"Владислав Романов. Мне больно, и я люблю " - читать интересную книгу автораДаже мы знаем о нём мало, но по отзывам - он смел, отважен, а главное -
отличный шофер, что, естественно, может пригодиться. Зовут Павел Волков. Мы его проинструктировали, завтра встретитесь, обсудите всё по дороге. Он будет ждать тебя на "форде" СУ 19-91 на улице Советской, у Дома пионеров, это рядом с твоим общежитием. Запомнил? Левушкин кивнул. - Та-ак, что ещё?.. - Дружинин снова расчесал усы, а потом височки. - Да, у бандитов везде свои люди. Поэтому особенно не светись, поменьше движений и любопытства, побольше глупости на лице. Поухаживай за вдовушкой, не глазей по сторонам, помни: от этого зависит твоя жизнь. Всё предсказать невозможно, будь начеку. Старшим назначается Семенцрв, но решения принимайте сообща, спокойно, Семенцов вам поможет. Под пули сам не лезь, действуй с умом! - Дружинин подул на гребеночку, подмигнул, обнял Мотю. Такая теплота опытного сыщика растрогала Левушкина до слез. Ему уже представилось, как в самой Москве председатель ЦИКа товарищ Калинин вручает ему боевой орден Красного Знамени. Эта мысль такой сладкой теплотой отозвалась в душе, что Мотя даже заулыбался. Спал он плохо, ему снилась перестрелка. Он стрелял в бандитов, но всё время промахивался, а страшный бандит со шрамами на лице, каким Мотя представлял себе Ковенчука, хохотал ему в лицо. Мотя стрелял снова и снова, но пули, как заговоренные, летели мимо - Дуло-то кривое, дура! - вдруг крикнул Ковенчук, и Мотя, взглянув на свой наган, похолодел от ужаса: дуло действительно было кривое. "Как же пули-то вылетают?" - успел лишь подумать он и тотчас ощутил холодный удар в сердце. То был меткий выстрел Степана Ковенчука. быть, не хочу!" - заорал он и проснулся. Федя Долгих сидел рядом на койке и, выпучив глаза, в ужасе смотрел на Мотю. - Ты что?! - пробормотал Федя. - Что?! - не понял Мотя. - Ты чего орешь?.. - спросил Федя. - А который час?.. - выпалил Мотя. - Да полтретьего, - проворчал Федя. - Нельзя же так... - А чего я орал? - спросил Мотя. - Да не разобрал я, - пожал плечами Федя. - Давай спать!.. И Федя снова заснул. А Мотя ещё долго смотрел в ночное окно и думал о Тасе. "Надо всё-таки жениться, - вдруг подумал он, - если она так меня любит. Я в общем-то тоже её люблю, что уж поделаешь. Она хорошая. А то убьют и даже не узнаешь, что это за оказия такая: жена. Анфиска уж больно грозная, ещё бить будет..." Утром Мотя умылся, привычно сунув спину под струю ледяной воды, до красноты растерся полотенцем и, напевая про конников Буденного, стал одеваться. Федя был мерзляк, холодной воды боялся до ужаса и, наскоро умывшись, уже наводил в кружке чай, резал хлеб. Пригласил и Мотю к столу, но Левушкин спешил зайти к Таисье Федотовне, поэтому, быстро распрощавшись, ушел Тася ждала его. На столе лежал сверток с едой, который она приготовила ему в дорогу (Мотя говорил ей, что едет от угрозыска помогать селу, намекнув, что есть и серьезное поручение). Мотя, поборов внезапное смущение, |
|
|