"Жюль Ромэн. Силы Парижа " - читать интересную книгу автора

скрещивают дуги своих стеблей, слегка задевают колонну и исчезают в
какой-нибудь противоположной улице. Некоторые еще больше приближаются к
колонне, теснее охватывают ее, облегают ее основание, как широкий воротник.
Метрополитен и Венсенский вокзал бросают на площадь теснившуюся в
вагонах толпу, которая растекается, утомленная порядком, растрепывается,
перепутывается, разбрасывает свои направления и снова случайно сцепляет их.
Площадь старается расплавить эту сумятицу в своем оживлении.
Она плохо сознает все это множество ритмов. Донее достигает лишь
растерянность людей на огромном пространстве мостовой. Она смутно чувствует,
что существует гармония, и что она наслаждалась бы ею, если бы могла хоть
немного подняться над собою и охватить взглядом биение своей собственной
жизни.
Ее желание давит ее, сотрясает, вздымает, подобно фонтану, бронзовой
колонной. Она расцветает там вверху, на дрожащей площадке, маленькой
группой, сознанием среди ветра.
Она нагибается над перилами, находит себя большой, разнообразной,
сложной. Но она видит Париж, она видит только Париж, и она забывает кишащий
внизу муравейник. Она видит все улицы, все трубы. Она - сознание Парижа.

Площадь Вож

Она другого рода, чем остальные. Площади обыкновенно - неустойчивые
существа с расплывчатыми контурами.
Единство их треплется на ветру над телами, как деревцо над лужайкой; их
равновесие - вихрь, обладающий устойчивым характером. Нет никакой перепонки,
отделяющей их от остального мира. Можно найти пункты, где они существуют
наиболее напряженно, пункты, где они существуют слабо; а за пределами их -
целую вселенную, где они вовсе не существуют. Но в промежутке руки будут
ощущать лишь шелковистую непрерывность.
Площадь Вож имеет границы; она уравновешена. Она составлена из
четыреугольной массы и своего рода канала, который прорывает по ее краю
улица Фран-Буржуа: вздувшийся поток, по которому стремительно несутся люди и
экипажи. Но быстрота этого потока не мешает медлительному существованию
площади; она лениво прозябает, вися, как тяжелый апельсин, над этой
сутолокой и извлекая из нее понемножку тела, которые ей нужны: женщин,
детей; каждое из этих тел она удерживает в течение нескольких часов, чтобы
успеть подчинить их своему единству; она не довольствуется их поверхностным
приспособлением, потому что хочет существовать не согласованностью
телодвижений, но сплетением внутренних судеб. Она удерживает их достаточно
долго, чтобы их уход не возмутил ее светлого покоя. Ей любо быть бассейном,
воды которого обновляются так, что ни малейшее волнение не выдает усилия.
Она составляет одно неподвижное целое с решетками, скамейками,
деревьями. У нее налицо все, что может сделать толпу неподвижной. На этой
площади люди испытывают побуждение, потребность сесть и уподобиться листьям,
которые чуть шевелятся, но не отрываются от веток. Дети бегают по песку; но
описываемые ими линии заворачиваются, завиваются одна вокруг другой,
сплетаются в узел, образуют легкую и прозрачную паутину. Струи фонтанов
взлетают, привлекают взоры молодых женщин, размягчают их и падают вместе с
ними в скупые раковины, чтобы отдать площади грезы, пытавшиеся оторваться от
нее.