"Сергей Рокотов. Конец авантюристки" - читать интересную книгу авторабы вообще невозможно найти.
Дверь была заперта. Пришлось взламывать. Зажгли свет - две маленькие комнаты, разбросанные мужские и женские вещи, запах хороших духов, туалетные принадлежности... В холодильнике изрядный запас продуктов - мясо, овощи, фрукты, сыр, ветчина, бутылка вина, несколько бутылок пива... - Да, вот тут они и жили, - печально заметил Клементьев. - Надо производить тщательный осмотр помещения. На их счастье помещение оказалось не очень большим. Оттого и осмотр не затянулся на всю ночь. В платяном шкафу за нижним бельем Клементьев нашел сумочку. В ней лежали два загранпаспорта на имена Ивановой Ирины Юрьевны и Харченко Андрея Григорьевича с фотографиями Лены и Полещука. - Так, что тут еще? - бубнил Клементьев, роясь своими мощными руками в сумочке. - Ого, Павел Николаевич, тут письмо какое-то... На-ка, держи... Николаев взял письмо, написанное женским почерком. "Здравствуй, Кирилл! Я решила написать тебе, потому что меня ужасно мучает совесть. В последние дни я просто места себе не нахожу. Я поступила подло по отношению к тебе и твоим родителям. Я не хочу валить все на Андрея, я сама виновата во всем происшедшем. Теперь я нахожусь здесь, у меня ценности, принадлежащие вашей семье, но они не приносят мне никакой радости, я не могу на них смотреть. На чужом несчастье счастья не построишь. Я не знаю, для чего я все это пишу, мне просто очень плохо. Я так страдаю без Вики, моя дочка снится мне каждую ночь, и я просыпаюсь в ужасе от того, что она осталась во сне, и ее нет со мной. Я думала, что с Андреем я сумею забыть про все, уверенная, что моя дочь, которая стала и твоей дочерью, будет сыта, одета, обута, образована и т. д. Но теперь жить без нее и не знаю, как буду жить дальше. Я даже стала подумывать, не вернуться ли мне домой. Я знаю - меня будут судить и посадят в тюрьму, но у меня будут хоть какие-то надежды на свидание с Викой. Я всю жизнь любила Андрея, да, я не любила тебя, но этой любви для счастья оказалось недостаточно. Я не знаю, зачем я все это пишу и отправлю ли это письмо, наверняка, нет, просто побоюсь, но пишу, потому что должна все высказать хоть листу бумаги. Прости меня, если можешь, поверь мне, я очень несчастна..." Все. На этом письмо прерывается, - закончил чтение Николаев. - Эвона как, - задумчиво произнес Клементьев. - Отправила бы, была бы жива... А, может быть..., - недоговорил фразу он, снова глядя каким-то странным взглядом в сторону. - А кто же это все-таки позвонил в милицию? - сузив глаза, задал риторический вопрос Николаев. - Именно сейчас, зная, что они погибли. Раньше-то почему не сообщали? - Ты хочешь сказать, что кому-то выгодно, чтобы мы прочитали это именно сейчас? - Конечно. И странно еще то, что Полещук с Леной пошли в такое людное место, как ресторан в гостинице "Ялта", чтобы отметить ее день рождения, как будто нельзя было отметить это событие, например, здесь, в этом уединенном месте, на берегу моря. Больше того, там зарисовался столь известный в городе человек, как этот Исаак Борисович. То есть, кому-то захотелось, чтобы видели, как Полещук встречается с человеком, скупающим старинные ювелирные изделия. Ведь наверняка Полещук не собирался продавать кольцо старику за гроши, не такой это был человек. |
|
|