в другом месте! – настаивала Фелисити.

– Да она гроша ломаного не стоит без лошади!

– Которая, между прочим, была нанята на мои деньги. Зачем вы отпустили Персика!

– Персика?

– Да, я назвала ее именно так. – Фелисити презрительно оглядела капитана. – Должна же я была назвать бедную лошадку хоть как-нибудь.

Дивон недоверчиво покачал головой и продолжил путь, изредка останавливаясь, чтобы подождать Фелисити, выпутывающую платье из очередного куста.

– Ничего… Этот Персик был не настолько хорош, чтобы стать полноправным членом федеральной кавалерии.

Устав вытаскивать юбки, которые, благодаря оборкам, цеплялись за каждый куст, и видя, что помощи от капитана ждать не приходится, Фелисити без сожаления дернула кружева – раздался треск разорвавшейся материи, и шагать стало легче. Девушка вздохнула:

– Словом, лошадка, – ах, никогда больше не станет она называть лошадей подобным образом! – не принесла нам никакой пользы, не так ли?

Дивон промолчал, а затем неожиданно остановился и воззрился на саквояж, болтавшийся у него в руке.

– Дьявольщина, что у вас там напихано?! – Он поставил саквояж на ладонь. – Помнится, я обвинял вас в краже моего фамильного серебра, но…

– Так это было обвинение?! – Девушка остановилась и посмотрела на капитана с такой заносчивостью, как только могла, не подумав о том, что следы грязи на ее разрумянившемся лице делают его в такой ситуации комичным.

Дивон опустил чемодан на землю.

– Возможно. – И с этими наглыми словами он склонился над саквояжем, чтобы расстегнуть ремни. Фелисити, как кошка, бросилась к нему и выхватила предмет обсуждения.

– Я сама понесу его! – гордо заявила она, важно бредя берегом маленького ручья. Но проклятый саквояж оказался так тяжел, что девушка втайне понадеялась на предложение Дивона все-таки освободить ее от непосильной ноши. Увы, капитан лишь невозмутимо пожал плечами и двинулся следом.

Сделав еще три шага, Фелисити не выдержала, бросила саквояж и уныло над ним склонилась.

– Так куда же мы идем?

– Туда, что может оказаться весьма далеко. – Дивон сделал движение в сторону склона. – Подождите-ка минутку.

Подождите! И у него хватает хладнокровия задерживать ее здесь, в этом вонючем мерзком овраге! Фелисити осмотрелась. За ее спиной лениво тек грязноватый ручей, в мутной коричневой воде которого отражались простершиеся над ним ветви дуба; вокруг поднимались высокие травы, застывшие как солдат на часах, и только слабое колыхание их верхушек говорило о том, что и в этой глуши еще присутствует какое-то подобие воздуха.

Девушка поискала носовой платок но, не найдя его, решила воспользоваться просто ладонью, чтобы вытереть попадающий в глаза пот. Ладонь была грязной, как и ноги, вплоть до икр. Фелисити невольно расстроилась – как могла она довести себя до такого состояния?

Как вообще с ней могло произойти даже нечто подобное тому, что произошло, – с ней, с Фелисити Уэнтворт?!

Никогда в жизни ей не приходилось быть такой потной, такой грязной… Но, к сожалению, сейчас ее руки и ноги были именно такими, и Фелисити с отвращением стала вытирать руки оставшимися чистыми местами платья.

Ах, если бы Иебедия только знал, какие муки претерпела она ради него! Однако в самый разгар своего патетического рассуждения Фелисити вынуждена была остановиться и прихлопнуть на своем запястье большущего москита. Это переполнило чашу ее терпения, и слезы хлынули из глаз самоотверженной аболиционистки, смешиваясь с потом и грязью.

Она хочет домой. Домой!

Это, в конце концов, совершенно естественно. Ни Иебедия, ни отец никогда бы не согласились подвергнуть ее всем тем страданиям, через которые ей пришлось пройти, а если бы они и узнали о них, то первым делом и немедленно заставили бы ее вернуться в уютный мир выметенных садовых дорожек и сладкого сна до полудня. Возможно, именно в этот самый момент они сидят в гостиной, гадая, куда она пропала и что могло ее подвигнуть на столь странную авантюру.

И Фелисити очень захотелось поверить, что ее исчезновение непременно заставит Иебедию понять, как на самом деле он ее любит. Что же касается отца, то… Девушка приподняла волосы, чтобы едва заметный ветерок остудил шею. Он, конечно, любит ее безумно, и только смерть Артура вынудила его вести себя по отношению к ней так… так невнимательно.

Впрочем, эта мысль показалась ей не очень приятной, она вздрогнула, несмотря на удушающую жару, подхватила саквояж и, подобрав юбки, полезла вверх по склону. Каждый, с трудом дававшийся шаг все больше и больше уверял ее в правоте своего поступка и придавал ей все больше решимости. Она отправляется домой! Домой, где примет самую благоуханную ванну, какую только можно себе представить, и ляжет на свои шелковые простыни, и забудет, забудет навсегда про этот ужас.

Она объяснит Иебедии и отцу причины своего поступка, и они оба ласково похлопают ее по руке, хором заявив, что она самая мужественная девушка на свете. Эти сладкие грезы придали Фелисити сил, и она действительно мужественно карабкалась по оврагу все выше и выше. А Эсфирь, разумеется, все поймет и…

Но мысль об Эсфири неожиданно ее остановила; Эсфирь, конечно, но дети… Лицо ее залила волна стыда. Как посмела она забыть о несчастных детях? Фелисити прикрыла глаза, но стыд не проходил.

– Почему не исполняешь приказы, Рыженькая?

В двух шагах от края оврага, на дороге стоял Дивон Блэкстоун, и слепящий солнечный свет создавал вокруг него некое подобие нимба. Девушка прищурилась.

– Но почему… Где вам удалось найти лошадь?

– Я спрятал мою вороную достаточно надежно. – Дивон ласково похлопал лошадь по холке. – Малышка невелика, но, думаю, без проблем доставит вас обратно в Чарлстон. Дорогу, не сомневаюсь, вы знаете.

Фелисити, игнорируя протянутую руку, сама сделала те несколько шагов, что отделяли ее от ровной дороги.

– В настоящее время, – заявила она, расправляя юбки столь элегантно, что можно было забыть о дырах и грязи на ней, – возвращаться в Чарлстон я не намерена. Мой первоначальный план состоял в том, чтобы ехать в Магнолию-Хилл, – и план этот я выполню.

Уперев кулак в бедро, капитан посмотрел прямо в глаза зарвавшейся красотке, но та, не отводя глаз, стойко выдержала этот взгляд.

– Так вы едете в Магнолию-Хилл?

– Совершенно верно.

– Несмотря на присутствие там янки?

– Да.

– Невзирая на сломанное колесо повозки?

Фелисити с тоской посмотрела на дорогу, представляя изматывающую поездку верхом или, еще того хуже, утомительное путешествие пешком под раскаленным солнцем, и, сжав зубы, выдавила:

– Да.

– Чтобы забрать детей кормилицы?

В голосе Блэкстоуна сквозило такое недоверие, что девушку даже передернуло от обиды.

– Кажется, все это я уже имела честь вам рассказывать.

– О, разумеется! Все это чистая правда, как и все прочие ваши штучки.

– Ну что ж, в таком случае, если мы прекрасно друг друга понимаем, предлагаю начать наше путешествие незамедлительно.

– Наше?!

Дивон насмешливо приподнял брови. Благодарствую, мое южное путешествие подошло к концу. Надо отдать должное, оно было весьма приятным благодаря вмешательству федератов, но где гарантия, что они не попадутся им на дороге еще раз и что в следующий раз девушка предпочтет помощь не мятежного южанина, а их.

Фелисити же надменно улыбалась, полагая, что капитану Блэкстоуну, видимо, очень грустно видеть, как она уезжает.

– Было так приятно познакомиться с вами, капитан, – промурлыкала она. – Передавайте мой сердечный привет вашей бабушке в Чарлстоне! – С этими словами Фелисити подхватила кожаный саквояж и зашагала вперед по наезженной дороге с самым наидостойнейшим видом.

Решимости и благородных побуждений хватило в этом походе на десять шагов, затем навалилась жара, усталость, вес злополучного саквояжа и, наконец, незнание петляющей впереди дороги. Однако гордость не давала ей возможности оглянуться и упорно гнала дальше, пока несчастная не услышала за спиной стук копыт.

Голос Блэкстоуна, достигший ушей Фелисити, неожиданно показался ей добрым и домашним, несмотря на звучавшую в нем насмешку.

– Понимаете ли вы хотя бы, куда идете? Э-эй, Рыженькая!

Видимо, просить этого наглеца, чтобы он прекратил называть ее этой дурацкой кличкой, – тщетное занятие, и потому девушка в ответ просто гордо вскинула подбородок.

– На плантацию Магнолия-Хилл.

Господин из гостиницы дал ей исчерпывающие указания, как туда добираться; во всяком случае, хотелось бы на это надеяться.

Фелисити повернула голову, чтобы самым уничижительным взглядом смерить трусившего рядом на кобыле Дивона.

– Кажется, указания требуются только вам. В таком случае, Чарлстон находится вон там! – и она указала пальцем в сторону, противоположную направлению их движения. Юбки ее при этом всколыхнулись и засияли всеми своими дырами. К счастью, Дивон сумел сдержаться и не рассмеяться при виде всего этого.

– Я не возвращаюсь в Чарлстон. По крайней мере, сейчас.

– Неужели? – В голосе Фелисити зазвучала скука.

– Я решил проверить, как дела в Ройял-Оук. Это моя наследственная вотчина.

– Как неожиданно и мило! – Девушка отвернулась, чтобы прокашляться, ибо глупая лошадь пылила изо всех сил.

– Это по соседству с Магнолией-Хилл.

Фелисити резко остановилась и стала отмахиваться от душившей ее пыли, ставшей еще гуще, когда кобыла загарцевала с натянутыми поводьями.

– Что вы хотите этим сказать, капитан Блэкстоун? Дивон склонился к девушке, положив руки на луку седла.

– А только то, мисс Уэнтворт, что поскольку мы движемся в одном направлении, то, возможно, лучше двигаться вместе.

– Но не кажется ли вам, что лошадка устанет от столь медленной рыси?

Дивон усмехнулся и потрепал лошадь по холке.

– Думаю, что услуги Чернички вполне можно поделить между нами.

– Чернички?

Ямочки на щеках Дивона заиграли.

– Разве вам не кажется, что для кобылы это самое подходящее имя?

Сузив от ненависти глаза, Фелисити снова зашагала вперед.

– В конце концов, меня не волнует, будем ли мы путешествовать вместе или по отдельности. – Вдруг девушка почувствовала, что саквояж уплывает из ее рук, и злобно дернула его обратно.

– Просто я думал, что лучше было бы положить его на седло, – наивно произнес Дивон и широким жестом указал на кобылу.

Подозрение, что знаменитый прерыватель блокад, подхватив саквояж с золотом, умчится на своей кобыле в неизвестном направлении, было для Фелисити весьма мучительным, но не таким, как боль в отваливающихся руках, и девушка с неохотой передала груз.

Привязав саквояж, Дивон вновь догнал девушку. Она была грязна, явно измучена, и неубранные волосы тяжело лежали на ее поникших плечах. Впрочем, все это не мешало ей держать подбородок высоко, и, невзирая на свои подозрения, Дивон про себя отдал должное решимости этой малышки во что бы то ни стало добраться до Магнолии-Хилл.

– У меня нет дамского седла, но моя лошадь к вашим услугам.

– Очень мило, – начала было Фелисити, но смутилась. – А где в это время будете вы? – Ее обожгло воспоминание об их переплетенных телах. В том состоянии усталости и физической нечистоты она все же предпочла бы путешествовать пешком, а не в объятиях пылкого капитана. Но вдруг на этот раз все обойдется?

– Хотя Черничка всегда выкладывается до конца, я все-таки думаю, что ей не стоит тащить двоих. Вы поедете, а я – пойду.

Возможно, это было не самое галантное предложение для Фелисити Уэнтворт, но на данный момент оно было самым предпочтительным, и поэтому она даже позволила Дивону помочь ей взобраться в седло.

Верховая езда никогда не доставляла Фелисити особенного удовольствия, и сейчас, сидя кое-как на несчастной, измотанной лошади, она лишь утвердилась в своем отношении к этому виду передвижения.

Однако отношение это заметно поколебалось, когда спустя час капитан расседлал кобылу для водопоя и предложил девушке пройтись пешком, дабы дать утомленному животному немного отдохнуть. Слава Богу, что ей не придется тащить хотя бы саквояж!

– Как далеко еще до Порт-Ройяла? – Фелисити держалась из последних сил; она перестала бороться даже с москитами и обреченно тащилась по дороге, окаймленной соснами и остролистом.

– Если не останавливаться, то к сумеркам мы уже будем на плантации.

Многозначительный взгляд капитана вынудил девушку чуть замедлить и без того небыстрый шаг, но, спохватившись, она последним усилием нагнала его. Впрочем, ее героизм был напрасен – Дивон решительно не обратил на это внимания.

Разумеется, ему и дела нет до неудобств подобного путешествия. Единственная уступка, которую он сделал невыносимой жаре, заключалась в том, что капитан снял сюртук и ослабил галстук. Рубашка его была запачкана и от пота плотно прилипла к телу, но каким-то чудом ему удавалось выглядеть не так отвратительно, как бедной путешественнице.

Несколько миль назад он даже отдал Фелисити свою широкополую шляпу, и она, не желавшая брать ничего от подобного человека, все же, почти с ненавистью, взяла эту шляпу и через некоторое время почувствовала, что солнце, столь нещадно палившее ее лицо, смягчилось.

И все же было мучительно жарко. Труся за капитаном, Фелисити безнадежно прикидывала, как долго осталось еще до заката. Теряясь в догадках, она решила спросить об этом Дивона, но вовремя прикусила язык. Когда придут, тогда и ладно.

Затем девушка попыталась отвлечься и стала думать об Иебедии, о том, какое выражение будет на его лице, когда она с триумфом вернется домой, держа за руки детей, но, увы, аскетическое лицо проповедника все больше вытеснял образ мужчины, крупными шагами идущего впереди.

С обнаженной головой и в распахнутой белой рубашке он все больше напоминал ей старинного пирата, и девушке даже казалось, что повернись он, и в руках у него блеснет абордажная сабля, а в ушах – золотые серьги.

Но обернулся Дивон всего лишь для того, чтобы предложить Фелисити снова сесть на кобылу.

– Я знаю, зачем вы все это делаете, – прошептала она, занося ногу на его сомкнутые, приставленные в виде стремени, руки.

– И зачем же, Рыженькая?

– Чтобы посмеяться надо мной за то, что я назвала свою лошадь Персиком!

Взрыв его хохота заставил бедную кобылу отпрянуть на обочину, и Фелисити пришлось долго ждать, пока Дивону удастся ее успокоить. Затем капитан приподнял девушку за талию и, не успела она оттолкнуть его рук, посадил на седло.

– Я никогда не смеюсь над хорошенькими южанками, Рыженькая. Особенно над такими, как ты, – спокойно ответил Дивон и пустил Черничку шагом.

– Ну, вот мы и на месте.

Фелисити, дернувшись, судорожно вцепилась в седло, чтобы никоим образом не оказаться снятой с кобылы. Дивон молча смотрел на пересекающие дорогу две узкие колесные колеи, местами еще влажные, местами высохшие.

– Это и есть Магнолия-Хилл?!

Местность была совершенно не похожа на представлявшуюся ее воображению рисовую плантацию.

– Это окольный проезд. Через поля, – пояснил Дивон. – Думаю, это будет наилучший путь к основным строениям. – С этими словами он поставил девушку на землю. – Кроме того, я думаю также, что Черничке стоит дать передохнуть еще раз. Она может нам понадобиться… если придется спешно ретироваться.

– Ради всего святого! Вы говорите так, словно это местечко должно кишеть всякими хищниками! – и Фелисити убрала под шляпу пряди волос, что было самым правильным действием в нынешних обстоятельствах. Сделала она это вовсе не потому, что ее беспокоило, в каком виде она появится перед детьми негритянки, а потому, что о своей внешности стоило побеспокоиться.

– Ну-с, если ты уже кончила прихорашиваться, Рыженькая, то лучше бы нам отправиться дальше. Собираются тучи, и, возможно, очень скоро мы окажемся в непроглядной темноте, тем более, что и луна собирается спрятаться подальше.

Мужественно проигнорировав иронию по поводу «прихорашиваться» и ужасную кличку, Фелисити двинулась дальше по тропе, ибо в одном капитан был, несомненно, прав: солнце уже садилось, и все вокруг начинало окутываться мягко лиловеющими тенями. Громко заквакали лягушки, расположившиеся на незасеянных рисовых грядах, перекрывая своими голосами стук подков по утоптанной земле.

Предвкушение победы гнало Фелисити вперед. Она уже почти у цели! А потом первым делом ванна, затем еда. Только не есть ничего тяжелого, хотя ее уже давно мучил голод; лучше всего холодного цыпленка или что-нибудь в этом роде. И в постель! А уж наутро она разузнает про детей, выкупит их, если необходимо, и немедленно отправится в обратный путь. Перспектива пуститься в новое путешествие, не успев хорошенько прийти в себя от прежнего, не очень-то радовала Фелисити, но она никоим образом не хотела, чтобы Иебедия и отец волновались по поводу ее отсутствия больше, чем нужно.

– Так, Черничку мы привяжем здесь, – прервал мечтания девушки голос мятежного капитана. Они стояли неподалеку от каких-то служебных построек, окруженных разросшимися дубами.

– Это ваше дело, – улыбнулась она, пожав плечами. – Или же вы просто пошлете за ней кого-нибудь.

Лица его в полумраке уже было почти не видно, однако каким-то залихватским жестом капитан привязал поводья к дубовой ветке и двинулся в ее сторону.

– А как насчет моего саквояжа?

– Неужели вы не можете забыть свое сокровище! – осклабился Дивон и, схватив ее за руку, грубо оттолкнул от лошади.

– Но, позвольте… в нем…

Слова ее были заглушены его резким движением, когда он молниеносно прижал девушку к себе и приблизил загорелое лицо прямо к ее испуганно раскрытым глазам.

– Меня не волнует, что в нем. Но, проползая в дом, нам незачем тащить с собой эту штуковину.

– Проползая?! Но зачем же нам проползать?! – Ее план был абсолютно иным. Однако капитан даже не удостоил ее какого-либо объяснения, а лишь прижал к себе еще крепче.

– Ну, а теперь, если не хочешь быть привязанной здесь, как Черничка, ступай за мной след в след и попридержи язык.

После этого капитан отпустил ее, не выслушав ответа, и развернулся в сторону полуразрушенных построек. Обогнув их, молодые люди углубились сквозь чащу деревьев прямо на восток, причем Фелисити в точности повторяла все крадущиеся движения капитана.

Через некоторое время они вышли к сосновой роще; здесь девушка услышала доносившиеся откуда-то голоса и слабые звуки настраиваемой гармоники. Дивон предупреждающим жестом поднес палец к губам и, пригнувшись еще ниже, вытащил, к великому удивлению Фелисити, револьвер. Затем одним прыжком они перебрались к изгороди, весьма обветшавшей, но предоставляющей хотя бы некоторое прикрытие.

А в последнем они действительно нуждались. Ибо, как только Фелисити заглянула через отошедшую доску забора на величаво-элегантное главное здание Магнолии-Хилл, то с ужасом увидела, что весь двор усеян федеральными солдатами, беспечно расположившимися на отдых между палатками.