"Жюль Ромэн. Силы Парижа " - читать интересную книгу автора

оконечности тычинок, площадь Тринитэ поистине является только венчиком
цветка.
Теплая и гибкая, она наслаждается тогда своим существованием. Тогда ей
хочется, чтобы посреди нее, между колесами и телами, находился немного
запрокинутый бюст, ноги в водоеме света, из которого поднимается
электрический фонарь, - ей хочется, чтобы посреди нее стояла девушка,
которая пела бы.

Площадь Этуаль

Она круглится на вершине холма. Подъезжая к ней, вереница экипажей
раскалывается, как полено под ударом топора. Экипажи раздаются направо и
налево, затем движутся по дуговым линиям. Рельсы изгибаются вокруг мостовой;
замедлившие ход трамвая со скрипом описывают полукруг.
Перед каждой выходящей на площадь улицей есть треугольник мостовой,
который остается белым, сухим, тусклым. Другие части площади блестят под
быстро мчащимися экипажами; другие - все другие - приклеиваются к колесам и
описывают вместе с ними полукруг.
Площадь не знает, где центр города. Она сама центр; она ось огромного
кругового движения. Тела вращаются даже у подножия Триумфальной Арки -
медленные, отягченные тенью Арки.
Вращение площади столь мощно, что вовлекает в себя часть косного
города. Тильзитская улица, Пресбургская улица вращаются, подобно площади, и
желание вращаться облегчает стоящие вдалеке дома.
На площадке Арки есть люди. Она слишком длинна и слишком широка, чтобы
эти маленькие человеческие фигурки могли увидеть весь Париж с одного
какого-нибудь пункта.
И вот, чтобы увидеть Париж, они подходят к самому краю площадки и,
двигаясь вдоль балюстрады, вращаются.

Площадь Бастилии

Когда в небе парят облака, солнце не может охватить ее из одного
просвета. Чтобы овладеть ею целиком, ему нужно передвигаться. Площадь очень
высока, потому что вздымает над крышами города металлическую колонну. Ни
одна улица не в силах пересечь ее или продлиться в ней заметным течением;
при первом же соприкосновении с нею все они растворяются в ее единстве.
Только каналу удается уцелеть. Но он прокладывается к ней под землей и, лишь
миновавши ее, вырывается из тоннеля. Тогда кажется, что он вытекает на нее,
как из ледника, и является лишь последнею формой ее могущества, формой
мирной и голубоглазой. Дома здесь не составляют части площади. Они не служат
твердою и неподвижной раковиной, замыкающею ее оживление. Скорее, они как
будто обступили ее. присланы к ней. Каждый из них обращен к ней фасадом.
Чувствуется, что сзади на него напирают сотни других домов, и от стены к
стене передается нечто, с чем площадь должна ознакомиться.
Так рабочие предместья, деловые кварталы и те, что дремлют подле реки,
вместе тянут к ней все, что есть самого тяжелого в их душе.
Этот наплыв не приводит ее в замешательство. Она умеет создать из него
порядок.
Движения выходят из каждой улицы в форме тростников, изгибаются,