"Ганс Рихтер. Эвтерпа с берегов Невы, или чествование Анны Ахматовой в Таормино" - читать интересную книгу автора

все воздушные ямы, какие пролегали между Римом и Катаньей. Салон полон
пассажиров. Все места заняты. В каждом кресле мужчина, каждый, читая газету,
громко разговаривает с соседом. Мне на ум приходила мафия, и я мерз в
промокших ботинках. За окнами ночь... Звезды... Подо мной горы Сицилии. Не
стану описывать приземление - все пассажиры до единого оказались писателями
из разных стран - французы, испанцы, ирландцы... Мне кажется нужным
рассказать только об отеле в Таормино, куда мы наконец добрались.
Сан-Доменико, бывший монастырь, построенный в XV веке одним из князей
Катаньи, в течение нескольких столетий - место отдыха для переутомленных
работой монахов. В нашем веке превращен законным наследником сицилийского
князя в отель. Во время второй мировой войны здесь располагалась ставка
фельдмаршала Кессельринга, пока его не прогнали американцы, а сейчас здесь
на неделю резиденция Европейского Сообщества писателей.
Огромный монастырский отель с колоннадами, галереей, внутренним двором,
висячими садами, с молельнями, превращенными в холлы, и со множеством келий,
превращенных в двойные и одиночные номера. Над каждой дверью - символическая
картинка. Над моею изображена святая Иоанна Португальская, играющая черепом
и короной... Но кто же такая Анна Ахматова?
Наутро, когда я открыл ставни, я увидел секретаря Союза Советских
Писателей, который сидел на желтой садовой скамье под моим окном, окруженный
мандариновыми и апельсиновыми деревьями, на фоне пышной зелени и цветущих
кустов. Он сидел, как олицетворение мирного сосуществования посреди
сицилийского утра и, быть может, думал о Хрущеве, утраченном им всего два
месяца назад. "Ах, Сурков, как переменчива жизнь!"
- хотел я воскликнуть, но ограничился чопорным поклоном из окна, и он
так же чопорно поклонился мне
- то были поклоны добропорядочных прихожан во храме мирного
сосуществования.
Солнце сияло, Этна курилась, греко-римский театр гляделся в мирное
море, а я лежал в шезлонге, размышляя о смысле своего пребывания здесь. И
тут я увидел, что мимо проходит генеральный секретарь Джанкарло Вигорелли,
итальянский литературный менеджер. Был он, как всегда, элегантен, строен,
волосы гармонически завиты... Очки сияли. Я окликнул его и спросил, что мне
нужно делать. Он изумленно воздел очки горе и развел руками. "Ничего, мой
милый, ничего! События и поэты сами придут к вам!" И они действительно
шли... испанцы, португальцы, финны, шведы, русские, румыны, венгры,
югославы, чехи, французы, англичане. Целые делегации с председателем,
переводчиком и секретарем, и растерянные одиночки, несущие перед собою свои
стихи. Лишь немногие были мне знакомы: Унгаретти, Альберти, Симонов,
Лундквист, Твардовский, Квазимодо, Пазолини. Но здесь не требовалось
представляться друг другу. Достаточно было днем лежать на солнце, вечер
проводить в перестроенном из молельни баре, есть, пить, спать, - и не
платить за это ни гроша. Виски, водка и граппа безвозмездно текли в глотки,
закаленные стихами. Кто оплачивал все это? Советское посольство, сицилийская
промышленность, римское правительство и, быть может, все-таки Мафия? Неужели
мы гости Мафии? А может быть - Анна Ахматова?.. Но нет, дальше я думать не
стал.
...В последующие дни не происходило ничего... В конце концов я
сообразил, что все мы просто пребывали в ожидании. Да, мы заняты тем, что
ожидаем Анну Ахматову - божественную Анну Ахматову; обязана она быть