"Николай Романецкий. Убъем в себе Додолу" - читать интересную книгу автора

Кудесника.
Дежурный кивнул, проделал руками пассы, прошептал заклинание. Наука в
последнее время добилась немалых успехов, и работать с волшебным зеркалом
теперь мог чуть ли не отрок.
Когда поверхность зеркала осветилась, дежурный уступил посаднику свое
место.
На связи был Всеслав Волк, секретарь нового Кудесника. Посадник
хорошо знал Всеслава. Поздоровались, перекинулись парой ничего не значащих
любезных фраз. Потом посадник спросил:
- Всеславушка, мне уже назначено?
- Да, - кивнул секретарь. - Сегодня, в восемнадцать часов. Я как раз
собирался вам об этом сообщить. Что Дубрава?
- Плачет.
Всеслав понимающе покивал, но ничего не сказал: слов утешения в этой
ситуации не существовало. Жаль, конечно, старорусского посадника и его
жену, но закон есть закон. Придется им встречать старость без внучат. Или
решиться на второго ребенка.
Поговорили еще немного и распрощались. Зеркало медленно посерело.
Посадник уступил место дежурному и посмотрел на часы, висящие под
светильней. Чтобы успеть ко времени аудиенции, надо было отправляться
трехчасовым поездом. Время еще есть, но немного. И слава Сварожичам!
Долгие проводы - лишние слезы...
- Закажите мне купе первого класса на трехчасовой поезд.
Дежурный тут же повернулся к зеркалу. Посадник покусал губы и вышел
из зеркальной. В коридоре ждал эконом.
- Заложите коляску к двум пополудни, - распорядился посадник. - И
передайте мамкам, что Свет должен быть собран к этому же часу.
Эконом, хорошо понимающий душевное состояние хозяина, молча кивнул.
Посадник посмотрел ему вслед и отправился в комнату сына.
Свет сидел за письменным столом. Когда открылась дверь, вскочил, но,
узрев отца, снова сел, ссутулился. Посадник подошел к нему, положил ладонь
сыну на макушку. Пшеничные волосы Света, в отличие от кудряшек Дубравы,
были прямыми.
- Чем заняты, сынок?
- Рисую Змея-Горыныча.
Свет поднял голову. Карие глаза блестят, полные материны губы
подрагивают, но держится.
- Уезжаем в два часа.
Свет низко склонился над столом, заводил по рисунку карандашом. И
вдруг на бумагу упали две крупные прозрачные капли.
- Что вы, сынок? - Посадник взлохматил шевелюру сына. - Не на век же
расстанемся!
Покривил душой, но ведь не скажешь правду девятилетнему мальчишке.
Увы, сегодня сын станет отрезанным ломтем, и ничего не поделаешь - закон
есть закон... Но все еще жила в душе надежда, что вышла ошибка, что
вернутся они к ночи в Старую Руссу вдвоем.
Посадник смял десницей колючую бороду, прижал к животу голову
плачущего сына.
- Выше нос, Светушка!.. Не к лицу мужчине лить попусту слезы!
Голос звучал фальшиво-весело, но все-таки не дрожал. Посадник