"Сергей Рокотов. Слепая кара" - читать интересную книгу автора

поначалу ни ласки, ни злобы не проявлял. Чего, мол, говорить-то попусту?
Надо кормить, поить, одевать, учить. Как у всех. Наташа же с первого
взгляда невзлюбила Николая. А за что ей было его любить? Мрачный,
неприветливый, молчаливый - живого слова не скажешь при нем, полная
противоположность ее весельчаку отцу. Но возражать ему она боялась и
показывать свое отношение тоже. Они вообще редко разговаривали, не о чем
было, так - сходи, принеси. Наташа была девочка воспитанная, отца покойного
очень любила, не боялась, но слушалась. И поначалу с Николаем у нее никаких
проблем не возникало. Потом Толик родился, она матери помогала за ним
ухаживать, все как положено. Николай глядел на нее спокойно, ему нравилось,
что все в порядке, все чин-чинарем. К сыну тоже особой нежности не
проявлял, потискает иногда, буркнет что-то - и за свои дела.
Когда Николай в первый раз при Наташе ударил Любу, она было
встрепенулась, но Николай так на нее поглядел, что она сразу осеклась.
.
Иногда из Сызрани приезжала мать Николая Пелагея Васильевна. Этих
визитов боялись и Люба, и Наташа. Старуха была крепкая, крутая,
богатырского сложения, такая же молчаливая и мрачная, как и ее сын. Она
была недовольна абсолютно всем, что происходило в доме. Смотрела
исподлобья, осуждающе.
"Разве так борщ готовят?", "Хлебушек-то непропеченный, у нас такого в
Сызрани не бывает" - это были ее постоянные реплики. Николай ни малейшей
нежности к мамаше не проявлял, как и она к нему, но был сыном почтительным.
Старуха любила водочку, за обедом выпивала три граненых стаканчика, если
было, разумеется. Но Николай старался, чтобы стол был накрыт побогаче.
Обязательно селедка, картошка. И, разумеется, гора мяса.
"Хорош муж у тебя, Любка, - говаривала старуха. - Все в доме есть. Ты
цени его". После обеда пила из блюдца несколько стаканов чая вприкуску. И
часов в девять отправлялась спать в комнату к Наташе, ей стелили на
Наташиной кровати, а та спала на раскладушке. Даже через стенку Люба и
Николай слышали богатырский храп. Люба поглядывала на Николая, а тот делал
вид, что взглядов ее не понимает. Он вообще никаких шуток не понимал и не
принимал, всяческий юмор считал недостойным мужчины. Хохотал он только,
когда смотрел по телевизору выступления Яна Арлазорова, хохотал дико,
захлебываясь, обожал, когда тот тыкал пальцем в публику и говорил: "Эй ты,
мужик". Ну, нравилось это ему, и все. На Хазанова смотрел скептически, не
понимал ничего, что тот говорит, изредка улыбался ужимкам артиста. Из
певцов уважал Зыкину и Ольгу Воронец. "Душевно поют, - говорил задумчиво. -
Да и женщины хорошие, в теле, не то что всякие там..."
Иногда вместе с матерью или без нее приезжали братья Николая - Иван и
Григорий. Сборища всего семейства Фомичевых становились настоящим адом.
Братья были слегка повеселее Николая, но от этого было лишь тяжелее.
Сальные шутки, мат наполняли дом, словно удушающий газ. В отличие от
угрюмого Николая братья любили петь и, нажравшись водки, горланили песни.
Порой подпевала и мать, пригорюнившись, подперев голову своими боксерскими
кулачищами. Когда начинался этот хор, хотелось бежать отсюда куда подальше.
Николай никогда не подпевал, но и не осуждал поющих, глядел на них с
пониманием, поют, мол, так и надо.
К счастью, приезды Фомичевых были не очень часты, и не это служило
причиной вечного беспокойства Любы. В последнее время Николай стал сильно