"Семен Ефимович Резник. Владимир Ковалевский (Трагедия нигилиста) (Жизнь замечательных людей) " - читать интересную книгу автора

улыбался, непрестанно поправлял очки и близоруко щурил глаза.
Здесь же бывали братья Серно-Соловьевичи. Старший из них, Николай,
прежде служил в Государственном совете и даже представил императору свой
проект крестьянской реформы. Искренняя записка настолько тронула государя,
что он приказал от своего имени поцеловать автора. И все же ее положили под
сукно. Изверившись в возможности преобразовать Россию путем
правительственных реформ, Серно-Соловьевич вышел в отставку... В то время,
когда с ним познакомился Ковалевский, он уже обдумывал устройство тайного
революционного общества, которое получит название "Земля и воля".
Младший Серно-Соловьевич, Александр, был похож на старшего: такой же
стройный, элегантный, с такой же шапкой жестких волос, тяжелым подбородком и
большим некрасивым ртом... Только зловещий огонь в темных глазах отличал его
от брата, выдавая повышенную возбудимость, нервность, одержимость фанатика.
...Пройдет несколько лет, и против тех, кто вознамерился опрокинуть
российский императорский трон, самодержавие ощетинится штыками и шпиками,
ночными обысками и казематами Петропавловской крепости. Могучая центробежная
сила расшвыряет весь сгусток крамолы... Кого забросит в Петрозаводск или в
Астрахань, а кого еще дальше - в Иркутск, Нерчинск, забытый богом Вилюйск.
Или в Женеву, Лондон, Неаполь... И многих недосчитаются тогда Владимир
Ковалевский и те из его друзей, которые уцелеют... Погибнет на каторге в
1865-м Михаил Михайлов... В 1866-м поглотит Сибирь Николая
Серно-Соловьевича. А в 1869-м другой Соловьевич, Александр, в припадке
безумия покончит с собою в благополучной Женеве...
Но пока еще 1860-й, потом 1861-й. Владимир Ковалевский горд сознанием,
что он не из тех, кто трясется в телеге; он шагает рядом, с кнутом в руке,
он один из погонщиков. П.Д.Боборыкин, встречавший Ковалевского в молодежных
кружках Петербурга, "когда он еще носил форму правоведа", вспомнит
впоследствии, что Владимир "поражал сравнительно с студентами своей
любознательностью, легкостью усвоения всех наук, изумительной памятью,
бойкостью диалектики (при детском голосе) и н е о б ы ч а й н о й 
с к л о н н о с т ь ю  у ч а с т в о в а т ь  в о  в с я к о м 
д в и ж е н и и" (курсив мой. - С.Р.).


2

Однако у истории свой счет времени, не всегда совпадающий с тем счетом,
каким отмеряется индивидуальная человеческая жизнь. Подошел май 1861 года, и
Владимир смог наконец сбросить с себя правоведский мундир. Окончив училище
по высшему разряду, он получил одно из самых завидных назначений - в
Департамент герольдии Правительствующего сената. Здесь (или в других
ведомствах министерства юстиции) согласно уставу ему надлежало прослужить не
менее шести лет.
Но Владимиру ли верой и правдой служить правительству, когда сердцем и
разумом он с теми, кто стремится разрушить весь механизм самодержавной
власти?
Обзаведясь медицинским свидетельством, из которого следовало, что он
"одержим катарром легких", что болезнь "при суровости здешнего климата
усиливается" и что ему необходимо провести год "в южном крае", "на
минеральных водах в г.Эмс", он преспокойно взял отпуск на четыре месяца (по