"Дженнифер Роберсон. Песнь Хомейни (Хроники Чейсули, книга 2)" - читать интересную книгу автора

- Думаю, мне это не настолько чуждо. Вы забываете, что я
священнослужитель. Конечно, я служу одному богу, и он очень отличается от богов
Финна, но меня учили понимать чужие верования. Более того - я всем сердцем
верю, что человек может знать свое божество и служить ему, - он похлопал рукой
по футляру арфы. - Мой дар - здесь, Кэриллон. Быть может, дар Финна заключен в
чем-то еще, но мой не менее силен. И, быть может, я с такой же, если не
большей, готовностью принимаю свою судьбу...
Он улыбнулся:
- Толмоора лохэлла мэй уик-ан, чэйсу... Какая красноречивая, фраза.
- А у вас есть что-то подобное? Лахлэн рассмеялся:
- Вы бы не сумели это произнести. Для этого нужно родиться элласийцем, -
он снова коснулся футляра арфы. - Вот эта звучит попроще: Ийана Лодхи, ий-
фэнног фаэр. Человек с гордостью идет по своему пути, когда он смиренен пред
Лодхи.
И тут вернулся Финн - в облике человека, с белым лицом, и у меня больше не
оcталоcь времени для философии. Я смотрел на него - И не мог задать ни одного
из тех вопросов, которые роились в моей голове.
- Разрушена, - шепотом проговорил он. - Стерта в прах. Сожжена, - он был
смертельно бледен. - Обители нет.
Я успел перебраться через полуразрушенную стену, прежде чем понял, что
это. Мой пони споткнулся, провалившись в снег - и тут я узнал. Стена - та
полукруглая стена, что защищает каждую Обитель. Разрушенная стена, теперь едва
поднимавшаяся над землей.
Я остановился - возможно, спасая этим не только моего скакуна, но и
собственную шею - безмолвно глядя на то, что осталось от Обители. Обгоревшие
или сломанные шесты. Обрывки грязной ткани, вмерзшие в зимнюю землю, почти
утратившие цвет от времени и непогоды. Даже очаги, устроенные перед каждым
шатром, не уцелели - камни были разбросаны, а сами кострища вытоптаны копытами.
Здесь не было больше ничего, напоминавшего прежде гордую Обитель Клана.
Глазами памяти я увидел ее такой, какой видел в последний раз: высокая
стена, ограждавшая Обитель, большие шатры, окрашенные в цвета леса и земли,
каждый - с золотым изображением лиир. Для лиир существовали специальные шесты-
"насесты" и подстилки. А еще - здесь были дети. Дети, не боявшиеся ни леса, ни
диких зверей - ничего, кроме, быть может, тех из них, кто успел научиться
страху перед хомэйнами.
Я выругался - точнее будет сказать, выплюнул проклятие. Я подумал о
Дункане - о вожде клана, жившего в этой Обители. Я подумал об Аликс. Потом я
пустил своего коня вперед. Именно туда, куда было нужно.
Я хорошо помнил это место, хотя не осталось никаких признаков, по которым
я мог бы отыскать его. Тут я спешился - вернее, почти свалился с коня - мое
тело онемело и застыло, о ловкости и хоть каком-то изяществе и речи быть не
могло - и упал на колени.
Один из обломанных шестов торчал из снега, как древко знамени. На нем все
еще висел кусок промерзшей ткани, я потянул за него - И он остался у меня в
руке, переломившись пополам. Голубовато-серая ткань с еле заметными следами
золотой и коричневой краски. Для Кая, ястреба Дункана.
Ни разу я не думал о том, что они могут быть мертвы. Ни разу - ни разу за
все годы изгнания - не думал о том, что они могут уйти. Они были такой же
частью моей жизни, как и Финн. Я часто вспоминал Обитель - шатер вождя клана -
гордость Дункана и мужество Аликс - и ребенка, который только должен был