"А.Роб-Грийе. В лабиринте. (АИ)" - читать интересную книгу автора

комода, - эта пыль образуется в самой же комнате, быть может, от щелей в
полу, или от кровати, от штор, от золы в камине.
На полированном дереве стола пылью обозначены места, где какое-то
время - несколько часов, дней, минут, недель - находились куда-то потом
переставленные вещи; их контуры еще сколько-то времени отчетливо рисуются
на поверхности стола - круг, квадрат, прямоугольник или иные, более
сложные фигуры, порой сливающиеся друг с другом, частично уже потускневшие
или полустертые, словно по ним прошлись тряпкой.
Если контуры достаточно отчетливы и позволяют точно определить
очертания предмета, его легко обнаружить где-нибудь поблизости. Так,
круглый след оставлен, очевидно, стеклянной пепельницей, стоящей
неподалеку. Точно так же квадрат в дальнем, слева, углу стола, чуть в
стороне от пепельницы, соответствует очертаниям медного стояка от лампы,
теперь переставленной в правый угол: квадратный цоколь, в два сантиметра
толщиной, на нем такой же толщины диск, в центре которого - рифленая
колонна.
Абажур отбрасывает на потолок кружок света. Но круг щербатый: один
край у него обрублен на грани потолка вертикальной стеной, расположенной
позади стола. Вместо обоев, которыми оклеены остальные три стены, эта -
сверху донизу и почти сплошь по всей ширине - укрыта плотными красными
шторами из тяжелой бархатистой ткани.
За стеной идет снег. Ветер гонит на темный асфальт тротуара мелкие
сухие кристаллики, и с каждым порывом они оседают белыми полосами -
параллельными, раскосыми, спиральными, - подхваченные крутящейся поземкой,
они тут же перестраиваются, замирают, снова образуют какие-то завитки,
волнообразные развилки, арабески и тут же перестраиваются заново. Кто-то
шагает, еще ниже пригнув голову, усерднее заслоняя ладонью глаза и потому
видя лишь несколько сантиметров асфальта перед собой, несколько
сантиметров серого полотна, на котором одна за другой, чередуясь,
появляются чьи-то ступни и одна за другой, чередуясь, исчезают.
Но дробный перестук подбитых железом каблуков, которые размеренно
звучат, все приближаясь вдоль совершенно пустынной улицы и все явственней
слышится в тиши оцепеневшей от стужи ночи, этот мерный перестук каблуков
сюда не доносится, как и любой другой звук, раздающийся за стенами
комнаты. Слишком длинна улица, слишком плотны шторы, слишком высок дом.
Никакой шум, хотя бы и заглушенный, никакое дуновение, никакое веянье
воздуха никогда не проникает сюда, и в тишине медленно и мерно оседают
мельчайшие частицы пыли, едва различимые в тусклом свете лампы с абажуром,
оседают беззвучно, вертикально, и тонкая серая пыль ложится ровным слоем
на пол, на покрывало кровати, на мебель.
По натертому полу тянутся проложенные суконными тапочками лоснящиеся
дорожки - от кровати к комоду, от комода - к камину, от камина - к столу.
Вещи на столе, очевидно, были переставлены, и это нарушило целостность
серой пелены, его покрывающей: более или менее пухлая, в зависимости от
давности образования, местами она совсем повреждена: так, левый, дальний
конец стола, не в самом углу, но сантиметров на десять отступя от края и
параллельно ему, занимает четкий, словно начерченный рейсфедером, квадрат
полированного дерева. Сторона квадрата равна сантиметрам пятнадцати.
Коричневато-красное дерево блестит, почти не тронутое серым налетом.
Справа хотя более тускло, но все же просвечивают, покрытые