"Сборник 12. На посошок" - читать интересную книгу автора (Брэдбери Рэй Дуглас)

Пора в путь-дорогу One More for the Road (2002)

Секретарша просунула голову в дверь и, обратившись к высившейся на столе баррикаде писем и книг, спросила:

— Вы у себя?

— Да, и по уши в работе. Что там?

— Какой-то маньяк хочет, чтобы мы издали его труды, и утверждает, что он написал или напишет самый длинный роман в истории!

— Мне казалось, что Томас Вулф[41] уже умер, — заметил я.

— Этот тип принес с собой четыре хозяйственные сумки, набитые чем-то вроде дров, — сказала Эльза, — только на каждом полене что-то написано. «Ночь выдалась темная и ненастная» — на одном, «Повсюду, насколько хватало глаз, лежали трупы» — на другом.[42]

Это решило дело. Я покинул свою бумажную крепость и подошел к двери, чтобы взглянуть на столь редкостного маньяка. Тот сидел в приемной, не выпуская из рук набитых доверху огромных белых сумок. Надписи были видны.

— Пусть войдет, — услышал я собственный голос.

— Не собираетесь же вы…

— Собираюсь, — отрезал я. — Вы забыли о такой вещи, как нарративная затравка!

— Затравка?

— Роман нужно начинать так, чтобы читатель с первого же момента оказался у вас на крючке! Ну что же вы, Эльза!

Эльза завела в мой кабинет маленького человечка ростом не выше пяти футов, который в два приема затащил в мой кабинет свои огромные, наполненные словами сумки и спокойно уселся в ожидании, пока Эльза с чрезвычайно недовольным видом не закрыла за собой дверь.

— Итак, господин…

— Дж. Ф. Бредли, автор опуса, называемого иными людьми бредом Бредли. Этот потрясающий роман лежит здесь. — Он пнул сумку ногой.

— Считайте, что вы меня заинтриговали, господин Бред, — сказал я.

Он игнорировал мою оплошность, любовно разглядывая свое творение.

— Благодарю вас. Обычно редакторы либо отказываются меня принять, либо скрываются от меня бегством. Я пришел сюда не случайно… — Он смерил меня взглядом. — Мы примерно одного возраста, и вы, соответственно, должны помнить славные тридцатые, когда туристы колесили на автомобилях по всей Америке…

Он выдержал паузу, дав мне возможность вспомнить то далекое время. Я действительно вспомнил его и согласно кивнул головой.

— Такие дела. — Он вновь пнул ногой сумки, нашпигованные словами. — Настало время возродить одну старую идею. Вы, наверное, помните трассу номер шестьдесят шесть, по которой вы с родителями путешествовали на запад? Вот и прекрасно. Тогда скажите, как вы боролись с дорожной скукой?

— Боролись со скукой? — повторил я машинально, пытаясь собраться с мыслями.

И тут меня осенило.

— «Бирма Шейв»! — вскричал я и, сбавив тон (редактору лучше вообще не восторгаться, а то придется платить автору дороже), повторил: — «Бирма Шейв».

— Прямо в точку! — возрадовался Бред, — хотя в то время вы наверняка еще не брились! «Бирма Шейв»! По всем дорогам Америки стояли рекламные щиты «Б. Ш.», вы могли распевать куплеты, коротая путь от Падуки до Потаватоми, от Тонопы до Томстоуна, от Хила-Талч до Грасс.

— Да-да, я помню, — сказал я нетерпеливо.

Ищешь бритву всех лучшей? Значит, купишь «Бирма Шейв»! Раб! Свобода, наконец! С «Бирма Шейв» ты на коне!

— Помню! — радостно воскликнул я.

— Конечно помните, — кивнул Бред.

— А вот и другой стишок:

В бороде разводишь вшей! Вжик — и нет их. «Бирма Шейв»!

— Ну у вас и память! — восхитился Бред.

Я уставился на его таинственные сумки.

— Но какое отношение все это имеет…

— Хорошо, что вы задали этот вопрос. — Он потряс двумя сумками, откуда посыпались прилагательные, существительные и глаголы, сопровождаемые его комментарием: — «Бирма Шейв» тысяча девятьсот девяносто девятого года. Диккенс двухтысячного. Шекспир две тысячи первого.

— Вы хотите сказать, что все они тут, на этих деревяшках?

— Нет, никаких давно умерших авторов. Автор — я! — Он опустился на колени и задвигал фразами по ковру. — Не хотите ли вы опубликовать самый первый и самый длинный трансконтинентальный роман, читатель которого сможет посетить разные штаты, огибая маленькие городки и проезжая по окраинам мегаполисов, что бы в конце концов очутиться в Сиэтле, куда он вообще-то не собирался, но надо же было узнать, чем же закончится Роман века. Ну? Я жду вашего ответа!

Я посмотрел на пол, силясь прочесть выложенную им цепочку фраз, начинавшуюся возле моего письменного стола и заканчивавшуюся у самой стены.

— Моя секретарша что-то говорила о темной и ненастной ночи…

— Вон вы о чем! — рассмеялся Бред. — Это была обычная нарративная затравка! Знаете, что это такое?

Я прикусил язык.

— Здесь — блистательное начало моего магнум-опуса![43]

На первой дощечке значилось «Мир подходил к концу…»; на второй: «У Алека Джонса оставалось всего шесть часов на то, чтобы спасти Землю!»

— Вы собираетесь начать этими словами свой эпохальный роман?

— Вы можете предложить что-то другое?

— Ну…

— Погодите! — перебил он меня. — Сейчас будет еще лучше!

Он доставал из сумки все новые дощечки, пока штук шестьдесят слов, уместившихся на полу, полностью не перегородили проход к двери.

— Вы спросите, с чего я взял, что пришло время для этой книги? После того как рекламные щиты «Бирма Шейв» выпали, подобно зубам, из пасти американских дорог, она, эта пасть, стала зиять пустотами.

— Да, нам этих щитов явно не хватает.

— Что можно увидеть на дороге в наш век безумных скоростей? Ровным счетом ничего, тем более что рекламные щиты теперь находятся под запретом! Как же бороться с дорожной скукой? Мы начнем с маленьких, второстепенных дорог с грунтовыми обочинами, ведущих из Мейна в Миссулу или из Де-Плейна в Денвер. Там мы насажаем наши мини-метафоры, и они пустят корни в американской душе. Появятся сообщения в телевизионных новостях. Туристы прочитают начало где-нибудь в Канкаки, Кеноше или Канзасе и будут как сумасшедшие ездить, пока не доберутся до финала в Сок-Сентре или в Сиэтле. В конце концов, сэр, наш роман назовут книгой месяца, и мы издадим его в кожаном переплете, которому не страшна будет дорожная непогода! Подумайте об этом!

— Признаться, вы меня ошеломили!

— Иначе и быть не могло! Мое революционное произведение донесет грамотность до последнего болвана в самом замшелом уголке Америки! Решайте быстрей, не то я отправлюсь к другому издателю!

— Вы полагаете, что учителя…

— Они будут проглатывать нашу книгу за завтраком, обедом и ужином! Они будут читать ее на экранах своих компьютеров! Мы превратим дороги между штатами в библиотеку на открытом воздухе, интеллектуальный источник для каждого проезжающего. Профессора станут умолять нас расставить наши щитки у их кафедр английского. Рекламные агентства будут предлагать бешеные деньги, чтобы примазаться к успеху нашей песни дальних странствий — но нет! Мой роман помчится сумасшедшими зигзагами, разбрасывая буквы направо и налево. Да, сэр, его время пришло! Новое — это хорошо забытое старое! Прощайте!

Поднявшись на ноги, он принялся сгребать свои существительные и глаголы.

— Постойте! — воскликнул я, не отрывая от них глаз. — Эти фразы, так сказать, затравка, но… Что будет дальше?

— Дальше все будет как в сказке! Единожды отправившись в это путешествие, они уже не смогут остановиться. Это как орешки. Хотел бы я посмотреть, как вы сумеете остановиться после того, как разгрызете один!

— Но откуда мне знать…

— В Бога мы веруем, сэр, поверьте и в интуицию его представителя Бредли. Я взвешу сюжетные повороты всех дорог от Скенектеди до Саскачевана, час за часом, день за днем. Мой внутренний голос подскажет мне, где ставить щиты и какие на них выводить буквы, до последней точки над i, до последней черточки над t! Я испытаю, как сейчас испытываете вы, это страстное желание выяснить, что же, черт возьми, будет дальше, там, за поворотом магистрали шестьдесят шесть, превращенной в улей для слов, жужжавших в моих сновидениях! Ну, как? Что вы решили?

Он достал из сумки еще дюжину дощечек и с удовольствием осмотрел их.

— По рукам! — воскликнул он.

Это решило дело.

— Эльза! — позвал я.

— Сэр? — Она просунула в дверь голову и оглядела деревяшки на полу.

— Да поможет мне Бог! — прошептал я. — Принесите мне бланки контрактов на… на книги, да, на книги!

И пока она несла контракт, а Бред расписывался, я взял его за пуговицу:

— Почему вы пришли именно ко мне?

— Сэр, — сказал Бред. — У вас выражение лица, как у юного победителя библиотечного конкурса на лучшее правописание, в двенадцать лет получившего в подарок десять взрослых книг и пришедшего на следующий день за десятью новыми!

— Откуда вы это знаете?!

— Если бы у меня о вас были другие сведения, я не сделал бы вас литературным редактором моего праздника на колесах! Осталось обговорить финансовые аспекты этого достойного пера Толстого путешествия!

— Я не сомневаюсь, что…

— Вы и не должны ни в чем сомневаться! Лесопилки начнут изготавливать для нас дощечки и колышки совершенно бесплатно. Для них это будет лучшая реклама их товаров! Библиотекарей мы купим возможностью сфотографироваться с молотком в руках, забивая эти колышки или расписывая дощечки. На нас будут работать все бойскауты страны! Наши издержки? Ноль!

— Замечательно!

— Замечательно? Ха, то ли еще будет! Вдоль Кингз-Хайвей мы понаставим, как бывало, множество киосков, которые будут торговать открытками на все случаи жизни, от рождения и свадьбы до похорон, и станут последним прибежищем подрастающему поколению литературных критиков, дозревшему до участия в этой безумной гонке!

— Шах и мат!

— Проигрыш исключен, хотя университетская публика то и дело будет ставить нам палки в колеса!

— Но почему?

— Да это же сплошь теплые местечки для непубликуемых авторов! У каждого на столе — неоконченный роман! Каждый будет лезть с советами по поводу пунктуации, персонажей или сюжетных линий!

— И что же…

— Из края в край, Филадельфия, Сан-Франциско, Лос-Анджелес! Впереди — парад старинных машин, они проведут нас через предместья. В арьергарде — современные автомобили. Губернаторы будут встречать нас на границах штатов, шампанское будет литься рекой!

— Гениально!

— Это еще не конец телячьим восторгам, сэр. Хотите дополнительные подробности? Всего понадобится двадцать тысяч колышков, двадцать тысяч гадательных табличек с нашими полухокку, через каждые сто ярдов на скоростных и через каждые пятьдесят ярдов на обычных магистралях. Вот так, вкратце. Один экземпляр контракта я забираю себе. Как насчет наличных?

— Возьмите это!

— Пачка президентов. Генералы Гранты? Приятель Линкольна, отлично! Я отправляюсь в малярный цех при складе лесоматериалов. Премьера книги состоится завтра в полдень на федеральной трассе номер шестьдесят шесть. Честь забить первый колышек будет доверена вам!

— Я не заслужил…

— Не опоздайте!

И вытянув из меня наличные, как пылесос из ковра пыль, он исчез за дверью, громыхая своими легковоспламеняющимися творениями.

— Зачем вы это сделали? — изумленно спросила Эльза.

— Вспомнил детство. — Я принялся ощупывать свои бока, руки и лицо, желая убедиться в реальности происходящего. — На какой-то момент я почувствовал себя тринадцати-, нет, двенадцати-, десятилетним мальчишкой… Мы несемся по дороге, в ушах свистит, мимо пролетают куплеты «Бирма Шейв», я распеваю эти стишки, брат эхом вторит мне, а отец мчит как сумасшедший под гору. И вдруг страна опустела! Придорожные щиты исчезли подчистую, словно их повыкорчевали и повырубили безумные дантисты из местных мэрий. Дорога из Туляремии в Таос стала сущей мукой… Кстати сказать, когда мы останавливались, переполненные лимонадом, я всегда орошал слово «Бирма», а мой брат — «Шейв».

— Фи!

— Да. — Я прислушался к затихающему грохоту слов в сумках. — И теперь я с трудом могу дождаться, — прошептал я, — когда же начнется эта темная и ненастная ночь, понимаете?

— Ну, если так… — сказала Эльза.


Все кончилось, как говорится, не взрывом, а всхлипом. На старте — громовой рокот ракеты в стиле Сесила Б. де Милля[44], на финише — шипенье и пшик отсыревшей шутихи.

Разумеется, я запустил этот масштабный дорожный проект Бреда, который получил название «Отсюда и всюду». Я действительно забил первый кол, ознаменовавший начало самого длинного романа со времен Аппоматокса[45]. Следующие главы должны были появиться на дороге в Кансил-Блаффс и Хила-Бенд! Повествование прервалось на чрезвычайно интригующем эпизоде! Сюжет дошел до точки кипения. Восклицательный знак.

Какое-то время на нас никто не обращал внимания. Но скоро обратили внимание сразу все!

Толпы почитателей таланта Бреда хлынули, как цунами, на дороги Америки вдогонку за ним, декламируя фразы, разыгрывая сцены, едва успевала осесть пыль с дощечек, которые все множились и множились, неся гибель одним персонажам и успехи другим.

Критик из «Чикаго таймз» взял интервью у Бреда, зарубленное, впрочем, его редактором, исследователем творчества Йейтса[46] и Поупа[47]. Автострада номер 66 вновь обрела свою былую славу. Люди перестали летать на самолетах и пересели на автобусы. Автозаправочные станции множились как грибы. Мотели день ото дня повышали цены. Вереница автофургонов, битком набитых ненасытными читателями поздравительных открыток, тянулась змеей от Омахи до Угалуги. Повсеместно расплодились дайджесты сего беспримерного повествования — для особо нетерпеливых.

И вдруг — вдруг о нас совершенно забыли! Где-то на полпути между перевалом Доннера и Долиной смерти литературный поток иссяк.

Каскад струй превратился в едкую пыль.

Белые дощечки с существительными, глаголами и прилагательными более никого не интересовали.

Я уже хотел было купить билет на самолет или угнать чей-нибудь фургон, как тут двери моего кабинета распахнулись. На пороге возник Бред, вернее, его бренное тело, начисто утратившее боевой дух, с бледным лицом, сжатыми зубами, с двумя огромными сумками, оттягивающими ему руки.

— Бред! — воскликнул я.

— В точку. Можете повторить, — ответил он.

— Входите же поскорее! Что с вами стряслось?

— Вы только что сами сказали.

— Вы принесли продолжение романа?

— Скорее, его остаток, — пробормотал он, высыпая на пол содержимое сумок. Тридцать фунтов мелких опилок. — Написать продолжение я так и не смог.

— Неужели вас покинуло вдохновение? Затор в мозгах?

— Дорожный затор! — сказал он.

Он собрал оставшиеся в сумке щепки и высыпал на мой стол. Некоторые мелкие частички осели на мое кресло. Я разглядел фрагменты букв, а иногда и целые буквы и даже слоги.

— Затор на дороге? — проблеял я.

— Мне никогда и в голову не приходило, что части наших сограждан мои придорожные цветочки могут прийтись не по нутру, — вздохнул Бред. — Мне то и дело приходилось пропускать участки, граничащие с чьими-то фермами, а то и целые графства! Шерифы приказывали мне убрать щиты, старые девы считали мой опус ипсо-факто[48] апофеозом бесстыдства. Доморощенные цензоры выдергивали мои колышки, как сорняки, воруя части романа, то же самое делали и плагиаторы!

— Плагиаторы?!

— Воришки, крадущие замысел! Грабители, растаскивающие роман по кускам! Пятимильный эпизод, исчезнувший в Талсе однажды ночью, всплыл на следующий день в Талахасси, к радости местных аллигаторов! Умыкнувший этот эпизод шериф Талахасси прогремел на всю страну, его книжку раскрутила Опра![49] Но разве я смогу это доказать? Я пытался вернуть похищенное, но эти вандалы тут же прострелили покрышки моей машины!

Голос его прервался. Переведя дыхание, он добавил шепотом:

— Наезд со смертельным исходом…

— Со смертельным? — воскликнул я.

— И что самое подлое, при помощи Интернета. Сколь быстро я бы ни взращивал свой сад, урожай доставался им, они воровали мои слова и тиражировали, это они мчались впереди, как Роудраннер, а я плелся в хвосте, как койот,[50] дыша выхлопными газами электроники! Днем и ночью высвечивают они мои творения на миллионах экранов. Разве мог бы Каспаров обыграть «Биг-Блю»? «Компьютер поборол чемпиона мира по шахматам!» — вопили они со всех углов. Да эта «ай-би-эмовская» машина была набита десятками мозгов высочайшего уровня! Осиное гнездо гениев против одного несчастного русского! То же самое произошло и со мною. Хемингуевый недоучка против всемирной паутины. Тогда-то я и удрал… Ну вот, собственно, — закончил он. — Может, вы еще найдете кого-нибудь, кто допишет финал. Прикончит плохих, достойно похоронит хороших. Я — пас. Мне больше нечего сказать.

— Надеюсь, вы сумеете найти себе новое занятие, — сказал я.

— Помощником плотника? Годилось для Иисуса, а мне нет. Деньги я вам верну.

— А что прикажете делать с этим? — спросил я, указав на груду опилок.

— Набейте ими подушку или устройте в них муравейник.

— Захватывающий был романище! — сказал я.

— Да. Интересно, чем бы он все-таки закончился?

— Если вы когда-нибудь придумаете концовку, сообщите и мне, хорошо?

— Не рассчитывайте на это. Всего хорошего.

Он вышел, оставив у меня в кабинете два мешка гранулированного опус-магнума.

— И что же мы с этим будем делать? — поинтересовалась появившаяся в дверях Эльза.

Я чихнул, потом еще и еще раз. Стол опустел, а воздух наполнился мелкими опилками.

— «Унесенные ветром»[51]? — спросила она.

— Нет. Джек Керуак, «На дороге».[52] Принесите, пожалуйста, веник.