"Нора Робертс. Обожествлённое зло " - читать интересную книгу автора

должны были поговорить.
- О выставке, дура! - Анжи изучила набросок и мягко улыбнулась. Клер
изобразила ее с пламенем, вырывающимся из ушей. Отказываясь развеселиться,
она посмотрела по сторонам в поисках чистого места, чтобы сесть, и, в конце
концов, устроилась на ручке дивана. Бог его знает, что еще скрывалось под
диванными подушками. - Ты когда-нибудь наймешь уборщицу?
- Нет, мне так нравится. - Клер вошла на кухню, которая была немного
больше алькова в углу мастерской. - Это помогает мне творить.
- Ты можешь эту чушь о настроении художника рассказывать кому-нибудь
другому. Клер. Я же знаю, что ты просто ленивая растяпа.
- Что правда, то правда. - Она вновь появилась с пинтой датского
шоколадного мороженого и чайной ложкой. - Будешь?
- Нет. - Анжи постоянно раздражало, что Клер могла съесть что угодно,
как только у нее возникало желание, а возникало оно часто, и при этом
совершенно не портить свое стройное тело.
При росте в пять футов десять дюймов Клер не была доской, как в
детстве, но она оставалась достаточно тонкой для того, чтобы не вставать на
весы каждое утро, как делала Анжи. Теперь Анжи наблюдала, как Клер, одетая
в фартук поверх комбинезона, пожирала калории. И похоже на то, размышляла
Анжи, что под верхней одеждой у нее ничего нет.
Клер к тому же не красилась. Бледно-золотые веснушки были рассыпаны по
ее коже. Ее глаза, немного более темного янтарно-золотого оттенка, казались
громадными на узком лице с мягким, щедрым ртом и маленьким, незаметным
носом. Несмотря на непослушную массу огненных волос, достаточно длинных для
густого хвоста, который получался, когда их стягивали резинкой, а также на
ее необыкновенный рост, было в ней что-то хрупкое, что заставляло Анжи в
тридцать лет, всего на два года старше Клер, чувствовать материнскую
ответственность.
- Девочка, когда ты научишься есть сидя? Клер улыбнулась и подцепила
еще мороженого. - Ну вот, ты обо мне волнуешься, значит я прощена. - Она
устроилась на стуле, заткнув обутую ногу за перекладину. - Я действительно
прошу прощения за ленч.
- Ты всегда так. Как насчет того, чтобы писать себе записки?
- Я их пишу, а потом забываю куда положила. Ложкой с каплями
мороженого она обвела огромное, захламленное помещение. Диван, на котором
сидела Анжи, был одним из немногих предметов меблировки, впрочем был еще
стол, заваленный горой газет, журналов и пустых бутылок из-под лимонада.
Второй стул был задвинут в угол, и на нем покоился бюст из черного мрамора.
Картины заполнили стены, а скульптуры - одни законченные, другие
заброшенные - сидели, стояли или опирались на что-то всюду, где только было
возможно.
Гулкие ступени из рифленого железа вели в кладовку, которую она
превратила в спальню. Ну, а остаток огромного помещения, где она жила уже
пять лет, был занят ее искусством.
Первые восемнадцать лет жизни Клер старалась соответствовать
представлениям своей матери о чистоте и порядке. Но ей потребовалось меньше
трех недель самостоятельной жизни для того, чтобы согласиться, что
беспорядок представляет собой ее естественную среду.
Она одарила Анжи ласковой улыбкой. - Как я могу что-нибудь найти в
таком беспорядке?