"Виктор Робсман. Живые видения" - читать интересную книгу автора"Радости Всех Скорбящих", смотревшей в это время на нас из глубины дальнего
угла; этот образ достался ему от моей прабабушки, матери его отца, и был освящен в Троице-Сергиевской лавре, под Москвой. - Посмотри, - говорил мне дядюшка, указывая на образ и как бы проникая в него. - Не замечаешь ли ты, что на этом образе Богородица прильнула к Младенцу всей душой, но все же не так, как мать к своему сыну? А это потому, что любовь Богородицы к Своему Сыну не была подобна любви матери к ребенку - так любят только Бога! Он с доверием посмотрел на икону и преклонился перед ней. Я понимал, что все молитвы его были обращены сейчас к Ней одной, к Радости Всех Скорбящих, и они были обо мне, о моей странствующей душе, напрасно ищущей на земле того, чего здесь нет, но слов его молитвы не было слышно. - А теперь езжай! - сказал он строго, поднимаясь с колен. - Совершай свой жизненный путь в полном согласии со своим чистым сердцем... Помни и не забывай, что новая, незаконная власть, сеющая в сердцах людей семена ненависти, раздора и нечестия - призрачна и недолговечна, потому что власть неба сильнее власти земли. В мире ничего не изменилось; земля все так же совершает свой небесный путь вокруг солнца, проливая на нас свое тепло и свет; за ночью наступает день, сменяются времена года, и хороводы млечных звезд справляют свои небесные праздники... Все живет своей вечной жизнью по замыслу Творца, ибо вечность не имеет возраста, она не стареет и не умирает, у нее нет ни прошлого, ни будущего, ни начала, ни конца... Как суетны и ничтожны земные дела людей перед лицом Всевышнего! Таким был мой дядюшка, Илья Андреевич. Странствующая душа Когда вздрогнул поезд и мимо окон закачались пьяные стрелки, я увидел вдруг, как все мое прошлое, даже совсем недавнее, сдвинулось с места, стало отделяться от меня, уходить в непостижимую вечность. Смутно вспоминались мне последние часы расставания, но и они становились невозвратными, отмирая по мере того, как я удалялся от них. Помню, как отец укорял меня; он вложил в меня все сбережения своей любви, завещал мне все богатства своей непорочной души, передавал мне в наследство свою незапятнанную совесть, свое доброе имя и честь, нажитые им долголетним нравственным трудом, а я безрассудно оставляю его в поисках чего-то лучшего, чего нет на земле... И ему казалось, что я обманул его, украл у него радость, посмеялся над его отеческой любовью, и все, для чего он жил, было напрасно. Моя мать долго слушала его молча, и лицо ее было напряженным, как у человека, ожидающего несчастья. Ее верующая душа была полна сомнений; она хотела понять - не козни ли это искусителя-дьявола, или так хочет Бог? Вошла сестра Лида и села у моих ног, как испуганная собачка. Она сказала: - Я так и знала, что самое большее горе приносят нам те, кого мы более всего любим... Как ты не можешь понять, что мать этого не переживет, а отца это тоже сведет в могилу... Откуда у тебя такое упорство? А ведь ты один можешь сделать их счастливыми... Но я был уже далеко от нее, и вся эта, окружавшая меня, печаль, эти прощальные слезы не проникали глубоко в мою странствующую душу, очарованную будущим, каким обещала его мне обманщица-мечта. Путь лежал длинный и трудный. Поезд нехотя раскачивался, как после долгого сна, распуская пары, стонал всеми своими железными суставами, и я успел заметить из окна вагона, как бежала, догоняя его, точно подхваченная ветром, показавшаяся мне очень одинокой, моя сестра |
|
|