"Андрей Владимирович Романов. Военный дневник " - читать интересную книгу автора

земле русской, я не заключу мира". Эти слова были покрыты таким "ура",
которого никто никогда не слышал. В этом несмолкаемом звуке как будто звучал
ответ Создателю на Его призыв стать всем на защиту Родины, Царя и попранных
прав нашей великой Родины.
Из Николаевского зала Государь прошел на балкон, выходящий на
Александровскую площадь. Вся она была заполнена сплошь народом - от дворца
вплоть до зданий штабов. При появлении Государя все [в]стали на колени. В
эти короткие минуты Россия переродилась. Самосознание воскресло у всех,
чувство долга стало на первое место, и вся мобилизация прошла при таком
блестящем порядке, которого никто не ожидал. Военный министр В. А.
Сухомлинов[1] мне сам говорил, что мобилизация прошла при удивительных
условиях. Все шло с такой аккуратностью. Ни одной задержки. Наплыв запасных
у воинских нач[альников] превышал предполагаемую норму. Число охотников
росло с каждым днем. Железные дороги работали выше всякой похвалы.
Ни одного пьяного. Все трезвые.
Грустно мне было видеть, как все товарищи уходили на войну. Проводил я
5[-ю] бат[арею], проводил и 6-ю, все ушли, и остался я один дома. 16 лет
пробыл я в строю. Сколько усилий потратил над своими батареями и как
фатально ушел из строя в феврале этого года[2]. Если б можно было предвидеть
события! Но что же оставалось делать? Идти в строй, но куда? В своих
батареях все вакансии заняты. Идти в чужую часть, где никого не знаешь,
невозможно. Решил ждать. Проситься в какой-нибудь штаб и сидеть там без дела
как-то глупо.
Но время шло. Прошел уже второй месяц войны, и стало невмоготу. Как ни
тяжело было проситься в штаб, а не в строй, я все [же] решился и написал
Кириллу[3], который находился в Ставке Верховного главнок[омандующего].
Предварительно я просился у Ники[4], который меня благословил на это.
23 сен[тября]
Я получил от Николаши[5] телеграмму: "Тебе Высочайше разрешено состоять
в распоряжении генерала Рузского[6], можешь выехать, как только будешь
готов, предварительно заезжай ко мне. Николаша".
Сборы были недолги. Заехал с мамa[7] на могилу папa[8], были у
Спасителя. Простился с т[етей] Minny[9], с Ники и Аликс[10], получил в
благословение образки. Мамa меня благословила крестиком.
28 сент[ября] из Петрограда я заехал в Царское Село[11] к мамa.
Позавтракал с ней и в 1 ч. 38 м. с Александровской ст[анции] отбыл на войну.
Со мной поехали Кубе[12], мой камерд[инер] Бондаренко и казак Кубе Дмитрий.
Лошади и мотор были высланы вперед.
29 сен[тября] в 10 ч. 20 м. утра я приехал в Вильно и встретил на
вокзале ген[ерала] Ермолинского[13]. Узнав о моем приезде, он приехал
сообщить, что в Вильне, в Витебской общ[ине], лежит тяжело раненный Олег
Кон[стантинович][14], привезенный вчера вечером с передовых позиций у
Вроцлава. Я сейчас же сел в мотор с ним, и мы поехали в лазарет. Игорь[15]
был там. Он привез брата. Лучшие хирурги были налицо - проф[ессор] Цейге
ф[он] Мантейфель[16], Оппель[17], Мартынов[18].
Я долго с ними говорил. Они как будто питали надежду его спасти, но
рана была ужасна, потеря крови значительна, что вызвало ослабление всего
организма. Я хотел зайти к Олегу, но он спал. Я повез Игоря к себе
позавтракать и в 2 [ч.] снова поехал в лазарет.
Олег проснулся. Я зашел к нему. Он сейчас же сказал: "Как я рад тебя