"Семен Ефимович Резник. Владимир Ковалевский (Трагедия нигилиста) (Жизнь замечательных людей) " - читать интересную книгу автора

великосветских петербургских гостиных, в литературных салонах и особенно в
молодежных кружках, хотя в него и вкладывали самое разное содержание.
Вырываясь правдами и неправдами из училища правоведения, Владимир
Ковалевский прежде всего торопился к брату, у которого заставал кого-нибудь
из его друзей-студентов. Он познакомился с Николаем Ножиным и бароном
Стуартом (оба ушли из Александровского лицея, чтобы заняться естественными
науками); с будущим физиком и физиологом Сергеем Ламанским; с артиллерийским
офицером Павлом Якоби, решившим посвятить себя медицине: с братьями
Игнатием, Николаем и Осипом Бакстами; с Евгением Михаэлисом, пока еще
лицеистом, вознамерившимся перейти в университет...
Владимиру нравились эти горячие, страстные, отчаянные юноши. Вместе с
ними он строил дерзкие проекты преобразования русской жизни и быстро стал
среди них своим человеком - даже в большей мере своим, чем его брат, ибо
Александр выше всего ставил науку и держался в стороне от громких - до
хрипоты в горле - политических споров.
Чаще всего собирались у Евгения Михаэлиса, благо в его гостеприимном
семействе не было и намека на конфликт отцов и детей, столь характерный для
той эпохи. Мать Евгения, Евгения Егоровна, молодые годы провела г.Перми,
познакомилась с сосланным туда Герпеном и под его влиянием пристрастилась к
серьезному чтению. Она считала, что "молодежь всегда права", и горячо
сочувствовала ее стремлениям. К Владимиру Ковалевскому Евгения Егоровна
отнеслась почти по-матерински, и он, жестоко обойденный ласкою в детстве,
искренне привязался к ней и к ее семейству.
Евгений привел Владимира и к своей старшей сестре, Людмиле Петровне
Шелгуновой, и здесь юный правовед тоже стал своим человеком. В нем вообще
обнаружилось завидное качество - легко и быстро сходиться с людьми.
Центром кружка, собиравшегося у Шелгуновых, была сама Людмила Петровна.
Преждевременно пополневшая и утратившая уже блеск первой молодости, но
энергичная, живая, непосредственная, остроумная, с язвительной усмешкой в
смелых круглых глазах, она презирала условности, держалась независимо и
просто.
Не менее притягательной фигурой был поэт, писатель и публицист Михаил
Ларионович Михайлов, с которым Шелгуновы снимали общую квартиру. Маленький,
сутулый, густобородый, с яркими, пунцовыми губами, в овальных, словно
приклеенных к переносице очках, над которыми высоко вползали на лоб смоляные
куполовидные брови, из-за чего его лицо приобретало выражение постоянной
удивленности, Михайлов громогласно высказывал все то, о чем вынужденно
умалчивал в своих публицистических статьях, появлявшихся в "Современнике".
Он первый в русской журналистике поднял вопрос женского равноправия, и об
этом особенно много говорили в шелгуновском кружке. Здесь не делали тайны из
того, что брак Людмилы Петровны с Николаем Васильевичем Шелгуновым - уже
немолодым подполковником лесного ведомства - давно стал фиктивным, а
истинный муж Шелгуновой - Михайлов. Не было секретом и то, что Николай
Васильевич преданно любит свою официальную жену и самой искренней дружбой
привязан к Михайлову. Все трое были счастливы сознанием, что приносят
счастье друг другу, как бы воплощая на практике теорию "разумного эгоизма",
в то время, впрочем, еще не сформулированную.
У Шелгуновых Ковалевский встречал многих литераторов, связанных общими
интересами с Михайловым. Изредка появлялся "сам" Чернышевский. Он двигался,
словно тень, бесшумно и незаметно, говорил мало и тихо, при этом застенчиво