"Том Роббинс. Тощие ножки и не только" - читать интересную книгу автора

Скоро в ее комнате появился и Бадди. Впав в ярость, они оба, схватив
салфетки, принялись соскребать с лица Эллен Черри губную помаду, румяна и
тени. Операция эта производилась так грубо и с такой силой, что со щек
начинающей художницы вместе с косметикой была содрана кожа, а губы лопнули,
как ошпаренный кипятком помидор. Веки моментально опухли, и поклоннице
творчества Джорджии О'Кифф пришлось временно смотреть на мир сквозь узкие
щелочки. Девушке казалось, будто она угодила в огненный вихрь и самая
чистая, самая светлая часть ее существа теперь изрыта уродливыми оспинами.
Осуществляя чудовищную операцию по "очищению невинного существа от
скверны", отец и Бадди то и дело выкрикивали одно и то же слово.
- Иезавель! - раскаркались они. - Иезавель!

* * *

Иезавель путешествовала вместе с Эллен Черри и Бумером в огромной
жареной индейке. Куда бы Эллен Черри ни отправлялась, Иезавель всегда
следовала за ней. В отличие от Джорджии О'Кифф, которая была ее временным
кумиром, Иезавель была вечным ее двойником, свежей раной, в которой она
раскачивалась, как в гамаке, скелетом, что клацал костями в глубинах ее
плоти. С того самого дня, когда она подверглась публичному унижению в стенах
университета, и до дня сегодняшнего в ее крови гулко бухал бубен. И хотя он
вполне мог принадлежать Саломее, для Эллен Черри это был бубен Иезавели. Как
правило, его звон был негромким, а ритм приглушенным: пройдут долгие месяцы,
в течение которых она и ее незримый двойник лишь слегка соприкоснутся друг с
другом в зале. Не успела, однако, огромная птица на колесах въехать в
разноцветный каньон на юго-востоке штата Айдахо - казалось, будто песчаник
здесь имеет лавандовый оттенок теней для глаз и гранатовый цвет губной
помады, - как дремлющий до поры до времени ладан Иезавели наполнил нутро
индейки своими древними испарениями.
Однако не будем спешить. Иезавель ждала очень долго, так что ничего
страшного, если она подождет еще чуть-чуть. Нам же следует начать с самой
индейки, ее происхождения, ее назначения и смысла всего ее существования.
Оказавшись дома после того, как Верлин с Бадди вынудили ее уйти из
университета, Эллен Черри заперлась у себя в комнате и лила слезы. Внизу, в
гостиной на первом этаже, Пэтси и Верлин громко ругались по поводу дочери.
Верлин называл жену проституткой. По его словам выходило, что мать дурно
влияет на дочь, потворствует ее низменным увлечениям. Вот та и ведет себя
как непотребная девка. В ответ Пэтси называла мужа лицемером, который сам
похотлив, как козел, но которому не хватает мужества, чтобы честно в этом
признаться.
- Господь Бог создал мое тело, - говорила Пэтси, - и я не стыжусь его
наготы.
- Прекрасно, - отвечал Верлин. - Почему бы тебе тогда не раздеться, а
мне не позвать друзей, чтобы те рисовали с тебя картины?
- Твои друзья не способны выкрасить даже стены в туалете.
Пэтси договорилась до того, что из-за Верлина она загубила свою карьеру
танцовщицы, на что Верлин отвечал, что ей следует пасть перед ним на колени
и благодарить за то, что он, женившись на ней, спас ее от бесчестья.
Как-то раз Эллен Черри услышала, как отец сказал:
- Она сидит, запершись в своей комнате, вот уже целую неделю. Когда же