"Дом с волшебными окнами. Повести" - читать интересную книгу автора (Эмден Эсфирь Михайловна)

Глава двадцать вторая БРЕХУН ПИШЕТ ДОНОС

После этого бурного спектакля склока в маленьком закулисном мирке не затихла, а, наоборот, ещё пуще разгорелась.

Вы думаете, если сцена в этом театре была небольшая, а актёры совсем маленькие, то и страсти у них были махонькие?

Уверяю вас — это совсем не так. Чем меньше бывает круг зрения действующих лиц, тем сильнее их маленькие страсти.

С утра уже всё кипело. Лиса Люся бегала от одного Петрушки к другому и каждому говорила «дорогой», и каждому сплетничала и обвиняла другого. Свинья Хризалида противно хрюкала, а Брехун облаивал каждое слово нашего Петрушки.

Кукла Школьница ничего не могла поделать — она всё-таки была только девочкой. Она затыкала уши и повторяла:

— Мальчики, не шумите! Мальчики, не надо ссориться!

Но её никто не слушал.

Спектакли не ладились, так как мысли актёров были заняты совсем не тем, что происходило на сцене. Даже наш маленький жизнерадостный герой кричал зрителям своё «Здр-расьте!» уже не так весело, как раньше.

Замечали ли Олег и Муся, что происходило у них в театре, а если замечали, то на чьей были стороне?

Олег только посмеивался — ему это всё казалось очень забавным — и даже подзадоривал иногда «этих маленьких дурачков», как он называл их.

Муся относилась ко всему гораздо серьёзнее. Её возмущало, что в театре нарушен железный порядок, который она установила, и маленькие актёры вышли из повиновения. В этом отношении она была настоящим режиссёром.

Но действительного положения дел они оба не знали, так как хотя и понимали своих актёров, но не во всём и не всегда.

А к кому же из двух соперников лучше относилась Муся, которая, как вы уже, конечно, заметили, была настоящей главой этого маленького театра?

Право же, трудно сказать. Она охотно играла с нашим весёлым Петрушкой, и ей нравился его молодой, непосредственный талант.

Но с Учёным Петрушкой она работала уже около двадцати лет, очень ценила его и не хотела обижать.

Муся назначала их в очередь: то один играл, то другой. Но чаще всё-таки Сашин Петрушка, так как учёный актёр становился частенько невыносимым не только за кулисами, но и на ширме.

Атмосфера, как говорится, сгущалась.

И вот однажды пёс Брехун, которого подговорил Учёный Петрушка, решился на гадкое дело.

Стащив из реквизита пьесы «Петрушка-первоклассник» чернильницу-непроливашку, школьную тетрадь и ручку, он уселся однажды в самом тёмном углу перед ящиком и принялся строчить донос.

Донос предназначался «Гражданину Мосгосэстраде в собственные руки», и в нём должна была заключаться жалоба на «бесхозяйственность и бестолковость бездарных режиссёров вашего уважаемого театра, не умеющих ценить подлинных представителей театрально-кукольного искусства и поддерживающих всяких проходимцев». («Проходимцами» Брехун обозвал, как вы сами догадались, нашего бедного Петрушку.)

Но так как писать Брехун умел не так хорошо, как лаять, то вся эта великолепно-гнусная фраза была изложена следующим образом:

«Гав! Гав! Гав!»

Вероятно, гражданин Мосгосэстрада не понял бы этого своеобразного доноса, а если бы и понял, то не дал бы ему ходу, так как славных режиссёров своего маленького кукольного театра высоко ценил и уважал.

Но доносу Брехуна не суждено было дойти до «собственных рук гражданина Мосгосэстрады».

Когда Брехун, удовлетворённо ворча, заклеивал языком конверт, Олег вытащил его из-под самого носа Брехуна и, прочитав, беззлобно обругал пса дураком и велел идти в угол, чтоб на досуге подумать о своей глупости. Что Брехун и исполнил, хотя с недовольным ворчаньем.

Но поздно вечером, после спектакля, Олег и Муся посовещались и решили, что, как это ни грустно, Сашиного Петрушку надо отправить домой.

— Иначе атмосфера в театре никогда не улучшится, — со вздохом сказала Муся.