"Семен Резник. Мечников ("Жизнь замечательных людей" #529) " - читать интересную книгу автора

колоть ножами, биться в истерике, - не он, Душан Маковицкий, семейный врач
Толстых, поднесет ей флакон с нашатырным спиртом; его не будет в Ясной
Поляне; он уйдет; уйдет вместе с Толстым; уйдет, не спрашивая, куда и
зачем...
Так вот, Душан Петрович, самый близкий в Ясной Поляне Толстому человек,
пишет:
"Один Лев Николаевич не волновался, приезду Мечникова не придавал
значения..."
Кому же верить, как не Д. П. Маковицкому?
Но почему тогда: "Я хотел бы с ним наедине говорить"?
И ведь Толстой так сказал не только незнакомому корреспонденту "Раннего
утра". Сотрудник "Русского слова" С. Спиро - частый гость в Ясной Поляне.
Лев Николаевич с ним охотно беседует и явно к нему благоволит. Так вот
Спиро, получив еще в Москве согласие Мечникова, запросил телеграммой
Толстого. И Лев Николаевич, всегда старавшийся не отказывать по возможности
людям в их просьбах, ответил: "Предпочитал бы беседовать один на один".
Но, может быть, Лев Николаевич хотел отгородиться от представителей
прессы? Мало ли как повернется разговор, а тут раззвонят на весь мир
неосторожное слово... Нет! Когда появится в Ясной Поляне едущий в одном
поезде с Мечниковым Wega, его встретит секретарь Толстого Н. Н. Гусев и
выразит "категорическое желание Льва Николаевича, чтобы никто, даже его
близкие (курсив мой. - С. Р.), не присутствовал, когда он будет вести с И.
И. Мечниковым "настоящую беседу"".
Что-то здесь не так! Недопонимал чего-то "самый близкий в Ясной Поляне"
Душан Петрович...
Восемнадцатью днями раньше, когда Софья Александровна Стахович передала
Толстому просьбу Мечникова и разговор зашел о нем, Софья Александровна
развернула газету и прочла вслух данное Мечниковым интервью. Он развивал
свои излюбленные мысли о том, что на сокращение жизни влияют гнилостные
бактерии, гнездящиеся в толстой кишке, и что эта кишка в организме человека
не играет никакой полезной роли; последнее, по его мнению, окончательно
доказал английский хирург Лэн, успешно удаливший всю толстую кишку ста
двадцати пациентам, которые себя чувствуют превосходно.
Маковицкий присутствовал при беседе и зафиксировал реакцию Толстого:
"Ах, что это такое! Я жалею, что я этого не прочел раньше, чем его
пригласил. Он или ребенок, или сумасшедший".
Толстой, следовательно, удивился! Прежде, значит, и понятия не имел о
воззрениях Мечникова на роль толстых кишок.
Но вот в дневнике Льва Николаевича под 1 марта 1903 года (за шесть лет
до встречи с Мечниковым) записано: "Читал статью Мечникова опять о том же:
что если вырезать прямую кишку, то люди не будут более думать о смысле
жизни, будут так же глупы, как сам Мечников. Нет, без шуток. Мысль его в
том, что наука улучшит организм человека, освободит его от страданий, и
тогда можно будет найти смысл - назначение жизни. Наука откроет его. Ну а
как же до этого жить всем? Ведь и жили уже миллиарды с прямой кишкой. А что
как, по вашей же науке, солнце остынет, мир кончится до полного
усовершенствования человеческого организма? К чему же бы[ло] огород
городить".
Здесь одна терминологическая неточность: Мечников писал о толстой
кишке, а не о прямой. В остальном же смысл его взглядов Толстой излагает