"Семен Резник. Николай Вавилов ("Жизнь замечательных людей" #452) " - читать интересную книгу автора

кислоты. Ему нужен возможно более чистый песок. Только чистый пригоден для
точного опыта. Питательные вещества надо внести потом, в строго определенных
количествах. Дмитрий Николаевич все просто объяснил. Лишь точно зная, какими
веществами и в каком количестве располагает растение, можно выяснить роль
этих веществ. Если, скажем, в несколько сосудов с песком внести одинаковое
количество калия, азота и разное количество фосфора, то можно будет с
уверенностью утверждать, что неодинаковое развитие растений вызвано именно
недостатком или избытком фосфора.
Николай строго выдерживает методику: намачивает семена в
дистиллированной воде, проращивает их на мокром песке и уже наклюнувшимися
переносит в сосуды. Ждет всходов. Потом следит за ростом растений. Каждую
неделю заносит в журнал наблюдения. Так под руководством одного из самых
блестящих, самых точных экспериментаторов XX века изучал Вавилов трудный
язык точного опыта, язык, на котором, только и можно разговаривать с
растением.
Но наиболее существенное, что взял Вавилов у Прянишникова, это даже не
методика экспериментирования - впоследствии он занимался другими проблемами,
требовавшими своей методики. В нем постепенно вырабатывается глубокое
убеждение, что, кроме тщательно поставленного опыта, нет другого языка,
языка-посредника, на котором можно было бы ставить вопросы природе и
получать ответы на ее загадки. Язык опыта - единственно надежный язык!

3

Разрыв с Худяковым приводит к еще большему сближению с Прянишниковым.
Их встречи переносятся на квартиру Дмитрия Николаевича. Здесь Вавилова
ждала беседа не столь бурная и оживленная, как у Николая Николаевича
Худякова, зато более проникновенная и задушевная. А чай у Дмитрия
Николаевича, заваренный на сибирский манер, был не менее крепок и ароматен.
В Прянишникове, тогда еще молодом (седина только начинала пробиваться в
его густой бородке), не согнутом долгими годами борьбы за научную истину,
Николая подкупала светлая вера в торжество науки, в ее безграничные
возможности преобразовывать человеческое бытие.
Сам Дмитрий Николаевич воспринял эту веру от своего учителя Климента
Аркадьевича Тимирязева. Тимирязев немало потрудился, убеждая молодежь в том,
что на научном поприще она может принести не меньшую пользу народу, чем в
практической деятельности.
Приехав учиться в Москву из захолустного в те времена сибирского
городка Иркутска и мечтая посвятить себя служению людям, Прянишников
поначалу и не помышлял о научной карьере. Пламенные проповеди Тимирязева
определили тогда его судьбу.
Николая настойчиво влекли трудные пути незнаемого. В мечтах он,
наверное, порой видел себя на кафедре окруженным учениками И решал, что
лекции его будут не менее увлекательны, чем лекции Николая Николаевича
Худякова, но глубоко обоснованы данными опытов, как у Дмитрия Николаевича
Прянишникова. Так читал Тимирязев, о котором столько рассказывали в Петровке
и которого Николай не раз уже слушал в университете.
Но сравнение себя с Тимирязевым должно было его отрезвлять. И в
следующие минуты он, вероятно, уличал себя в мелком тщеславии. В том, что не
наука нужна ему, а кафедра. Что не исследовать он мечтает, а блистать. И до