"Николай Андреевич Римский-Корсаков. Летопись моей музыкальной жизни " - читать интересную книгу автора

"Арагонскую хоту", антракт из "Лоэнгрина", "Прометея" Листа; другое не
помню. В университете слышал 2-ю симфонию Бетховена, "Erlkonig" Шуберта
(пела Лагруа)8. С П.Н.Новиковой я играл в 4 руки симфонии Бетховена,
увертюры Мендельсона, Мо-
царта и т.д. Таким образом, я пристрастился к симфонической музыке.
Второй симфонией Бетховена, особенно концом Larghetto (флейта), я
наслаждался при исполнении ее в университете; "Пасторальная симфония" меня
восхищала; "Арагонская хота" просто ослепила. В Глинку я был влюблен. "Сон в
летнюю ночь" тоже обожал. Вагнера и Листа не понимал - "Прометей" оставил во
мне впечатление чего- то неясного и странного. В опере слышал "Моисея"
Россини, "Гугенотов", какого-то "Дмитрия Донского", "Марту", "Фрейшютца",
опять "Жизнь за царя" и, наконец, "Руслана"9. На имевшиеся карманные деньги
я скупал понемногу отдельные нумера из "Руслана". Список отдельных нумеров
на обложке издания Стелловского манил меня к себе какою-то таинственностью.
Персидский хор и танцы у Наины мне несказанно нравились. Помню, что я
переложил мелодию персидского хора для виолончели и дал играть О.П.Денисьеву
(родственнику Головиных), а сам играл остальное на фортепиано. Денисьев
играл фальшиво, и у нас ничего не вышло. Почему-то я переложил "Камаринскую"
для скрипки и фортепиано и играл ее с Мичем. В тот же год, как упомянуто
выше, я услыхал "Руслана" на сцене Мариинского театра и был в неописуемом
восхищении. Брат подарил мне полную оперу "Руслан" в 2 руки, только что
вышедшую тогда в этом виде. Сидя одно воскресенье в корпусе (нас не пустили
домой в наказание за что- то), я не вытерпел и послал сторожа купить мне на
имевшиеся 10 рублей полную оперу "Жизнь за царя" в 2 руки и с жадностью
рассматривал ее, вспоминая впечатление от исполнения на сцене. Я уже знал,
как видно из предыдущего, довольно много хорошей музыки, но наибольшая моя
симпатия лежала к Глинке. Я не встречал только поддержки в мнениях
окружавших меня тогда людей.
Как музыкант, я был тогда мальчик-дилетант в
полном смысле слова. С Улихом занимался несколько лениво, пианизма
приобретал мало; в 4 руки играть ужасно любил. Пения (кроме оперы),
квартетной игры, хорошего исполнения на фортепиано я не слыхал. О теории
музыки понятия не имел, не слыхивал ни одного названия аккордов, не знал
названия интервалов; гамм и их устройства твердо не знал, но сообразить мог.
Тем не менее, я пробовал оркестровать (!) антракты "Жизни за царя" по
имевшимся в фортепианном переложении надписям инструментов. Разумеется, черт
знает что выходило, видя, что не клеится, я ходил раза два в магазин
Стелловского, где просил мне показать имевшуюся у них оркестровую партитуру
"Жизни за царя". Наполовину я в ней ничего не понимал, но итальянские
названия инструментов, надписи "со!" и "соте sopra", различные ключи и
транспонировка валторн и других инструментов представляли для меня какую-то
таинственную прелесть. Словом, я был 16-летний ребенок, страстно любивший
музыку и игравший в нее. Между моими дилетантскими занятиями и настоящею
деятельностью молодого музыканта, хотя бы ученика консерватории, было почти
столько же разницы, как между игрой ребенка в солдаты и войну и настоящим
военным делом. Никто меня ничему тогда не выучил, никто не направил; а было
бы так просто это сделать, если б был такой человек! Однако Улих сознавал
мои музыкальные способности и сам отказался давать мне уроки, говоря, что
следует обратиться к настоящему пианисту. Мне взяли в учителя Ф А.Канил- ле,
не помню по чьей рекомендации. С осени 1860 года я начал брать у него уроки