"Дженифер Роберсон. Выйти из тени ("Байки из дворца Джаббы Хатта" #16) (fb2) " - читать интересную книгу автора (Роберсон Дженнифер)

* * *

Жара.

И солнце.

И песок.

И мертвые тела. Или умирающие.

Тела, в которых пока есть кровь, еще не пролившаяся в татуинскую пыль, на опаленные солнцем камни Мое Айсли, не впитавшаяся в мокрую от пота одежду, купленную за тысячу планет отсюда. Не более чем капля, блестящая на обмякших губах, вылившаяся из хрупкого горла, не более чем тонкий, словно пером нанесенный, рисунок возле их ноздрей.

У тех, кто обладает такими предметами, как ноздри или кровь.

Им не обязательно быть гуманоидами, ни одному из них, чтобы я мог выпить их нектар. Просто их мозг должен производить особое студенистое вещество внутри черепа, внутри панциря.

… боль/наслаждение…

… наслаждение/ боль.., Его/ее/чья-то.

И моя тоже, всегда.

Я забираю их в городе, во владениях Джаббы: этого, того, еще одного… и ухожу, как всегда ухожу, без доказательств, что я убил их. Ни способа, ни средства, ни улик. Просто тела, без малейшего следа на них, лишенные жизни, но более того: лишенные того нектара, который и составляет их сущность. Суть их жизни.

Мне нужна не кровь и даже не плоть, которая, в конце концов не более чем бесполезная оболочка. Мне нужен нектар, необходим мне, чтобы спасти свой дух, сохранить жизнь своей оболочки.

Я забираю их так, как мне угодно, с неизменной эффективностью и целесообразностью, достойной одобрения: этого, того, еще одного. Ты потанцуешь со мной и умрешь?

Но в этот раз я делаю это ради смерти, ради бесполезной оболочки; в этот день, в этом месте, на этой планете, для большего, чем нектар, большего, чем спасение моего духа. Они передо мной, три умирающих, уже мертвых тела, лежащих в космопорте Мое Айсли — здесь, и здесь, и там, — обычные придворные, пустые, раболепствующие существа с жидким и безвкусным нектаром… но их смерти послужат если не моей выгоде, то моей цели. Я хочу, чтобы они умерли от моих рук, без единого следа на теле, так как моя раса не оставляет видимых следов, позволяющих узнать о нашем существовании.

Но один узнает, в этот раз он узнает — потому что из-за него я вынужден терпеть муки, которые должен принять он. Мой наниматель, мой предатель.

— Анцати, — прошепчут они. — Анцат из анцати.

… боль/наслаждение…

… наслаждение/боль…

Я забираю тех и других, всех, кто ему служит, и оставляю их брошенными, чтобы их нашли. Там, где их найдут и о них сообщат. Префекту Тальмонту, госпоже Валариан, королеве, которая хочет быть королем, самому Джаббе.

Тальмонт и Валариан радуются: те, кого я убил, принадлежали Джаббе.

Сам хатт будет встревожен, он уже встревожен — и уже готовится, без сомнения, возложить вину на ближайших врагов; на невероятно бесчисленных врагов, плетущих заговоры против него более часто и регулярно, чем дышит гуманоид.

Но ни одной вины нет на Даннике Джерри-ко. Пока нет. Пока я этого не захочу.

А я захочу. Я должен. Чтобы он узнал.

Джабба.

Знай и бойся.

К тому времени, как тела будут обнаружены и о ник сообщат, к тому времени, как их. наконец исследуют, чтобы выяснить правду, и правда превратится в слух, а слух в фантазию, я уже буду во дворце. Не спрашивайте, ни как я прибыл, ни как мне удалось войти, мы эгоистичны в своих секретах.

Вот и тело, пока еще живое, вот он приближается, ничтожный обитатель печально известного дворца Джаббы. Это виквай, с бледной кожистой плотью, рептилоидными чертами и воинской прической в виде одинокого хвоста, свисающего с бритого черепа. Я встречал его соплеменников раньше, в предыдущих делах с Джаббой. Злобная, грубая раса; их нектар пропитан жестокими желаниями. Это жидкий, кисловатый нектар, слишком едкий на вкус, но и он сгодится. Сейчас. Здесь. В это мгновение. Да, этого хватит… боль /наслаждение… наслаждение/ боль…

Танец смерти, когда один из танцоров — жертва: объятие, абсолютно неизбежное,. руки пришельца, охватывающие чей-то череп, глаза, неподвижные и жестокие, расширившиеся в темноте. А потом хватательные щупальца выдвинутся из мясистых щечных карманов возле моего носа, чтобы робко задержаться, нежно, почти любовно, возле его ноздрей — пока, не в силах больше ждать, они сами не вонзятся внутрь. Уже не любовно.

Чтобы пробиться к его мозгу в поисках жизненного нектара.

Это мой танец, поэтому я веду. Для меня он не смертелен, не безжалостен, напротив, он непередаваемо прекрасен; и благодаря ему я выживаю.

Он, виквай, танцует, как танцуют и все другие, пытаясь сбежать, когда я даю им шанс на попытку, потому что танец должен быть убыстрен, тогда нектар слаще. Но даже танцуя, он пойман в ловушку и не может освободиться. И он знает, боится; стонет, шипит и хрипит. Б его горле уже не рождается ни звука — — только в глазах. Кричит. Знает. Умирает. И все это происходит в тишине.

… жар…

Мос Айсли, раскаленный, убийственный. Но там не настолько жарко, чтобы опалить мою кожу или сжечь мои кости; мой жар — в нектаре, в сущности, в теле, независимо от того, чье он. Он падает. С ним покончено. Он оставлен возле кухни, где его обязательно найдут.

Щупальца насытились и теперь сворачиваются, подрагивая, в щечные карманы. На моих губах след сахарной сладости. Он что-то ел перед танцем, поддавшись детскому желанию своровать еду. Но ничто сделанное чужими руками не может превзойти сладчайший вкус того, что производит мозг, Я поправляю манжеты, аккуратно разглаживаю сюртук. Там, во дворце Джаббы, меня ждет изобилие нектара.

— Анцат, — прошепчут они. — Аицат из анцати.

С личной стороны, эта история — лишь невинное желание, прихоть разборчивого вкуса. Это была жажда нектара — без него я не могу жить, — но также жажда именно его нектара, нектара из всех нектаров, сущность гуманоида, который знает страх, но избавляется от него; кто встречает его лицом к лицу, побеждает его, но не смеется ему в лицо; показывает себя хрупким плотью, но сильным духом. Кто, преодолевая его, производит нектар из всех нектаров, сладкий, горячий и чистый.

Нектар Хэна Соло.

С профессиональной стороны, это история предательства и вероломства. Джабба хотел, чтобы его поймали. Хатта мало заботил нектар; даже если он знал о нем, то. никогда не говорил. Похоже, с его источниками и средствами, он действительно знал, но это не имело большого значения. Он знал, что я непобедим, потому что я — это я и я — лучший. Для лучших дел… нектар Хэна Соло…

Мой, когда будет пойман. Мой, чтобы забрать его и выпить. Мой, чтобы сделать глоток и вкусить его: горячий, сладкий и чистый.

Пока Джабба не отнял его у меня. Пока я, не был предан.

Феттом. Калриссианом. Самим Джаббой Хат-том, руководящим ими всеми. Купившим их всех. Купившим и меня. Пообещав нечто уникальное лучшему из лучших, на веки вечные, аминь: Данник Джеррико, убийца для убийцы. За это Джабба умрет. И другие тоже: трое в Мое Айсли, еще больше, как виквай, во дворце Джаббы.

И Хэн Соло тоже. И его женщина королевских кровей. И мальчик удивительного происхождения, который обретет непостижимое могущество в том, что было силой Кеноби.

Я знаю эту силу столько же, сколько живу, и чем дальше, тем больше; мы, анцати, знаем много тайн бесчисленных вселенных, галактик, миров. Сила, которой будет обладать мальчик, есть у Кеноби, она также есть у Вейдера и Императора.

Но в последних двух она исказилась, теперь она не такая, как была у Кеноби, у тех, кто был рыцарями-джедаями.

Смогут ли они исказить ее и в мальчике?

Возможно. Никто живой не может выстоять против Императора или Дарта Вейдера.

Или Джаббы Хатта.

Но никто из них не знает обо мне, кроме Джаббы. Они лишь знают зловещие сказки, рассказанные обо мне и моей расе.

Я этим пользуюсь: неведением и слухами. Пусть говорят, что хотят говорить. Я смогу использовать все.

Во дворце, который когда-то был монастырем, — он был чист, пока не был запятнан сначала захватчиками, а позже самим Джаббой, — для меня много тех, кого можно внимательно рассмотреть, обдумать, преследовать их — даже следить, как утверждают истории, раньше я избегал этой манеры, но теперь она уместна, — и изобилие рас, видов, нектара. От мириад наций, бесчисленных планет. Но здесь ничто не имеет значения, кроме хозяина, которому все они служат, они ничто для него, для меня, и они умрут, как ничтожество.

Лишь для того, чтобы обратить внимание.

Бойся, Джабба. Даже ты можешь умереть.

И можно надеяться и молиться, что твой нектар будет так же сочен, как громадна твоя плоть.

Я таков, каков есть: перфекционист 6 своем деле. Все умерли. Все. Никого не осталось, чтобы рассказать правду. Но теперь правда необходима, и нужно, чтобы ее рассказали. Биквай мертв по неизвестной причине, это порождает растерянность и неуверенность. Теперь нужно совершить «ошибку», то, что они примут за ошибку. Оставить кого-то в живых. Чтобы тот описал, в бесконечном страхе неизбежном ужасе, какое чудовище чуть не лишило ею жизни.

Таким образом, пора покинуть тень слухов, в которой мы, анцати, так часто обитаем.

Есть уровни страха, по которым нужно. выбирать жертв внутри дворца Джаббы. Чтобы нанести удар по хатту, я должен сначала нанести удар по другим, по тем, чье присутствие значимо или не очень, но тем не менее их исчезновение заставит ощутить раздражение, сомнение, гнев, внезапную тревогу за чью-то безопасность. Я знаю эти уровни страха, и я знаю, как использовать их. Сначала те, в Мое Айсли, об их смерти уже доложили, но Джабба не увидит в этом совпадения — пока его не убедят в обратном.

Следующий, виквай. Джабба обратит на него внимание. Но другие — нет. И когда умрет достаточное число мелких прислужников, пора приступать к истинному страху.

Теперь женщины. Танцовщица, девочка-тви'-лекка с головными хвостами. Она уже мертва, брошена как закуска голодному ранкору, но есть еще женщины. И я найду одну.

Она из тех, что многие, в том числе и Джабба, считают красивой: пышная, округлая плоть, многочисленные груди, сильные движения тела. Взмахи рук, колыхание груди, покачивание бедер. Но праздник закончен, и она останавливается. Женщина-аскайианка — они приносят многочисленное потомство за один раз — покидает зал аудиенций, чтобы найти отдых в остатке ночи, пока жестокие солнца Татуина снова не поднимутся высоко над головой.

Но отдыха ей не будет. И сна она не узнает.

В комнате прислуги, там, где она думает, что в безопасности, я нахожу свою цель.

Когда она выходит из зала аудиенции, гордый шаг превращается в утомленное шарканье, облегчение, оттого что она наконец может добраться до кровати. Она устала и потому неосторожна; она даже не думает об осторожности, ведь это дворец Джаббы, охраняемый всеми отбросами общества бесчисленных вселенных.

Я легко позволяю ей пройти мимо меня в прихожую, она жаждет отдыха и не знает, что я следую за ней, я подхожу сзади, шепчу ласковые слова на ее родном языке.

Она резко оборачивается, качнув многочисленными грудями. Сначала в ее глазах восторг; значит, она кого-то ждала? Но это я, не он, не она, не оно; восторг обращается в страх.

На ее языке я говорю, что она самая прекрасная женщина, которую я когдалибо видел; что я страстно желал ее, наблюдая из тени, из углов дворца Джаббы, желая, чтобы она хоть посмотрела в моем направлении. Но она не смотрела, и я обездолен, слаб и робок, и только сейчас во мне достаточно смелости, достаточно мужества, чтобы сделать шаг, признаться ей, унизить себя, чтобы она узнала правду, она должна знать, как это — быть со мной, мужчиной, который ищет и желает женщину, такую женщину, как она…

И она почти верит. Два алых пятна вспыхивают на сочных щеках. Ее плечи приподнимаются под моими руками. Ее губы приоткрываются, когда мои руки скользят от плеч к шее, от шеи, к подбородку, спрятанному под пышной плотью. И затем я охватываю ее череп объятием анцати и позволяю ей увидеть правду о том, кто я есть. Легенда воплотилась в жизнь.

Вскрик. Неимоверный парализующий страх, и я разворачиваю щупальца. Они разборчивы и возбуждаются медленнее, чем обычно; они привыкли к нектару высшего сорта, а с недавних пор им приходится довольствоваться нектаром существ, в которых нет смелости.

Но они поднимаются, выдвигаются. И женщина снова вскрикивает, в плену ужаса, моих рук и осознания.

… наслаждение/боль… боль / наслаждение…

Нет. Не в этот раз. Нужно терпение и контроль… удовольствие?.. Позже. Позже.

Только ласка, легчайшее прикосновение щупалец к ее ноздрям. Она дрожит в моих руках. Шаг. Появление. Голос, невыразительно-механический, требующий объяснить мое присутствие и мои намерения. Она снова вскрикивает и поворачивается. Я позволяю ему видеть себя, как позволил ей. Жаль, что после стольких веков я должен раскрыть правду, позволить постичь методы и средства, но это необходимо.

Я захотел оставить ее в живых. Моей целью было позволить ей увидеть меня, узнать меня, закричать от близкой опасности. Но теперь он тоже здесь, мужчина в броне и шлеме, который таюке служит дыхательной маской; его достаточно. Ее достаточно. Они оба могут рассказать историю ужаса.

Анцат из анцапш… вольный во дворг^е ^каббы.

Немыслимо долгое время я существовал лишь в воображении. Я фольклор. Миф. Легенда. Вымысел, ускользающий сон, называемый кошмаром. Все одно и то же, лишь под разными ярлыками… но правда еще жестче и гораздо страшнее.

Но перевернутая правда, искаженная правда может послужить цели. Она служила анцати бесчисленно долгое время, и служит мне. До сих пор служит.

Она служит мне сейчас.

Меня ждет нектар, насыщение…

Зачем ждать? Я жажду его сейчас. Нектара, победы. Знание того, что я сделал то, что никто другой не сделал.

Нектар Джаббы: суть его, того, чем он стал; что он сам из себя сделал.

Нектар, который нужно пролить, чтобы выпить его силу.

Поглотить жизнь хатта, пока не разложилась огромная оболочка.

Но не так скоро. Джабба не прост. Хитрый хатт хорошо сведущ в том, как оградить свою жизнь от опасности. Чтобы принести страх в его душу — и заставить нектар закипеть, — потребуется время. Усилие. Нужно раскрыть мою правду.

Но я сейчас голоден, и мне нужен не только нектар Джаббы. Страх Джаббы.

Услышь обо мне, о Джабба, и познай свой страх.

Я живу как днем, так и ночью; я отдыхаю, когда захочу, а не как диктует биологический ритм.. Я волен блуждать, как пожелаю, по лабиринтам коридоров бывшего монастыря, а теперь логова Джаббы. И я уверен: несомненно, во дворце есть те, кого здесь не было раньше.

И вдруг:… нектар…

Я знал это и раньше. Но эта сущность, эта сущность…

… нектар…

О, он могуществен, поразителен… Я останавливаюсь в тени, парализованный осознанием, сверхъестественным ощущением такого нектара, какого я мог желать для всех прежних жертв…

… нектар…

Щупальца протестуют и бешено извиваются внутри щечных карманов. Они знают. Я знаю.

Хэн Соло. Хэн Соло, полный жизни; и другие рядом с ним, в них похожий нектар…

Сколько? Соло, еще один и еше.

… нектар…

Через коридоры на кухню. Там я найду тело, еще живое; маленькое, незначительное существо с жидким и незрелым нектаром, но его хватит, хватит; сейчас мне нужен любой нектар.

Времени не осталось, не осталось… Я схвачу его. Разверну. Заключу в объятия.

Он слабо борется, слишком слабо. Щупальца вонзаются в ноздри, к мозгу.

Там так мало нектара, и он такой жидкий.

Но этого достаточно. На данный момент.

Он отброшен быстро, резко, щупальца выдергиваются. Я позволяю ему упасть неуклюже, нескладно на разбитый ящик, почти соответствующий по величине его телу.

На лице мальчика кровь. Я оставил улику — средство и метод.

Времени не осталось.

Этого будет достаточно. Это послужит цели.

Ащат из анцати… вольный во дворце /^каббы.

… нектар…

Меня ждет восторг.

Кто?

По коридорам крадется анцат, скрытый тенью, но утрачивает обычную осторожность в поисках правды…

О радость!

… это здесь, здесь; все они здесь… Соло, еще один. Еще один.

Я останавливаюсь на углу, за выступом в тронном зале. Потому что это здесь, все это здесь: Соло, оттаявший из карбонита, его нектар дик и безрассуден, с оттенком страха, паники: он слеп, слеп и неуверен, но все его инстинкты направлены на борьбу, на борьбу…

Еще один. Дикий, свободный и кипящий. Тоже боится, что она…

… она?…

… не сможет освободить его, несмотря на предосторожности, несмотря на планы: Чубакка, Ландо, Хэн; Хэн ближе всех…

… Калриссиан…

Значит, он третий.

Соло. Женщина. Калриссиан.

Предатель.

Радость… о радость!

Нектар Соло ошеломляет меня.

Щупальца выдвигаются, подрагивая.

… нектар…

Женщина разоблачена. Она стоит без шлема, и он не будет бояться.

Нет. Пусть он боится, чтобы он мог преодолеть страх. И в страхе, в преодолении его прийти к осознанию, к мощи, к дикой, безумной отваге, тогда он станет таким, как я хочу, как мне нужно.

… нектар Хэна Соло…

О, пусть он будет моим!

Я возьму их всех. Одного за одним.

Нет. Стой. Сначала задание.

… нектар…

Нет! Задание.

Прояви терпение.

Но это трудно. Самоотречение — это дисциплина, которой я никогда не учился; мне никогда не приходилось этому учиться.

Соло. Женщина королевской крови. И Ландо Калриссиан.

И этот юноша, будущий джедай.

… нектар Хэна Соло…

Я отступаю. Сдерживать себя, контролировать — это трудно; щупальца протестуют, когда я пытаюсь отдернуть их. Внутри моего черепа идет война.

Зашел ли я слишком далеко? Потерял слишком много?

Никогда не был так близко к краю. Должна случиться смерть. Сейчас. Нектар должен быть выпит. Сейчас.

Я поворачиваюсь. Прижимаюсь к стенам и быстро отступаю, слыша эхо хохота Джаббы. Значит, они пойманы? Хатт схватил их всех?.. нектар…

Соло. Женщину. Калриссиана. Всех. Все они будут моими. Или я умру, добиваясь этого.

Для нас это не сон. Это ступор, почти кома. Уход от того, что есть жизнь, для тех, чьи жизни слабы; в глубину, в темноту, в иное состояние, где мое тело само исцелит себя любым способом, если будет необходимость. Но в этом не Выло необходимости долгое время, так как я осторожен и бдителен, никто, кроме моих жертв, не видел меня. Если я не захочу просто ходить среди существ, не представляя для них угрозы. Это одинокая жизнь, а я не хочу быть одиноким.

Но все имеет свою цену. Этот ступор глубже, чем когда-либо. Почти полная кома. Поэтому, когда меня выдергивает из нее что-то совершенно неожиданное, я стою на краю безумия, так близко, насколько только возможно.

Это ошеломляющее безумие, я возвращаюсь резко, слишком резко, с осознанием, острым и болезненным, эта сила выше ожидания. Как у Йоды, как у Кеноби. Но он еще молод, еще изучает свой путь.

И опасность этой силы должна быть полностью осознана тем, кто будет владеть ею.

Вытащенный из ступора, я зол. Я отчетливо, слишком отчетливо понимаю: он будет сильнее, чем любой из прежних. Все они, уже угасшие, снова живут в нем.

Этот мальчик. Ученик Кеноби, которого я видел несколько лет назад в кантоне Чалмуна. Он еще не знал, кто он, но ясно знает теперь; знает достаточно, как использовать эту силу, как скрывать.

Он здесь, во дворце Джаббы.

Соло. Женщина. Калриссиан. Мальчик.

Все они здесь. Сейчас.

Почему он сейчас открыт? Почему я знаю его теперь? Джедай выражает силу, когда он этого хочет; для анцати это очевидно. Всегда есть контроль. На этот раз его нет. Он полностью открыт, незащищен, устремлен к какой-то цели, которую я не могу постичь.

… нектар…

Щупальца скребут мои ноздри. Вытащенный из ступора, я выхожу из теней лабиринта и совершаю свой путь, проходя мимо тех, кто едва видит меня, но знает достаточно, чтобы остановиться, смотреть, моргать; спрашивать, что они увидели, в тишине, в окружении их страха. Позволить им видеть. Это послужит цели.

… Анцат из анцати…

… вольный во дворце Джаббы…

Но это не сейчас. Теперь мне ясно, слишком ясно: этот мальчик пришел в логово со своей собственной целью… это было спланировано, все это спланировано. Калриссиан, просочившийся сюда; переодетая принцесса; вуки, проглоченная наживка; и теперь мальчик, ученик Кеноби, в нем велика — так велика! — та сила, что раньше была призрачной, едва возможной…

И Соло, всегда Соло… они теперь вместе: Соло, вуки, женщина, ученик Кеноби и Калриссиан…

И Джабба!

Я был легкомыслен. Я!

… через коридоры, бежать…

Бежать. Бежать.

Как я мог быть так легкомыслен?

… бежать…

Теперь ближе. Щупальца извивались, выдвигались.

… нектар…

Все они здесь, несомненно.

Где-то.

Многие умерли по моему желанию. Но ни один из них не считается — — все они ничто, — единственно важный нектар здесь и сейчас, но он уходит…

… нет…

Этого не может быть, этого не будет. Я это я: Данник Джеррико.

Я ни разу не потерпел неудачи.

Я здесь ради нектара Джаббы.

Ради нектара их всех.

… нектар…

Массивные ворота остаются открытыми. Охранять некого, хатта защищать не нужно. Он ушел, ушел; все они ушли…

Пыль от баржи, от ее воздушной подушки, медленно падает на землю.

… исчезли, все они исчезли…

… нектар…

Джабба забрал их. И сам ушел.

Куда-то. Не здесь. Далеко от меня.

О унижение! Я'должен был подойти так близко. Я должен был позволить узнать, что ан-цати среди них. Должен был раскрыть себя лишь для того, чтобы питать ночные кошмары.

О унижение. Я погиб.

Провал непереносим. Для моей расы — невозможен. О ужас. Ужас.

В моем теле кричит жажда. Понимает. Признает.

Они далеко, так далеко, за дюнами.

Весь мой нектар. Теперь он мне недоступен.

О величайшее унижение.

Остается только ждать. Ждать возвращения хатта. Никого уже не будет с ним, так как он избавился от них и истратил весь нектар — болван! болван! — но остался Джабба.

Джабба.

И Данник Джеррико.

О болван. О жирный глупый болван.

У меня еще есть шанс искупить вину, прийти к успеху, а не провалу. Джабба — — мое задание. Другие — лишь песок.

Джабба вернется. И я выпью его нектар.

Джабба вернется.

Он должен.

Или я погиб.

Здесь всегда есть тени. Это просто — войти в них и надеть их покров.

Я могу подождать. Я всегда ждал, когда необходимо. Это дар. Сила.

Мне тысяча десять лет, и я могу ждать вечно.