"Любовь Романчук. Попроси себе вот этот мир (фантастический рассказ)" - читать интересную книгу автора

дерьмовую цивилизацию - это и значит творить наивысшее мировое зло. Он
просто смотрит глубже. Может быть, даже глубже бога.
- Все поменялось местами, - пробормотала Леся, поднимаясь. Пыль от нее
взвилась белым плотным столбом. - Все. Я не поняла, как, но это здорово. И
ничего не надо. Я умею делать это.
- Что ты несешь, подруга? - рассмеялся Паша. - Шок от падения?
Обтрушивайся скорее и двигаем. И давайте без самодеятельности, ладно?
Держимся все вместе и никуда не сворачиваем. Вот так.

* * *
Лене надоело ждать, было жарко. Валентин перестал отвечать на вопросы,
умаявшись внизу. Он примирился с мыслью, что ему придется умереть, и хотел
постепенно привыкнуть, войти в это состояние, душевно замерев и не
растравливая себя ненужной суетой и напоминаниями о верхнем мире.
Перед ним была каменная стенка, он трогал ее руками, впервые ощущая
враждебность столь родного ему до этого скального мира. Он считал себя
состоящим в родстве с ним, но мир этого родства не принял. Он был сам по
себе, холодный и неизвестный. И неизвестно что помышляющий. До него было
не докричаться, с ним невозможен был контакт. И вот этот мир поглотил его.
Он, может, реагировал на волны зла, исходящие от людей, а может, просто
питался ими, накапливая в себе концентрат или энергию зла, управляющую его
созиданием и изменением. Эта энергия выплеснулась сейчас почему-то на
него, она слепа, и он не роптал, пытаясь угаснуть тихо, без сожаления,
страха и боли. Он уже с удивлением посматривал вверх, где еще не было
мрака, а была щель в далекий неведомый мир - такая узкая, что, казалось, в
нее не просунуть даже палец. Мир исчезал постепенно, мутнея в Валиных
застывающих глазах. Он распадался на куски, частицы, волны; уплывал,
растекался, возвращаясь к тому первобытному исконному состоянию хаоса,
которое кому-то вздумалось однажды возмутить.
Валентин впервые понимал его, понимал, что так надо. Он стал мудр. Или
внушал себе это.
Но Лена, Лена не понимала, в чем дело. Умереть, по ее подсчетам, было еще
рано, и, чтобы оживить Валентина, она иногда зачерпывала из приносимого
Жорой ведра огромную кружку ледяной воды и выливала вниз. Вначале в ответ
на эту акцию снизу доносился слабый стон (а может, это был просто шум
падения воды), потом смолкло и это.
Жора упорно не хотел спуститься вниз проверить, жив ли еще Валентин. Он
прикрывался данным ему заданием, а сама Лена не решалась. Она никогда еще
не сидела в трещине и, потом, боялась, что из-за своей толщины просто
застрянет в ней - так же, как и нога Валентина. От скуки она начала
обследовать края трещины и обнаружила, что она совсем недлинная. Куст
можжевельника метил один ее конец, а другой уходил под скалу. Ей стало
интересно, выходит ли трещина с другой стороны столба, она обошла скалу,
внимательно глядя себе под ноги, затем изучила подножие соседнего
исполина.
- Жорка, - позвала тихо, - гляди, какая пещера. Может, из нее есть проход
к трещине? А? Под землей.
Никто не отозвался. Верещали цикады, распрыгавшиеся под солнцем;
неподвижно, обречено торчали на склоне засыхающие стебли трав; стыло висло
в воздухе особое горное безмолвие. Скалы плыли, подрагивали в знойном