"Жюль Ромэн. Силы Парижа " - читать интересную книгу автора

В ней свет, тишина и ожидание. Лучи желтые, как в бедной столовой; они
не пытаются создать группу с помощью яркого света, отнимающего у душ их
мглистый полумрак. Уже установилось мягкое равновесие, и лучи грозили бы
нарушить его, забирая его в свои руки.
Контора погружена в меланхолию и в полусон. Она чувствует себя полной
укрывшихся в ней вещей. Волнение города замело в нее сердца, легкие,
съежившиеся, сероватые: шарики пыли под мебелью.
Контора есть лишь место отправления в короткие путешествия в качающихся
и грохочущих колымагах. Она привал и место свиданий. Присевшая в уголку
женщина ожидает прихода друга; а напротив - мужчина ждет женщину.
Вся контора ожидает, не произнося ни слова. Вся ее душа предвосхищает
будущее. Вся ее душа - груз, который давит на стрелку часов, чтобы минуты,
назло ей, не тянулись бесконечно. Контора дремлет, улегшись ничком на
времени, как на ковре, на котором она разглядывает мельчайшие цветочки,
считает один за другим волоски, - эти жесткие волоски, щекочущие и
раздражающие ее.
Ей жарко. Ее томительное ожидание испытывает потребность немного
вспотеть. Печка отягчает воздух. Те, что попадают сюда, мечтают не двигаться
дальше, отказаться от всего и размякнуть здесь. Хорошо, если бы каждая
скамейка превратилась мало-помалу в постель, и заперли бы двери на улицу.
У конторы нет ни центра, ни естественных движений; она лишь
вздрагивает, когда контролер объявляет о прибытии омнибуса. Но, вздрогнув,
она жалеет об этом и продолжает ожидать.

Очередь у омнибуса

Сначала это только линия тел, вытянувшаяся у края тротуара и столь же
узенькая, как этот край. Все лица обращены к мостовой. Она ожидает с
беспокойством. Но ее желание не всецело поглощает ее. Душа ее остается еще в
достаточной степени свободной, чтобы мечтать. Это ряд смутных мыслей, в
которых есть безропотность, оцепенение, некоторое презрение к слишком
энергичной деятельности, вздох об окончательном, настоящем покое, более
глубокое и более сосредоточенное сознание улицы, чем у толпы, находящейся в
движении.
Омнибус подъезжает. Очередь в беспорядке спускается на мостовую, как
срываемое ветром с кольев полотно палатки. Она скучивается и принимает форму
фасолины. Ее вогнутость плотно приливает к задней части омнибуса и образует
как бы банку. Внутренние движения видоизменяют эту кучку людей; прежде чем
кондуктор вымолвил слово, она начинает организовываться соответственно
гармонии чисел, которыми потрясают ее руки. У ее души есть несколько поясов,
радостнее всего она у середины вогнутости; дальше, направо и налево, ее
уверенность уменьшается и переходит, наконец, в уныние и раздраженность.
"Какой номер?"
Группа что-то бормочет. Человек выбирает несколько наугад цифру и
начинает выкликать.
Группа сжимается, растет вверх, конвульсивно вздрагивает. Она хотела бы
войти вся целиком в омнибус; она знает, однако, что она примет в нем другую
форму и переменит душу.
Она уменьшается и, соответственно этому, опечаливается. О! Она не
оплакивает части, отделяемые ею. Напротив, она боится продолжать свое