"Наполеон Ридевский. Парашюты на деревьях " - читать интересную книгу автора

этом слове заключалось что-то близкое, родное...
И вот настало время разлуки. Как Генка ни просился, чтобы его оставили
в армии, послали на фронт, майор на это не согласился. Правильно отказал, не
детское это дело, война! И все-таки Генка затаил обиду на майора Стручкова.
- Сидит, насупившись, ничем его не доймешь! - говорил со злостью. -
Иди, говорит, учиться.
- Да не может он, пойми ты это наконец. У тебя же возраст не
призывной, - утешаю его.
- А год назад, по-твоему, я старше был, да? А ты не побоялся, взял.
Скажи, я вам мешал, не выполнял заданий?
Я молчал. Пусть, думаю, выскажется, легче станет. Майор правду сказал -
пусть идет учиться. Войну и без него закончат.
На улице показалась девочка. Она вела за повод старую облезлую клячу,
волочившую за собой окучник. Сзади плелась бабка, держа окучник за ручки,
чтобы он не врезался в землю. Они направились через двор в огород, где,
выбившись из земли, зазеленели рядки картофеля. Кое-как они прошли один
рядок. В конце его лошадь припала возле забора к траве, и девочка никак не
могла оттянуть ее, тщетно дергая за повод. Мухи и слепни роились вокруг.
Кляча взмахнула резко головой, сильно дернула девочку, и та упала,
распластавшись.
Мы молча наблюдали эту картину. Когда же девочка упала, не
сговариваясь, встали и пошли на огород, решили помочь. С горем пополам мы
окучили весь картофель. Растроганная бабка бросилась целовать руки.
- Что вы, нам это в охотку за плугом походить, - говорю ей.
- А мои же вы сыночки, и угостить вас нечем, - сокрушается она.
Генка молча развязал свой вещевой мешок, достал хлеб, тушонку, намазал
ломоть и подал девочке.
- Возьми, подкрепись, небось забыла, как мясо пахнет.
- Забыла, родные, забыла, - тяжело вздохнула старуха.
Второй ломоть Генка подал бабке. Та долго отказывалась. И взяла только
тогда, когда мы заверили ее, что у нас есть еще одна нетронутая банка.
К дому, где находился майор Стручков, подкатила грузовая машина.
- Вас вызывает полковник, - сказал мне подошедший майор Стручков.
Мы обнялись с Генкой. Может оттого, что майор был рядом, мы не сказали
друг другу никаких слов на прощание. Так и расстались молча.
- Вы, товарищ Юшкевич, - сказал майор, - можете доехать на этой машине
до Смоленска. Машина сейчас отправляется.
- Не хочу, сам обойдусь, - явно недружелюбно ответил Генка.
Я вошел в большую крестьянскую избу. Вдоль стен стояли широкие, в две
доски, отливающие желтизной скамейки. Голые бревна стен почернели,
потрескались, давно потеряли свой смолистый запах. Глиняная замазка местами
повыпадала из пазов. Слева на стене висела рамка с пожелтевшими от времени
фотографиями, цветными открытками. До войны, конечно, вывешены. Дело
девичьих рук. Теперь все это как-то не вяжется с суровой обстановкой.
За длинным деревянным столом сидели четыре военных: полковник, два
майора, а с краю - наш капитан Павел Андреевич Крылатых. Перед полковником
на столе лежал блокнот и стопка нераскрытых полевых карт.
- Прошу садиться, - предложил мне полковник.
Я сел на табурет, который стоял посреди комнаты, напротив стола.
- Как отдыхаете, товарищ Ридевский?