"Багровое око" - читать интересную книгу автора (Уолмер Даниэл)

Глава 6. Синие камни

Когда Конан проснулся — на том же самом месте, где провалился вчера в сон, убаюканный напевом цитры, — солнце было уже довольно высоко. Шумри, свернувшись калачиком, подтянув колени к груди, спал неподалеку. Впрочем, он тут же проснулся, словно сквозь сон наблюдал за каждым движением киммерийца. В его глазах были тревога и сочувствие, как будто он смотрел на больного, и взгляд этот разозлил Конана.

— Интересно, как ты нашел меня вчера в темноте? — спросил он. — По запаху, по звуку, по тому, что гремело у меня в голове?.. Сдается мне, скоро ты обучишься здесь всем колдовским приемчикам и станешь настоящим магом. Не хуже стигийских жрецов!

— Магом я не стану, — возразил Шумри. — А как я тебя нашел — вряд ли сумею объяснить… Мне показалось, что на душе у тебя тяжело, да и Алмена после беседы с тобой выглядела расстроенной. Я думал о тебе. Брел, куда глаза глядят, и думал — и сам собой очутился возле…

— Алмена была расстроенной, ишь ты! — Киммериец скептически усмехнулся. — Ну ничего, она быстро утешится, когда я перестану маячить у нее перед глазами!

— Ты хочешь уйти? — удивился Шумри.

— В жизни своей ничего не хотел больше! И прямо сейчас.

— Ты даже не хочешь попрощаться с Алменой?!

— Мы хорошо попрощались с ней вчера. Правда, я забыл попросить назад свое оружие. Если бы ты сбегал за ним, я был бы очень тебе благодарен.

— Конечно, — немедиец кивнул. — Я схожу за ним и тотчас вернусь. Но ты и в самом деле ничего не хочешь ей сказать напоследок?

— Я же сказал, что нет!!! — рявкнул выведенный из себя варвар. — Я хону только унести поскорее ноги из этих блаженных мест, и если ты будешь медлить, клянусь Кромом, я подожгу все вокруг!..

Шумри не стал больше спорить и благоразумно исчез за деревьями. Вернулся он скоро, как и обещал. В руках он держал меч, лук и стрелы, а также плотно набитый чем-то мешок, сплетенный из травы, и несколько сухих палочек, перевязанных ниткой. Все это он протянул киммерийцу.

— Алмена сказала, что если ты будешь все время идти вдоль ручья, который берет начало из пруда с лотосами, то всего через полдня пути он приведет тебя к южной Границе плато. В этом мешке свежие и сушеные фрукты. Твое оружие теперь с тобой, но она просила, очень просила не обижать никого и не лишать жизни, пока ты не покинешь границ ее леса.

— Передай ей, что я потерплю, — сказал Конан.

— Она сказала, что южный спуск намного круче северного и преодолеть его обычным путем невозможно. Нужно поджечь эти сухие палочки, одну за другой, и тогда на запах их дыма прилетит кто-то или что-то, кто поможет тебе спуститься вниз, чтобы продолжать свой путь дальше.

— Вот как! — Конан усмехнулся, рассматривая палочки. От них исходил резкий, но приятный запах. — Передай же прекрасной Алмене мою благодарность за то, что она так беспокоится обо мне!

— И еще… — Шумри на мгновение заколебался. — Если тебе не опротивело окончательно мое общество, и ты смог бы подождать один день перед тем, как спускаться вниз, дальше мы могли бы пойти вместе

— Ты тоже собираешься уходить? — удивился Конан. — Но тебе-то зачем? Мне казалось, ты пребывал здесь все это время в полном блаженстве!

— Я узнал об одном обстоятельстве, из-за которого я должен попасть в Немедия как можно скорее. Так ты подождешь меня?

Конан пожал плечами. В душе он обрадовался, что продолжать путь они будут по-прежнему вместе, но не считал нужным открыто демонстрировать свои чувства.

— Почему бы и нет? К обществу твоему я кое-как притерпелся. Только одна просьба: все магические штучки, которым тебя обучили здесь, оставь при себе! У меня может сильно испортиться настроение, если ты будешь читать мои мысли, выращивать цветы из сухих прутиков или заниматься еще чем-либо подобным!

— Договорились, — покладисто кивнул Шумри. — К магии это никакого отношения не имеет, но переубеждать тебя я не буду. В таком случае, я не прощаюсь с тобой. Завтра около полудня увидимся!

Махнув рукой, он повернулся и пошел обратно, туда, где в одном из своих «дворцов» ждала его Алмена. Пусть всего лишь один день и один вечер, но он будет видеть ее, разговаривать с ней… ее легкая рука взъерошит ему на прощание волосы. Конан же никогда больше, ни когда Киммериец развернулся в противоположную сторону и зашагал быстро и решительно, продираясь сквозь кусты, как раненый и ослепший от боли буйвол, ломая ветви, поднимая фонтаны брызг, скачками преодолевая ручьи.

Шумри не обманул Конана: Алмена была грустна. Вчерашний разговор и сегодняшний поспешный уход киммерийца расстроили ее. Ей казалось, что она не так говорила с ним, можно было найти иные интонации и иные слова, не наносящие раны, от которой он убегал теперь, словно зверь с волочащимся в боку копьем.

Шумри, не привыкший видеть ее растерянной и печальной, старался не попадаться ей на глаза и не нарушать ее уединения, пока она сама не вспомнит о нем. Впрочем, она вспомнила быстро. Легкая и светлая, обычная ее улыбка зажглась на губах и в глазах, когда Алмена отыскала немедийца, понуро сжавшегося в комок под высоким платаном, шелестящими листьями, похожими на матовое серебро.

— У нас с тобой остался всего один день, Шумри. Не омрачай же его грустью! Давай проведем этот день так, чтобы и сердце твое, и твой ум витали как можно больше. Пойдем! — она поманила его за собой. — Ты видел уже все мои дворцы, но ты не видел еще моего храма. Конан сказал мне, что я не похожа на жриц, которые завывают и воскуривают благовония своим богам. Да, это так — но храм у меня есть. Сегодня я покажу его тебе.

Она долго вела его, взяв, как ребенка, за руку, по видимым ей одной тропинкам в густой траве и голубом мху. Наконец они вышли на берег небольшого овального озера. Во владениях Алмены было много прекрасных озер, но это не было похоже ни на одно из виденных им прежде. Вода густо-синего цвета, ярче и глубже, чем цвет вечереющего неба, плескалась в каменных берегах, тоже синих. Подойдя ближе, Шумри понял, что дно и берега озера были из того самого камня, отшлифованные пластинки которого носила Алмена на шее. Казалось, прозрачная вода была налита в огромную чашу, которую вырезали из небесного свода небесные мастера и осторожно спустили вниз, на землю, пожалев и посочувствовав ее обитателям, живущим в убогой тьме.

— Если окунешься в его воды, — сказала Алмена, — то возьмешь все самое лучшее, что есть у воды и что есть у неба, и оставишь, растворишь в волнах все самое тяжелое, чем нагрузила тебя земля. Попробуй! Я отойду и не буду тебе мешать.

Она скрылась за деревьями, и Шумри осторожно и благоговейно вступил в живую прохладу. Сквозь прозрачную воду он видел, как его ноги, бледные и зыбкие, ступают по твердой синеве. От этого и от того, что тело в воде казалось невесомым, он чувствовал себя вознесенным высоко-высоко. Как и говорила Алмена, ничего земного — тяжкого, грязного, унылого, усталого — в нем не осталось. Хотелось забыть себя, раствориться в воде, стать ее каплей, обкатанным синим камушком на дне, солнечным бликом на поверхности…

Он очнулся от того, что Алмена, смеясь, звала его с берега. Смущенный, он вылез из воды и укутался в свое белое полотно.

— Прости, что я вытащила тебя оттуда, — сказала она. — Еще немного, и я бы не смогла тебя докричаться. Ты остался бы там насовсем. Ты все позабыл, верно?

— Да, — согласился Шумри. — Если бы не твой оклик, я остался бы там, растворился в нем окончательно.

— А между тем, тебе нужно как можно скорей возвращаться в Немедию, — свела его Алмена с небес на землю. Она сняла с шеи ожерелье из синих камней и протянула ему. — Возьми.

— Зачем это?!

— Передашь его Илоис.

— Но я не могу его взять! Это — единственное твое украшение. Оно так идет тебе, и ты его любишь!

— Если бы я его не любила, мой подарок не имел бы смысла. Что касается украшений, то со мной остается это, — она кивнула на озеро. — Наверное, оно не меньше, а больше этой вещицы.

Шумри залюбовался игрой синих камней в его пальцах. Он поднял взгляд на Алмену и поразился: казалось, ее глаза, и эти камни, и озеро — части одного прекрасного целого…

— У Конана тоже синие глаза, — пробормотал он удивленно, вспомнив лицо киммерийца. — Ты приводила его сюда?

— Нет, — покачала головой Алмена. — Ему еще рано. Ты старше Конана, оттого ты можешь видеть это, он же еще нет.

— Старше? — переспросил Шумри. — Мне всегда казалось, что мы с ним ровесники. Ах да, моя седина!..

— Седина тут ни при чем, — улыбнулась Алмена. — Я говорила сейчас о возрасте души, но не тела. Конан — буйный тринадцатилетний подросток. Тебе же — семнадцать или восемнадцать лет, а может быть, и все двадцать четыре.

Шумри не очень понял, что ока имела в виду, но объяснять Алмена не стала. Она взяла из его рук ожерелье, нагнула голову и закрепила на его шее.

— Носи его до тех пор, пока ты не встретишь ее. Эти камни нуждаются в тепле человеческого тела, они любят слушать, как бьется сердце. Они были на мне много лет, и потому в них — мой покой, моя сила. На тебе они пробудут совсем недолго, но успеют нагреться от твоей любви. Они помогут Илоис. Они спасут ее, отведут от края могилы. Но, конечно, вместе с тобой. Сами по себе, без твоей любви, они будут бессильны.

— Ты точно знаешь, что я не опоздаю? — с тревогой спросил Шумри. — Отсюда до Немедии целая вечность пути.

— Ты успеешь, я уже сказала тебе. Да, Илоис сейчас умирает. В самой смерти нет ничего плохого, напротив, очень часто это гораздо более легкая и светлая вещь, чем рождение. Но очень важно, с каким грузом уходит человек. Умирать в отчаянье, проклиная родителей, без спросу наградивших жизнью вместе с грузом ее, проклиная богов, устроивших этот мир так, а не иначе, — очень плохо. Убийца, снесший, не думая, десяток голов своим мечом, виноват перед Великим Законом Равновесия меньше, чем тот, кто хоть одну душу столкнул в темноту отчаянья.

— Это я, — тихо сказал Шумри.

Алмена положила ему на плечо свою руку и заставила поднять глаза и улыбнуться ей.

— Завтра утром ты отправишься в путь и после полудня уже дойдешь до края моей страны, где будет ждать тебя Конан. Когда вы зажжете пахучие палочки, на запах их из трясины восточных болот прилетит одно очень древнее существо. Обычно оно спит, завязнув по самый клюв в иле, но от этого аромата всегда просыпается, и кое-какие воспоминания оживают в нем. Мой старый приятель не слишком красив, но я надеюсь, вы не испугаетесь и не станете его обижать. Он поймет, что вам от него нужно, хотя сам сказать ничего не сможет. Он спустит вас на себе вниз и, если вы захотите, довезет до селения на берегу Южного Океана. Это недалеко. Селение стоит в устье той реки, по которой вы доплыли сюда. Дома в нем из песка. Оно одно на много дней пути в округе. Там вы разыщете мою сестренку. Она не похожа на меня, она странная, но ты, Шумри, обязательно ее узнаешь. И она узнает тебя — и поможет вернуться на родину.

Рано утром Шумри уходил по лесной тропинке. На поясе его висел кинжал, на спине цитра, шею ласково холодили синие камни.

Алмена провожала его до пруда, заросшего лотосами, где они так часто и подолгу говорили, выскальзывая из цепких рук вечно спешащего времени.

— Я хотел бы спросить тебя напоследок об одной вещи, — сказал Шумри. — Отчего ты взяла себе такое странное имя — Исчезающая в Свете? Разве ты исчезаешь? Напротив, ты — самое реальное и сильное из всего, что я видел.

— Не все можно объяснить словами, — отозвалась Алмена. — Если ты сам не чувствуешь, что это такое: исчезнуть, раствориться, стать искрой, крохотным бликом…

— Я чувствую! Я почувствовал это вчера, в водах твоего синего озера.

— Так отчего же ты спрашиваешь?..

Надо было поворачиваться и уходить, но немедиец медлил.

— И еще одно, Алмена… самое последнее! Как ты думаешь, когда-нибудь я увижу тебя еще?

— Конечно! — Она улыбнулась так, что отсветы ее улыбки запрыгали по окрестной листве. — Это очень простой вопрос, Шумри! Тот, кто по-настоящему хочет кого-либо увидеть, обязательно встречается с ним.

— Но где, когда?..

— Где-нибудь и когда-нибудь. Извини, что пока не могу ответить тебе точнее.