"Сергей Рокотов. Конец авантюристки" - читать интересную книгу автора

бы вообще невозможно найти.
Дверь была заперта. Пришлось взламывать. Зажгли свет - две маленькие
комнаты, разбросанные мужские и женские вещи, запах хороших духов,
туалетные принадлежности... В холодильнике изрядный запас продуктов - мясо,
овощи, фрукты, сыр, ветчина, бутылка вина, несколько бутылок пива...
- Да, вот тут они и жили, - печально заметил Клементьев. - Надо
производить тщательный осмотр помещения.
На их счастье помещение оказалось не очень большим. Оттого и осмотр не
затянулся на всю ночь. В платяном шкафу за нижним бельем Клементьев нашел
сумочку. В ней лежали два загранпаспорта на имена Ивановой Ирины Юрьевны и
Харченко Андрея Григорьевича с фотографиями Лены и Полещука.
- Так, что тут еще? - бубнил Клементьев, роясь своими мощными руками в
сумочке. - Ого, Павел Николаевич, тут письмо какое-то... На-ка, держи...
Николаев взял письмо, написанное женским почерком.
"Здравствуй, Кирилл! Я решила написать тебе, потому что меня ужасно
мучает совесть. В последние дни я просто места себе не нахожу. Я поступила
подло по отношению к тебе и твоим родителям. Я не хочу валить все на
Андрея, я сама виновата во всем происшедшем. Теперь я нахожусь здесь, у
меня ценности, принадлежащие вашей семье, но они не приносят мне никакой
радости, я не могу на них смотреть. На чужом несчастье счастья не
построишь. Я не знаю, для чего я все это пишу, мне просто очень плохо. Я
так страдаю без Вики, моя дочка снится мне каждую ночь, и я просыпаюсь в
ужасе от того, что она осталась во сне, и ее нет со мной. Я думала, что с
Андреем я сумею забыть про все, уверенная, что моя дочь, которая стала и
твоей дочерью, будет сыта, одета, обута, образована и т. д. Но теперь
здесь, в оторванности от близких, я поняла, что все это не так. Я не могу
жить без нее и не знаю, как буду жить дальше. Я даже стала подумывать, не
вернуться ли мне домой. Я знаю - меня будут судить и посадят в тюрьму, но у
меня будут хоть какие-то надежды на свидание с Викой. Я всю жизнь любила
Андрея, да, я не любила тебя, но этой любви для счастья оказалось
недостаточно. Я не знаю, зачем я все это пишу и отправлю ли это письмо,
наверняка, нет, просто побоюсь, но пишу, потому что должна все высказать
хоть листу бумаги. Прости меня, если можешь, поверь мне, я очень
несчастна..." Все. На этом письмо прерывается, - закончил чтение Николаев.
- Эвона как, - задумчиво произнес Клементьев. - Отправила бы, была бы
жива... А, может быть..., - недоговорил фразу он, снова глядя каким-то
странным взглядом в сторону.
- А кто же это все-таки позвонил в милицию? - сузив глаза, задал
риторический вопрос Николаев. - Именно сейчас, зная, что они погибли.
Раньше-то почему не сообщали?
- Ты хочешь сказать, что кому-то выгодно, чтобы мы прочитали это
именно сейчас?
- Конечно. И странно еще то, что Полещук с Леной пошли в такое людное
место, как ресторан в гостинице "Ялта", чтобы отметить ее день рождения,
как будто нельзя было отметить это событие, например, здесь, в этом
уединенном месте, на берегу моря. Больше того, там зарисовался столь
известный в городе человек, как этот Исаак Борисович. То есть, кому-то
захотелось, чтобы видели, как Полещук встречается с человеком, скупающим
старинные ювелирные изделия. Ведь наверняка Полещук не собирался продавать
кольцо старику за гроши, не такой это был человек.