"Екатерина Вторая. Мемуары " - читать интересную книгу автора

еще более - его приближенными. Вступив на русский престол, императрица
Елисавета послала в Голштинию камергера Корфа[ix], вызвать племянника,
которого принц-правитель и отправил немедленно, в сопровождении
обер-гофмаршала Брюммера, обер-камергера Бергхольца и камергера Дукера,
приходившегося племянником первому.
Велика была радость императрицы по случаю его прибытия. Немного спустя
она отправилась на коронацию в Москву. Она решила объявить этого принца
своим наследником. Но прежде всего он должен был перейти в православную
веру. Враги обер-гофмаршала Брюммера, а именно - великий канцлер граф
Бестужев[x] и покойный граф Никита Панин[xi], который долго был русским
посланником в Швеции, утверждали, что имели в своих руках убедительные
доказательства, будто Брюммер с тех пор, как увидел, что императрица решила
объявить своего племянника предполагаемым наследником престола, приложил
столько же старания испортить ум и сердце своего воспитанника, сколько
заботился раньше сделать его достойным шведской короны. Но я всегда
сомневалась в этой гнусности и думала, что воспитание Петра III оказалось
неудачным по стечению несчастных обстоятельств. Передам, что я видела и
слышала, и это разъяснит многое.
Я увидела Петра III в первый раз, когда ему было одиннадцать лет, в
Эйтине, у его опекуна, принца-епископа Любекского. Через несколько месяцев
после кончины герцога Карла-Фридриха, его отца, принц-епископ собрал у себя
в Эйтине в 1739 году всю семью, чтобы ввести в нее своего питомца. Моя
бабушка, мать принца-епископа, и моя мать[xii], сестра того же принца,
приехали туда из Гамбурга со мною. Мне было тогда десять лет. Тут были еще
принц Август[xiii] и принцесса Анна[xiv], брат и сестра принца-опекуна и
правителя Голштинии. Тогда-то я и слышала от этой собравшейся вместе семьи,
что молодой герцог наклонен к пьянству и что его приближенные с трудом
препятствовали ему напиваться за столом, что он был упрям и вспыльчив, что
он не любил окружающих, и особенно Брюммера, что, впрочем, он выказывал
живость, но был слабого и хилого сложения.
Действительно, цвет лица у него был бледен и он казался тощим и слабого
телосложения. Приближенные хотели выставить этого ребенка взрослым и с этой
целью стесняли и держали его в принуждении, которое должно было вселить в
нем фальшь, начиная с манеры держаться и кончая характером.
Как только прибыл в Россию голштинский двор, за ним последовало и
шведское посольство, которое прибыло, чтобы просить у императрицы ее
племянника для наследования шведского престола. Но Елисавета, уже объявившая
свои намерения, как выше сказано, в предварительных статьях мира в Або,
ответила шведскому сейму, что она объявила своего племянника наследником
русского престола и что она держалась предварительных статей мира в Або,
который назначал Швеции предполагаемым наследником короны принца-правителя
Голштинии. (Этот принц имел брата[xv], с которым императрица Елисавета была
помолвлена после смерти Петра I. Этот брак не состоялся, потому что принц
умер от оспы через несколько недель после обручения; императрица Елисавета
сохранила о нем очень трогательное воспоминание и давала тому доказательства
всей семье этого принца.)
Итак, Петр III был объявлен наследником Елисаветы и Русским Великим
Князем, вслед за исповеданием своей веры по обряду православной церкви; в
наставники ему дали Симеона Теодорского[xvi], ставшего потом Архиепископом
Псковским. Этот принц был крещен и воспитан по лютеранскому обряду, самому