"Виктор Робсман. Царство тьмы (Рассказы и очерки бывшего корреспондента "Известий") [H]" - читать интересную книгу автора



Другая жизнь

Конечно, жизнь здесь другая и люди тоже другие. Они даже разговаривают
по другому, - не так как мы, - хладнокровно, не повышая и не понижая
голоса, и никого не задевают за живое. В споры вступают они редко, не спешат
противоречить один другому, во всем соглашаясь, а делают по своему. Чужому
счастью они не завидуют, и несчастью тоже не бывают рады. Они живут
медленно, не торопясь, и всг успевают сделать во время. Эти громадные дома,
вытесняющие из города воздух и свет, и фабрики со всемирной славой строятся
здесь сразу, бесшумно, как будто не людьми, а сами собой. Никто не знает
когда здесь пашут, сеют, когда убирают урожай. И никто не знает здесь, что
бывает нужда в хлебе - нужда в черном и черством его куске. Забота о хлебе
насущном здесь устранена. Только дурно воспитанные люди едят без нужды много
хлеба и напрасно расходуют много душевных сил. К людям с повышенными
эмоциями относятся здесь подозрительно, как к душевно-больным. Все твердо
знают, что нельзя принимать близко к сердцу обиду, огорчение, даже
несчастье. Это не только вредно, но и бесполезно. Всякое беспокойство {9} -
напрасно, а волнение - не разумно. В жизни должен быть порядок, удобства и
покой. Молитва - тоже для покоя. Надо только выучить наизусть псалмы и
уметь читать их нараспев, удобно сидя, отдыхая, но никак не волнуясь.
Молитва должна успокаивать, а не волновать. В работе, как и в молитве, нужны
удобства. Нельзя уподобляться неразумным животным и весь труд нести на самом
себе. Труд человека должен быть разумным, радостным, легким. Надо как можно
меньше работать руками. Черная работа не для человека, ег должен выполнять
механизм, валики, поршни, колеса, двигатели. Даже лошадь освобождена здесь
от черной работы, а человек - тем более. Человек создан для разумного,
творческого, плодотворного труда. В жизни всг ясно. Нельзя, не нужно и
вредно жить мечтой, когда всг ясно и сама жизнь прекраснее, чем мечта.
К такому душевному покою среднего американца не может привыкнуть
недавний советский житель, у которого душа возмущена. К тому же, личные
обиды и неудачи мешают нам видеть правду. Жизнь наша не удалась по вине
преступников, которые воспитали нас дикарями и лишили нас всего, что дал нам
Бог. И потому, на каждом шагу, при каждой новой встрече в этой стране,
возвращающей нам потерю, нас волнуют разные чувства: очарования и
разочарования одновременно. Мы всем поражены и ничем не бываем
удовлетворены.
Такие больные мысли и сопоставления особенно остро волновали меня в то
время, {10} когда я впервые подымался по движущейся лестнице на вокзале
Пенсильвания в Нью Йорке. Здесь я не встретил несчастных мужичков с
котомками и чайниками в очереди за билетом, как это было у нас, когда мы
строили "фундамент социализма". Не было здесь голодной толпы труженников
земли, одетых в лохмотья, униженных страхом и нищетой, бегущих, Бог знает
куда, от родной земли, как это было у нас, когда "фундамент социализма" уже
был построен. Я не нашел здесь зала ожидания третьего класса, для черни, со
смердящим запахом разложения, со спящими вповалку на холодном каменном полу
едва одетыми людьми, как это было у нас, когда мы вступили в "бесклассовое
общество".
Странно и неловко было мне подойти к билетной кассе, где не надо