"Николай Андреевич Римский-Корсаков. Летопись моей музыкальной жизни " - читать интересную книгу автора

меня подхватили на шлюпку, и я отделался только испугом и небольшим ушибом
(вероятно, о воду), наделав
страшный переполох и напугав, конечно, брата4. В конце лета я ездил в
отпуск в Тихвин.
В учебный 1858/59 год я учился совсем неважно, вел себя сносно5.
Слышал на сцене "Роберта", "Фрей- шютца", "Марту", "Ломбарды", "Травиату";
"Роберта" я полюбил ужасно. Опера эта была у Головиных в виде клавираусцуга,
и я проигрывал ее. Оркестровка (хотя я этого слова не знал) казалась мне
чем-то таинственным и заманчивым. До сих пор помню впечатление звуков
валторн в начале романса Алисы (E-dur). Кажется, в тот же год я видел во
второй раз "Лучию" и занимался потом переложением финала этой оперы в 4 руки
с 2 рук, чтобы было удобнее играть. Делал я еще какие-то подобные
переложения, но чего именно - не помню6.
В тот же год я слышал "Жизнь за царя" (Булахова, Леонова, Булахов,
Петров, капельмейстер Лядов)7. Опера эта меня привела в совершенный восторг;
однако я мало что запомнил, но знаю, что, кроме чисто певучих мест - "Не
томи, родимый", "Ты придешь, моя заря" и т.п., мое внимание привлекли
увертюра и оркестровое вступление к хору ("Мы на работу в лес"). Итальянская
опера того времени была в полном цвету; пели: Тамберлик, Кальцоляри, Бозио,
Лагруа и т.д. Я слышал также "Отелло", "Севиль- ского цирюльника",
"Дон-Жуана".
Головины и их общество были любители итальянской оперы. Россини
считался ими особенно серь- езным и вцсоким композитором. Слушая их
разговоры, я считал долгом всему этому верить, но втайне влекло меня больше
к "Роберту" и "Жизни за царя". В кружке Головиных говорилось, что "Роберт" и
"Гугеноты" прекрасная и ученая музыка. "Жизнь за царя" они тоже одобряли, но
о "Руслане" говорили, что эта опера, хотя и весьма ученая, гораздо слабее и
ниже "Жизни за царя" и вообще, что это скучно. Улих говорил, что "Жизнь за
царя" очень карашо. Разгово- ры о "Руслане" были вызываемы моими
расспросами. У Головиных были ноты из "Руслана" - "Чудный сон", "Любви
роскошная звезда" и "О, поле", которые я нашел и сыграл. Эти отрывки из
незнакомой мне оперы понравились мне ужасно и заинтересовали меня в высшей
степени; на них я, кажется, в первый раз ощутил непосредственную красоту
гармонии. Я расспрашивал П.Н.Головина о "Руслане" и при этом встречался с
вышеприведенным мнением. С Улихом я играл в 4 руки марш из "Пророка" и
"Hebriden"; то и другое мне нравилось. О другой какой-либо симфонической
музыке я не имел понятия. В этот год я пробовал что-то сочинять, частью в
голове, частью на фортепиано, но ничего у меня не выходило; все это были
какие-то отрывки и неясные мечтания. Занятия переложениями с 2 рук на 4 все-
таки продолжались (перекладывал я что-то из "Руслана"). С Улихом выучил две
сонаты Бетховена - одну с валторной (F-dur), другую со скрипкой (тоже
F-dur). Улих приводил валторниста (кажется, Тернера, тогда еще молодого) и
скрипача Мича. Я играл с ними эти сонаты. В 4 руки я играл с П.Н.Новиковою,
сестрою Головина.
Лето 1859 года я был опять на корабле "Прохор" с братом. Учебные
года 59/60, 60/61 я учился посредственно, а летом был в плавании на корабле
"Вола" (командир Тобин). Страсть к музыке развивалась. В сезон 59/60 года я
бывал в симфонических концертах, даваемых дирекцией имп. театров в Большом
театре под управлением Карла Шуберта, а также был в одном из университетских
концертов. В театре слышал "Пасторальную симфонию", "Сон в летнюю ночь",