"Виктор Робсман. Персидские новеллы и другие рассказы" - читать интересную книгу автора

продавленные сидения, сорвавшиеся со своих мест, кружатся пассажиры со
своими узлами и сундуками, и весь неподвижный мир пришел в движение". Его
стала мутить противная тошнота, он захрипел, как во сне, и из черного рта
хлынула кровь. Он испугался; умоляющими глазами смотрел он на каждого, не
допуская мысли, что никто не сможет ему помочь, - даже солдаты со своими
ружьями и штыками! Неужели теперь, когда жизнь улыбнулась ему, он должен
расстаться с ней?! Нет, он не выпустит из рук бумажника! И, крепко сжимая
его, кричит всем голосом, зовет на помощь. Но голоса его не слышно; он
хрипит, задыхаясь, точно душит его вся земля, навалившаяся на него. Он уже
ничего не помнит, как будто никогда ничего не было, и земля, на которой он
только что стоял, ушла из-под его ног, и он рухнул не на землю, а в черную
пустоту, где нет ни поверхности, ни дна, ни тьмы, ни света... К его открытым
глазам подносят ярко горящий фонарь, но они не видят света; лицо его
багровеет, наливается кровью, перекашивается последней судорогой и затихает.
Агония оставляет его.

Покойников нельзя долго удерживать на земле и, по обряду мусульманской
веры, он должен быть похоронен не позже, чем через три часа после
наступления смерти, если смерть настигла его не ночью. Но до ночи было еще
далеко, однако, надо было торопиться с обрядом омовения покойника, которое
совершается тремя водами - лотосовой, камфорной и, наконец, проточной,
всеочищающей водой; с обрядом присыпания ароматами тех мест усопшего тела,
которые при жизни соприкасались с землей на молитве и земных поклонах; с
обрядом облачения покойника в белый саван, состоящий из рубахи без рукавов,
без застежек, без пуговиц, из набедренной повязки и покрова. И когда были
совершены над ним все предписания веры, его, завернутого в саван, понесли на
руках, почти бегом (этого требует обряд), до самой могилы, вырытой в рост
человека. И тело, еще не остывшее, теплое, торопливо укладывают в нишу
могилы, на правый бок, развязывают саван, освобождают покойника от земных
пут и произносят над ним последние слова утешения: "Хвала Богу, одолевшему
рабов своих смертью!"


II. Люди и нравы здешних мест

Этот коричневый городок, построенный из глины и камня, с садами без
деревьев, с канавами без воды, с улицами без мостовой был защищен с севера и
с востока хребтами Белой и Черной горы, принимающих в дальнейшем название
Гиндукуша. Мало что изменилось в этом благочестивом городке за последние
пятнадцать столетий его существования. У городской стены все так же сгорают
на солнце трупы павших животных. Огромные псы, напоминающие онагров, бродят
с окровавленными мордами среди этой смердящей падали, словно в мясной лавке,
и бывают опасны. Далеко слышно их рычание, и шакалы разбегаются при виде их;
гиены не решаются приблизиться к ним и с хохотом отступают; коршуны
терпеливо выжидают, пока не пресытятся псы, и пугливо уносят остатки. Солнце
завершает погребение. Но ослепительно белые кости остаются на поверхности;
они хрустят под нашими ногами, куда бы мы ни шли. В городе сохранилась
цитадель губернатора, в которой поныне проживает властелин, наделенный шахом
неограниченной властью; его никто никогда не видел, кроме преданных ему
слуг, многочисленной челяди и приближенных лиц. На башнях цитадели дремлют